— У нас немного другие планы. Да и мой муж хорошо зарабатывает, а я буду работать над нашим семейным очагом.
Я освобождают свои руки и обнимаю Тимура, продолжая улыбаться. Дед усмехается моему жесту, но одобрительно кивает. Неужели он это специально говорит, чтобы посмотреть на нашу реакцию? Если это так, то я совсем его не знаю. Точнее только его добрую сторону…
— Берегите друг друга, — уже без ухмылки добавляет Генрих Илларионович. — То что вы смогли пронести из самого детства, дорогого стоит. Это самые сильные чувства, ведь вы видели друг друга со всех сторон. Ваши родители были бы рады за вас. Сегодня ваш праздник, так что не позволяйте испортить себе настроение, а я пойду пока пообщаюсь с гостями.
Дед уходит, а мне становится грустно. Он говорит о родителях, а для меня эта тема сейчас очень болезненная. Я вновь оглядываю гостей, но отца так и не вижу.
— Не переживай, он приедет, — говорит Тимур, будто читает мои мысли.
— Откуда ты знаешь? Звонил? — спрашиваю забыв обо всем.
— Нет, но он не такой плохой, как ты думаешь. По городу пробки сейчас, — он встает на защиту моего отца, и мне хочется крикнуть ему в лицо: "ты совершенно его не знаешь", но я лишь смотрю в его глаза и отвечаю:
— Хотя бы отмазку не из детского сада придумал, — я мотаю головой. — Ты совсем не знаешь моего отца.
Я разворачиваюсь и сбегаю в дамскую комнату. Чувствую, что мне просто необходимо хоть немного побыть одной. Весь этот цирк изрядно поднадоел, да и хочется тишины и покоя, а вместо этого я получаю нервотрепку и фальшивые улыбки.
Пробегая мимо гостей, то и дело приходится останавливаться и принимать поздравления, отвечать на кучу вопросов о будущем и детях. От гостей и их напора буквально бросает в дрожь, но я продолжаю улыбаться. Заворачиваю за угол и захожу в туалет, открываю воду с холодной водой, брызгаю на щеки и смотрю на свое отражение в зеркале. Становится легче, но внутри все равно болит. Я ненавижу врать, это против моих принципов, но из-за Байрамова мне приходится держаться.
Черт, если бы не он, я бы спокойно училась и жила за границей. Осматриваю свое покрасневшее лицо в зеркале и хочу его разбить. Хочу, чтобы оно стало таким же, как и мое сердце: разбитым на тысячи осколков. Будучи девушкой, я мечтала, что буду действительно счастлива с Байрамовым, но жизнь распорядилась иначе. Да я, его жена… Но без любви… А с сильной ненавистью…
Я закрываю воду, промокаю салфетками лицо и выбрасываю их в урну. В глазах яростный блеск, который все воспринимают за страсть к мужу. Как они могут верить в этот фарс? Мне кажется на наших лицах все написано черным по белому?
Между нами нет любви.
Я выхожу из дамской комнаты и не хочу идти обратно, но ноги сами несут меня в зал. По пути я думаю о том, что единственный дорогой мне человек забыл о моем существовании. Забыл, что сегодня его дочь выходит замуж. Я настолько погружаюсь в себя, что не сразу слышу голос Тимура, а когда слышу, мои глаза расширяются от удивления, потому что он совсем недоброжелательно шипит.
— Ну и почему я не вижу тебя здесь? Неужто приглашение затерялось?
Глава 21
Тимур
— Ну и почему я не вижу тебя здесь? Неужто приглашение затерялось? — я слышу, как Дмитрий тяжело дышит в трубку.
— А ты не много, щенок, на себя берешь? — я ожидал, что все будет непросто, но чтобы с порога в оскорбления — не ждал.
— Не много, — во мне закипает злость. — Всего лишь хочу, чтобы моя жена улыбалась на собственной свадьбе, а не слезы глотала, потому что ее папаша решил отсидеться с молодой женой.
Сейчас, как никогда прежде, хочется впечатать кулак в его наглую, хамскую рожу. Давно руки чешутся при виде его, но сегодня это желание берет верх над вежливостью и необходимостью держать лицо.
— Я не приду, — коротко бросает он и отключается.
Я растерянно смотрю на экран и вначале даже не могу понять: он трубку бросил, что ли? Я всего ожидал, что он откажется воспринимать меня, как мужа его дочери, что во всеуслышание скажет: ты мне никто, но отказаться приходить на свадьбу к единственной дочери? Зная, что у нее больше никого нет? Зная, что она потеряла мать и единственные, кто ее поддерживает — подруги, да и те… неизвестно где.
Соня, конечно, не подарок, далеко не подарок, но она его единственная дочь. Даже дед, и тот приехал, чтобы Соню поддержать, а тут… я до сих пор не могу поверить, что это правда. Меня поражает хладнокровность, с которой Довлатов отказывается. Я даже решаю, что ему лучше и вправду не приезжать, но вспоминаю потерянное лицо Сони, сжимаю телефон в кулаке и снова набираю его номер. Не дожидаюсь, пока он что-то скажет, бросаю в трубку:
— Я даю тебе полчаса, папочка. Ладно, час. Час на то, чтобы ты собрался и притащил свою задницу сюда вместе с Мариночкой. Через час все ведущие СМИ получат информацию с заголовками: Депутат Довлатов, баллотирующийся на пост мэра города, не удосужился прийти на свадьбу дочери. Что же будет с городом, если даже дочь ему не важна? Нравятся заголовки? Я уничтожу твою карьеру, Дмитрий.
Мужчина по ту сторону провода тяжело дышит и сопит в трубку. Я жду его ответа, хотя и так знаю, что он согласится. Примет правильное решение и таки придет на праздник к дочери.
— Ты решил мне угрожать?
— Нет, — спокойно отвечаю. — Я хочу, чтобы Соня была счастлива. И если цена ее счастья — твоя слизняковая физиономия, что ж, так тому и быть. Я даю тебе час, Дмитрий. Ты придешь, поздравишь дочь и не дай бог тебе сказать что-то, что ее расстроит. К журналистам попадет еще кое-что интересное. Помнишь события пятилетней давности?
— Да как ты…
Я отключаюсь и улыбаюсь. Конечно же он помнит. Не может не помнить. Не может не знать, о чем я. Я закидываю телефон в карман и иду искать Соню. Понимаю, что она ушла уже давно, а поэтому…
Она стоит у окна. Я поворачиваюсь и случайно замечаю ее потерянный взгляд и поникшие плечи. Я все еще надеюсь, что она ничего не слышала. Не хочу, чтобы она вдруг выстроила розовые замки и подумала, что я женился по большой и светлой любви.
— Давно тут стоишь? — я подхожу к ней ближе, но она никак не реагирует на мои слова.
Снова она показывает свой характер. Я всю свадьбу ей организовал, сделал все так, как она хотела. Я же не виноват, что ее отец не приехал. Да даже здесь я сделал все, что мог. Уверен, что он приедет, но ей говорить пока об этом не хочу. Пусть думает, что он приехал сам.
— Соня! — я говорю громче, но она продолжает молчать и смотреть в окно.
Моего терпения не хватает на такие выходки. Я разворачиваю ее к себе и смотрю в ее красивые голубые глаза. Она не плачет, не истерит, не нервничает, просто смотрит впереди себя, будто ничего не видя вокруг.
— Он не приедет?
