Она говорит это так безжизненно и безэмоционально. Даже скорее не спрашивает, а констатирует факт, но я все равно отвечаю.
— Приедет. В пробке стоят. Я же говорил, — я пожимаю плечами и хочу верить, что она не полезет проверять наличие пробок.
Я хочу немного расшевелить ее, кладу руки ей на талию и притягиваю к себе. Где там репортеры? Вот вам кадр. Невеста и жених сбежали из празднования, чтобы побыть наедине. Соня не сопротивляется, лишь поднимает голову и удивленно смотрит на меня своими бездонными голубыми глазами. Вместе с этим я чувствую, как часто-часто бьется ее сердце. В такт моему.
Черт…
Она точно ведьма…
Моя принцесса.
Медленно, пока она не опомнилась, наклоняюсь к ее губам и целую, неторопливо, давая ей возможность передумать и оттолкнуть, но она неожиданно отвечает. Целует меня. Приоткрывает свои нежные губы и проводит ими по моим. Черт. По телу пробегает знакомое напряжение, а в голове внезапно затуманивается. Я впервые не хочу думать о том, что будет завтра.
Наш поцелуй длится всего несколько секунд, но мне хватает этого, чтобы захотеть этой искренности всегда. Захотеть отдачи с ее стороны, ответа, искреннего, а не на камеру. Я слышу пару щелчков, а после четкий и довольно болезненный удар в грудь.
Открываю глаза и удивленно смотрю на Соню, которая буравит меня злым взглядом:
— У тебя чуйка, что ли? — горько говорит она. — Ни секунды не упустишь сделать красиво на камеру.
Я непонимающе смотрю на нее, после чего оглядываюсь и салютую журналисту, который, кажется, испоганил самый лучший момент нашей семейной жизни. Хотя… вполне вероятно, он его спас. Пусть лучше она думает, что я сделала это из-за него, чем заранее напридумывает то, чего нет.
Глава 22
— Мы не можем их выдворить, — сухо комментирует Тимур, разрывая поцелуй.
Я проглатываю комок обиды и выглядываю из-за широкой спины Тимура. Сил смотреть на то, как он из кожи вон лезет, чтобы всем угодить, нет.
— Ну прямо по пятам ходите, — широко улыбаюсь журналистам, которые с радостью щелкают камерами.
Я разворачиваюсь и иду в зал, хочу что-нибудь съесть, потому что головная боль прошла, но ей на смену пришел дикий голод. Буквально выдавливая из себя улыбку, прохожу мимо гостей и сажусь на стул. На столе разложено множество блюд, горячее мясо, блинчики, все, как я люблю. Во рту тут же образуется комок слюны, так что я беру в руки вилку и накладываю полную тарелку. Даже по сторонам осматриваюсь в поисках журналистов. А что? Пусть запечатлят здоровый аппетит невесты.
— Проголодалась? — Тимур присаживается рядом и кладет свою ладонь на мою коленку.
Хочется спихнуть его руку и вцепиться зубами ему в глотку, но вместо этого я улыбаюсь и смотрю влюбленными глазами на своего мужа. В итоге, все же, не сдерживаюсь, наклоняюсь ближе к уху и тихонько шепчу:
— Можно я нормально поем? Хватит играть на публику. Надоело! — резко говорю я и немного отстраняюсь.
Жду, когда он уберет руку, но Тимур и не собирается. Поглаживает мою коленку и с радостью наблюдает за тем, как я ем. Я накалена до предела, не знаю, где отец, о чем именно с ним говорил Тимур и приедет ли он, но…
Черт, я испугалась! Услышала, как Тимур разговаривает с ним и отошла. Такое со мной впервые. Я боялась услышать обидные слова отца. Боялась, что он скажет, что я ему не нужна, что он не хочет меня видеть. Я знаю, что будет больно, если отца, все же не будет, поэтому я стараюсь взять себя в руки и довериться Тимуру. Если он сказал, что отец приедет, значит, так оно и будет.
Я стараюсь отвлечься на еду, абстрагироваться от происходящего, но ладонь Тимура, покоящаяся на моем колене, не дает мне покоя. Сбросить ее при всех я не могу, а самостоятельно Тимур убирать ее не собирается. Я не понимаю себя. С одной стороны я хочу его ударить, расцарапать ему лицо и просто наорать на него, а с другой, когда он рядом, мне совершенно не хочется, чтобы он уходил. Правда, это желание возникает только тогда, когда Тимур молчит. Стоит ему открыть рот, как мне тут же хочется пнуть его чем-то тяжелым.
Пока мы сидим за столом, организатор проводит какие-то конкурсы, задействует гостей и развлекает всех присутствующих. Я обвожу взглядом зал и натыкаюсь на Генриха Илларионовича, который пристально смотрит на нас. Он салютует бокалом, и я делаю то же самое, улыбаюсь, поворачиваю голову и вижу отца. Он стоит на входе вместе с беременной Мариночкой, поддерживающей свой живот.
Отец одет в черный костюм и галстук в тон, а на Мариночке в белое длинное платье. Они выглядят, как настоящие молодожены. Прямо, как мы с Тимуром.
— Дыши и улыбайся, — слышу голос мужа, как сквозь толщу воды.
Механически растягиваю губы и медленно встаю, чтобы выйти отцу и его новой пассии навстречу.
— Прости что опоздали, дочка, — безэмоциональным тоном произносит отец.
— Да, прости, Соня, — звонко говорит Мариночка. — Пробки на улицах, да и я себя плохо чувствовала. Твой братик так толкается.
Я еще шире растягиваю губы в улыбке и что-то даже бормочу, правда, совсем не понимаю, что именно. Отец никогда не хотел второго ребенка. Я упрашивала, говорила, что хочу братика или сестричку, но отец наотрез отказывался, да и мама… на глаза наворачиваются слезы, потому что в воспоминаниях тут же возникает слезная мольба матери:
“— Дима, я хочу ребенка.”
— Спасибо, что пришли, — говорит Тимур и прижимает меня ближе. — Рад видеть вас… обоих.
Его руки напряжены, Тимур крепко сжимает мою талию и улыбается, кажется, шире меня.
— Это вам, — отец протягивает Тимуру конверт и добавляет: — здесь ваша квартира, я не могу отпустить свою дочь в неизвестность.
Тимур лишь кивает, оставаясь совершенно спокойным для окружающих, но только не для меня. Его пальцы больно впиваются в мои ребра, вынуждая меня стиснуть зубы.
— Спасибо, — говорит Тимур. — Оставим квартиру детям.
Тимур намеренно делает акцент на детях, а я не могу поверить в то, что слышу от отца. Квартира? В подарок? Я вспоминаю, как он выгнал меня из дома ни с чем, как отказался от меня и, будь его воля, избавился бы и упек в монастырь. А сейчас вот… квартира. Я, конечно, злюсь и многого не понимаю, но откладываю эти эмоции. В конце концов он мой отец, и я рада, что он рядом. Что он не забыл, что приехал.
— Мама была бы рада, — скупо говорю я и с удовольствием смотрю на побагровевшее лицо Мариночки.
Да, дорогая, мать всегда будет тем связывающим звеном между мной и отцом.
Я с ужасом понимаю, что мне не хватает матери. Ее всегда не хватало, но сейчас недостаток ощущается особенно сильно. Я хочу кричать, плакать, но сдерживаюсь, потому что не могу себе позволить показывать эмоции. Я хочу вернуть маму, вернуться в прошлое и обнять родителей, потому что тогда мы были счастливы. Отец любил меня, а я… я верила, что у меня есть семья.
