— Вы идите первыми, мы следом.
Я иду рядом с Тимуром и с каждым шагом мне становится все сильнее не по себе. Открываю калитку и захожу во двор.
— А помнишь, как я тебя тайком забирал с заднего входа, а ты через окно ко мне спускалась, — Тимур шепчет мне на ухо и вместо того, чтобы прокручивать реакцию отца и Марины, я вспоминаю прошлое.
— Это наверно смешно смотрелось. И нелепо, как девица вылезает из окна на шпильках. Я тогда хотела тебе понравится и наряжалась. Вот глупой была, — я осекаюсь, потому что чувствую, как рука Тима напрягается.
— Не зря. Ты единственная, кто был рядом со мной всегда. И в моем сердце.
Я игнорирую его слова, они меня волнуют, но я именно сейчас не хочу их слышать. И даже не то, что сегодня… Вообще не хочу.
Я не знаю, что с этим делать…
Чтобы не отвечать, стучу сразу в дверь и жду когда ее откроет отец.
— С ним? — только открывается дверь, отец не говорит “привет”, “как дела, дочка”, “все ли у тебя хорошо?”. Сразу же спрашивает о Тимуре.
— Да. А что? Думал будет по-другому когда-нибудь?
Я играю на его нервах, и мне нравится. Вижу, как он плотно сжимает зубы, но молчит.
— Нет, так и знал, что твоя участь только быть под Байрамовым. На большее, увы, не годишься. Даже жалею, что разрешил матери тебя взять из детдома.
— Знаешь, что Довлатов, — голос Тимура тихий, но рычащий. Будто хищник выходит на охоту и одно неловкое действие, как он накинется. — Я же тебе и морду могу набить, аккуратнее на поворотах. Соня стерпит, а я влуплю и мало не покажется.
— Отойди, — не даю сказать в ответ отцу, потому что вижу, как венка надувается от злости на его лице, — давай уже покончим с этим.
Отец… или как мне его теперь называть? Я не знаю, говорит ли он правду про детский дом или врет. Но мне все равно неприятно. На самом деле это объясняет то, почему он стал так относится ко мне. Мама умерла, а я даже не родная дочь…
Я не понимаю, что мне делать. За сегодня столько потрясений, что я просто не знаю, как реагировать.
— Ты не соврал про приемного ребенка? — вхожу в дом и спрашиваю. Мне нужно знать. Нужно, иначе я просто не смогу спокойно жить с этим.
Пройдя внутрь, осматриваю гостиную. Марина царственно сидит на диване и улыбаясь, смотрит на меня. Ее улыбка походит больше на оскал. От нее мне становится мерзко на душе. Я замечаю, как она переводит взгляд на Тимура, и выражение ее лица меняется. Я вспоминаю слова следователя и угрозы и хочется тут же позвать их сюда. Таким злым людям не место на земле. Они должны находится за решеткой.
— Да. Твоя мать не могла никак забеременеть и пришлось пойти на уступки, — он говорит это так обыденно, будто и не раскрывает никакой тайны.
Папа присаживается рядом с Мариной и подталкивает папку ко мне. К счастью, в этот момент в помещение входит следователь, Генрих Илларионович и несколько полицейских.
Они поясняют все отцу и он смотрят на Марину, держит письмо с ордером. Дмитрий, кажется, ничего не понимает, а после выплевывает:
— Оклеветала, зараза? — он презрительно смотрит на меня и не верит во все это.
Мне кажется, он накинется на меня, но Тимур рядом. Его плечо появляется внезапно и отец смотрит на него с презрением, даже на долю секунды забывая обо мне.
— Котик, это не я. Правда. Мне ничего такого не нужно. Я не занимаюсь, — Марина что-то пытается объяснить отцу, и он даже ее слушает, обнимает и успокаивает.
— Нашли телефон, там не удалено письмо. Понятые посмотрите, пожалуйста.
А дальше все происходит будто во сне. Едва нам позволяют выйти из дома, я убегаю. Первой толкаю калитку на выход и делаю глубокий вдох. Так противно от всего этого предательства. От того, что отец так поступил со мной. Пусть он и не родной папа, но ведь воспитывал меня столько времени, мы жили вместе. Разве можно так ненавидеть ребенка?
— Теперь можно жить спокойно, Соня. Думаю угрозы больше не будут поступать. — раздается голос Тимура, но мне лишь сильнее хочется выть, но я сдерживаюсь.
— Только от этого не легче.
* * *
Мы возвращаемся в дом Тимура. Я не знаю, что делать, ведь меня попросили остаться в стране на несколько дней, чтобы дать показания. Я хочу сбежать, но у меня не получается. Нет сил. Совершенно нет ни на что сил.
— Я чтобы тебя не смущать, поеду обратно в гостиницу, — говорю Тимур и хочу подняться в комнату, но он меня останавливает.
— Не уезжай. Мне будет спокойнее, если ты будешь тут.
— Тим… — он вроде и не наседает, не смотрит по-щенячьи, да и не скулит, но у меня сердце сжимается от тоски. — Мне лучше уехать.
— Я не буду к тебе приставать. Я обещал.
Я поддаюсь на его уговоры. Поднимаюсь в комнату и выдыхаю. Мне кажется все наконец кончилось и больше никогда не будет этих проблем. Мне больно и обидно от слов отца, но я все же отпускаю это. Он потерявшийся человек, которого убило горе и никак не мог оправится.
Я набираю воду в ванну и просто расслабляюсь. Так легко становится на душе, что я даже начинаю дремать в ванне, пока меня не будит звонок телефона. Вода уже остыла и кожа покрылась мурашками. Телефон смолкает, я не слышу повторного звонка и решаю не торопится. Набираю теплой воды, согреваюсь и выхожу из ванной. У двери натыкаюсь на Тимура, он сидит на кровати в ожидании меня и только появляюсь в дверях поворачивает голову в мою сторону.
— А что ты делаешь? — спрашива его.
— Соня, тебе звонил следователь, но не мог дозвонится. Поэтому позвонил мне…
— Что-то случилось? — мне становится тревожно, я даже скрещиваю пальцы за спиной, потому что предчувствие совсем не хорошее.
— Они арестовали твоего отца.
Что??!!
— Как? Почему? За что? — я не понимаю, что происходит, в голове полная каша…
— Марина призналась, она испугалась, что ее одну посадят и сдала Довлатова. Она сказала, что это все он придумал, чтобы лишить тебя всего наследства. И следователь не особо верил, пока не пришла экспертиза по тому телефону, что нашли, были только отпечатки твоего отца.
— То есть это все он? И подстроил аварию и угрозы? — я не могла поверить, это была полная дикость, но теперь все сходится.
— Да. На этот раз он уверен, потому доказательства неопровержимые.
— Теперь точно конец?
— Теперь да.
Эпилог
Тимур.
Я выдыхаю, но ненадолго. Мне кажется, что сейчас Соня исчезнет из моей жизни. Так оно и происходит. Стоит только суду пройти, как она незаметно сбегает. Она не предупреждает, не говорит, просто улетает. Я уверен, что дед продолжает помогать ей во всем, в наказание за мою дурость.
