– Выглядишь усталым, Итан, – заявляет мама. Она снимает рукавицу, кладёт ладонь мне на лоб. – Вроде не горячий. Ты, часом, не приболел?
Я качаю головой.
– Может, тебе прилечь ненадолго? – Она ерошит мне волосы. – У тебя круги под глазами.
В её голосе дрожит нотка беспокойства, которую я не слышал с тех пор, как стал общаться с Корали.
– Спасибо, мам. – Сил у меня нет даже на притворный энтузиазм. – Наверное, так и сделаю.
Заводя велосипед в гараж, я едва не наезжаю на Родди и только в последний момент замечаю его торчащие из-под «недвижимости» ноги. Но он, должно быть, меня не слышит, поскольку выбирается из-под пикапа, отряхивает руки и уходит в кухню, даже не взглянув в мою сторону.
– ‘Доров, Итан, – окликает дедушка Айк с другой стороны задранного капота.
– Привет, что это у вас тут?
– Да вот твой братец спросил, можно ли ему попробовать починить мою «недвижимость». Я и показываю ему кое-какие азы. Если хочешь…
– Окей, окей, – говорю я, не дав ему закончить. – Я пойду прилягу.
Потом, минуя Родди, выходящего из кухни с двумя бутылками воды, вскарабкиваюсь по лестнице и падаю на свой подоконник.
В животе бурлит, как в жерле вулкана. Меня сжигает чувство вины, что я весь день игнорировал Корали. Но куда хуже то, что я забыл Кейси. Знаю, доктор Горман сказала бы, что на самом деле я её вовсе не забыл, но ведь я перестал всё время думать только о ней одной, а это почти то же самое.
Но разве это значит, что Корали – зло? Конечно, её истории порой совершенно безумны, но ведь именно благодаря ей я снова начал смеяться. С ней я чувствую себя почти тем Итаном, которым был раньше, до трагедии. Словно всё, что я делаю, вовсе не лишено смысла.
Итан, которым я был раньше, любил подводное плавание, бейсбол, видеоигры и скейт. Он всегда был готов поучаствовать в розыгрыше или сделать что-нибудь на спор.
Но после трагедии тот Итан исчез. Его больше нет.
Ведь так?
Почему Корали и Кейси совершенно разные
1. Кейси играла в футбол, Корали просто бегает. Кейси каталась на скейте, Корали – на велосипеде.
2. Корали всегда сама вызывается идти к доске, а Кейси никогда этого не делала, если учитель её не вызывал. Корали вообще много говорит, а Кейси любила слушать.
3. Любимым цветом Кейси был зелёный, а Корали предпочитает розовый. Кейси ненавидела розовый.
4. Корали обожает солёные ириски. Кейси любила вяленую говядину, которую Корали и в рот бы не взяла.
5. Родители Кейси всегда были рядом, приходили в школу, на футбольные матчи. А Корали о своей семье даже не упоминает.
6. Корали виртуозно играет на скрипке. Кейси и ради спасения собственной жизни не смогла бы напеть мелодию.
7. Любимым фильмом Кейси был «Таинственный сад», хотя я всегда считал, что он для неё чересчур девчачий. Корали говорит, что почти ничего не смотрит.
8. О Кейси я знал всё. Корали так и остаётся загадкой.
Глава 25.
Амелия Блэквуд
Должно быть, я задремал, потому что следующее, что осознаю, – стук в дверь.
– Войдите, – кричу я, неуверенно моргая, пока очертания предметов наконец не обретают чёткость.
Дверь распахивается, на пороге дедушка Айк.
– Твоя мать велела мне тебя проведать.
– А что, ты теперь её слушаешься?
– Ну, она хотела подняться сама, – кривится он. – Но я подумал, вдруг ты захочешь съездить со мной в магазин, а то у меня ветчина кончилась. Вот и сказал, что справлюсь.
– О… Думаю, да. – Мне нужно хоть на что-то отвлечься.
Доехав до конца грунтовки, дедушка Айк останавливается. Прямо у дома Блэквудов.
Я искоса взглядываю на него, пока мы меняемся местами.
Входная дверь закрыта – точнее, её кто-то закрыл после нашего бегства. В окнах ни тени движения.
– Что случилось с этим местом? – спрашиваю я, когда дедушка Айк наконец устраивается. Стараюсь, чтобы это прозвучало буднично, будто случайно.
Он привычно оглядывает дом.
– Там уже давно никто не живёт.
Ошибаешься, думаю я, выжимая газ чуть сильнее, чем нужно.
– Полегче, малыш.
– Прости. И почему они уехали?
– А они и не уехали.
Я смотрю на дедушку Айка. Тот поглаживает бороду, по лицу под старой шляпой трудно что-нибудь прочесть.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, Арнольд Блэквуд умер уже очень давно, ещё в восьмидесятых, и Амелия ещё лет двадцать жила там одна. Одно время у неё была медсестра или сиделка – в общем, кто-то, кто о ней заботился, но в конце концов и эта помощница тоже ушла, бросив ее совсем одну. А вскоре Амелия упала с лестницы, и её нашли только через несколько дней.
– В смысле, она прямо там и умерла? – переспрашиваю я, вспоминая силуэт женщины наверху. – Прямо на лестнице?
– Да не бери ты в голову, – косится дедушка Айк. – Детей у неё в любом случае не было, так что земля досталась племянникам-племянницам, вот только они живут то ли в Мичигане, то ли в Миннесоте, то ли ещё в какой-то ледяной пустыне. Ну и запустили всё вконец.
Я так крепко задумываюсь об этой Амелии Блэквуд, что пропускаю поворот на Мейн-стрит. Приходится разворачиваться через чей-то двор.
И думаю о ней даже в постели, ожидая сна.
Призраков не существует, говорю я себе.
Мёртвые не возвращаются.
Но тихий голос у меня в голове не унимается.
А вдруг?
Глава 26.
Урок
На следующее утро Корали нет на классном часе.
И на физкультуре тоже.
И на естествознании.
У меня ёкает сердце, когда я вспоминаю, что мисс Сильва сегодня на английском собиралась дать нам диктант. Корали любит диктанты, потому что всегда заканчивает первой и сдаёт листок ещё до того, как мисс Сильва успевает повторить.
Так почему же её нет?
* * *
Обедать я устраиваюсь за нашим обычным столом в надежде, что кто-нибудь ко мне присоединится. Без Корали в школе одиноко. Конечно, я могу поговорить с кем-то ещё, вроде Германа, но Корали – единственная, в ком я чувствую настоящего друга.
В Бостоне я не пользовался особенной популярностью, это уж точно, но и непопулярным определённо не считался. Кейси всем нравилась, она была симпатичной, спортивной, так что ребята во время обедов, классных собраний или спортивных матчей всегда к нам подсаживались. Однажды я сказал Кейси, что они тусуются с нами только из-за неё. Но она лишь закатила глаза, хлопнула меня по плечу: «Ещё скажи, что девчонки на тебя не западают! Ах, этот Итан! Просто мечта! Эти тёмные кудри! Эти голубые глаза!» – и сделала вид, что падает в обморок.
