Но время всё расставляет на свои места. Кто захочет – тот выплывет. И Соня выплыла и сказала спасибо всей этой истории и мужу. Ведь прежде она только гадала, чего хочется именно ей, а не кому-то ещё. Она искала, пробовала, а потом зачем-то запретила себе искать, растворившись в муже и детях. Пришло время, и она решительно сделала всё по-своему. Родные хватались за голову и отговаривали, пугали будущим у разбитого корыта. Но Соня, наконец, нашла своё и объяснила всем, что… да не помнит она, что. Объяснила всё про свою жизнь и как это важно. Родители поджали губы и замолчали. А Соня продала бабушкину квартиру и купила бревенчатый дом в Заречье. С печкой, отоплением и тёплой ванной в доме, прямо как у барыни. Пока дети набирались здоровья и упивались свободой, Соня строила гостевой домик и сдавала комнаты в своём большом доме. Назвала она его Потапыч за крепость и массивность. Стал её дом обережьем и оплотом. И Соня легко завела козочек, кур да гусей, и зажила счастливо и размеренно, как ей всегда хотелось. Вечерами она рисовала, вязала, читала детям книги, рассматривала художественные альбомы, мечтала. А ещё ела столько пирогов, сколько ей хотелось.
Качалка плыла по волнам Сониных воспоминаний, и она, убаюканная собственной сказкой жизни, умиротворенно улыбалась, вдыхая чистый, родной воздух Заречья. У каждого своя правда, а у Сони – своя!
Фея Фиалка
На берегу леса, где шумно плескались еловые ветви, загадочно шептались дубы и трепетно дрожали осины, стоял небольшой бревенчатый домик. Он был не мал и не велик. Неприметный, но опрятный и ухоженный, он дышал жизнью. По вечерам сквозь затаенность притихшего леса из домика доносились приятные мелодии.
Сколько бы я ни проезжала мимо, в доме всегда что-то происходило, но снаружи никого не было видно. Мне рисовались картины с одинокой бабушкой-ведуньей, похожей на бабу Ягу из сказки: мудрой и молчаливой, собирающей целебные травы, ягоды да грибы. Вот пришла пора садиться солнцу, лес мрачнеет, и дневные звуки в нём стихают. Тогда дверь избушки отворяется, и одинокая фигура медленно выплывает в темноту. Бабушка-ведунья идёт в лес за корешками да травами. Ступает она тихо, но всякий зверь её слышит и с почтением к её загадочной силе и бесстрашию отдаляется от бабушки в чащу. Она же бредёт себе неведомыми тропами и оврагами, собирая искомое, а закончив садится на разлапистый пень и заводит печальную песнь. Она тосклива, тягуча, но ей неудержимо вторят волки в чащобе, завывая по одному и хором. Пропев свой тоскливый мотив, бабушка вздыхает и медленно собирается домой. Огромный филин ухает и летит вперёд, указывая ей обратную дорогу. Достигнув дома, он садится на конёк на крыше и почтительно ожидает свою хозяйку. Она же отворяет калитку и улыбается ушастой птице своим беззубым ртом. Через какое-то время в доме вспыхивают разноцветные огни, а через печную трубу вырывается сноп искр. Бабушка создает очередное зелье в помощь своей просительнице – несчастной девушке, страдающей от одиночества сердечного. Наутро дом снова выглядит, как самый обычный, ничем непримечательный домик на краю деревни. Но кто же хозяйка, где она?
Я шла по просёлочной дороге и думала: «Может, заглянуть в гости в эту избушку? Спросить соли или дорогу к источнику?» Странная робость прокралась в моё сердце и никак не давала ступить мне за калитку заветного дома: «Но ведь никому не сказала, куда направилась! А вдруг тут что-то нечисто, кто тогда меня спасет!?» Однако подумалось и про старую, немощную женщину. Если ей нехорошо или случилось что, а я прошла мимо?
Конечно, любопытство и беспокойство перевесили здравый смысл. Его отчаянный писк напрочь заглушили жажда познания и желание помочь. Несмело открыв скрипучую калитку, я словно заступила во владения таинственных сил. И вот я оказалась, где хотела, но стояла у забора и робко переминалась с ноги на ногу. Зачем пришла? Минутная слабость, не иначе! Внезапно я ощутила, как кто-то резко потянул меня за подол платья. Похолодев от ужаса, я медленно повернула голову в ту сторону и… встретилась глазами с козой. Она беззаботно жевала пеструю ткань, словно платье было её, а вовсе не моё. От возмущения я потеряла дар речи: платье было моим любимым! Пёстрый штапель, нежно струившийся по всему телу, надежно оберегал меня от жары и неловких ситуаций. Обычно искупавшись в речке, я незаметно скидывала под платьем мокрый купальник и шла в струящемся штапеле домой, обвеваемая знойным летним ветерком. И кто-то посмел зажевать мою любимую ткань! Неожиданно я вышла из странного ступора и попыталась забрать принадлежащее мне по праву. Коза заупрямилась и мотнула головой в противоположную сторону. От такого наглого сопротивления я раззадорилась ещё больше и принялась разжимать её непрерывно работающие челюсти. Она неожиданно заблеяла жалобно и истошно. В этот момент дверь избушки со скрипом отворилась и послышался сочный старческий баритон:
– Кто там мою Дуню обижает!? Сейчас всыплю!
Подпрыгнув от неожиданности, я повернула голову в сторону голоса и замерла в изумлении. На меня смотрел подтянутый пожилой мужчина в спортивных брюках. Гневно заломив кустистые брови, он сверкал молниями своих чёрных глаз.
– Ваша коза… она жуёт моё платье… любимое, – чуть не плача, пролепетала я.
– Ох, простите, Дуня – большая любительница нежных тканей!
Бодро сойдя с крыльца, пожилой хозяин подошёл к своей козе и ласково предложил ей яблоко. Дуня немедленно выплюнула платье и аппетитно захрустела новым угощением. Я посмотрела на свой зажеванный подол. Моё лицо, очевидно, отразило все оттенки грусти, и хозяин вдруг взялся меня утешать:
– Вы знаете, платье нисколько не потеряло в своей красоте! Почти не заметно! Но Вы можете зайти в дом и немного застирать его, так оно расправится быстрее и освежится!
Я нехотя согласилась, не зная, чего ожидать от хозяина тихой козы-любительницы красивых платьев. И ведь совершенно забыла, зачем проникла на чужой участок и как стремилась увидеть загадочную избушку изнутри! Понуро шествуя за бодрым старичком, я чувствовала спиной, что Дуня замыкает нашу процессию, и справедливо опасалась повторений её нападок. Но коза оказалась умнее: опыт и чутьё подсказывали ей, что нужно уметь правильно просить в правильном месте. Поэтому она чуть слышно подошла к избушке, и, лишь только хозяин заступил за порог, трепетно и нежно заблеяла, склонив голову набок. Старичок умилительно улыбнулся и пошёл за новым угощением для своей Дуни. Они были друг у друга одни – родные и близкие, человек и коза. И хотя их взаимная нежность сквозила одиночеством, всё же было приятно наблюдать, как два существа живут в любви и заботе.
Я несмело ступила за порог и очутилась в ином измерении. Все стены бревенчатого дома были увешены ходиками с кукушками. Они тикали ровно и чётко, словно отмеряли шаги на плацу. В сенях висели веники ароматных засушенных трав и какие-то неведомые приборы, напоминающие о море и странствиях. В основной комнате было тепло от большой русской печки и вкусно пахло тёплым молоком и блинами. На круглом столе посередине комнаты лежали книги, листы бумаги, стояли коробки с чаем и сахаром и большие глиняные кружки. У окна уютно расположилась качалка с пледом. На ней чинно возлежала угольно-чёрная пушистая кошка и дремала, тем не менее, чутко навострив уши. Помимо ходиков на стенах висели разнообразные карты. На них было много синего и голубого цветов. Наконец, в углу на вешалке мною была обнаружена скромно висящая там капитанская фуражка. Вот уж не думала, что вместо избушки старушки-ведуньи попаду в убежище старого морского волка! Завороженно разглядывая белую с золотом фуражку, я и не заметила, как в комнату вошел сам хозяин.
