– Я пойду с Вами! Но если со мной что-то случится, Вам придётся иметь дело с моей мамой! – решительно ответила я и встала из-за стола.
– Разве я похож на того, кто обижает Фей? – ответил он одними глазами.
– Вполне! – безмолвно возразила я.
В его глазах цвета штормового моря вспыхнули молнии.
– Я обещал Вашей маме, что ни ей, ни кому-то из Вашего рода я не причиню вреда. Верите ли Вы мне, дочь Феи?
Мои брови поползли вверх от изумления.
– Вы знакомы с моей мамой?
– Пойдёмте в лес, и всё узнаете! – настойчиво повторил он.
Я нехотя вышла из домика и посмотрела на залитые солнцем верхушки деревьев. Летний жаркий день был в самом разгаре, слава Богу, до темноты оставалось полно времени – это слегка успокоило тревогу моего внутреннего голоса. Хозяин вышел следом и молча протянул мне простой хлопковый платок лилового цвета.
– В лесу комары и клещи, поберегите себя!
Я тихо поблагодарила его и отправилась следом. За домом оказался птичий дворик, сарай, пара грядок и калитка в лес. Вот почему хозяина не было видно днём: вся работа происходила здесь, надежно укрытая от посторонних глаз стенами дома и еловым лапником. Эдуард аккуратно отворил калитку и, пропустив меня вперёд, хотел было уже затворить её. Как вдруг откуда-то появилась Дуня и трепетно заблеяла, взывая к своему хозяину.
– А ты не будешь грызть еловые шишки и гоняться за ёжиками? – строго спросил он её.
Коза опустила уши и слегка повернула голову вбок, поглядывая при этом на своего повелителя. Вид она имела самый кроткий и понимающий. Я едва сдерживала смех, рвущийся из груди, но мне так хотелось дослушать до конца их диалог, что я стояла так тихо, как могла.
– Постараешься? А ну как обманешь? Отстегаю ветками, имей в виду! – предупредил Эдуард.
Дуня подошла к нему боком и подняла глаза к небу так трогательно и умильно, что я не выдержала и расхохоталась, да так, что никак не могла остановиться. Хозяин покачал головой и пошел обратно в дом. Вернувшись со стаканом воды, он молча протянул его мне. Смеющимися руками я кое-как приняла его, качая головой в знак благодарности. Прохладная колодезная вода быстро привела меня в чувство.
– А Вы знаете, Настя, что козы умеют различать человеческие эмоции? Коза никогда не подойдёт к сердитому человеку! Моя Дуня продвинулась ещё дальше: она и сама умеет их передавать. И прекрасно понимает, что ей говорят! Так что никогда не стоит недооценивать братьев наших меньших! – серьёзно произнёс Эдуард и жестом пригласил Дуню к выходу. Она кивнула головой и степенно прошла через калитку.
– А ещё, если коза поест хвойного лапника или шишек, то молоко у неё после этого горьковатое. Ни выпить, ни в блины добавить, сами понимаете! – назидательно проговорил он.
Я лишь пожала плечами и последовала за ними. За пару часов я узнала о козах больше, чем за всю свою жизнь. Интересно, что козы знают обо мне? Видят ли они мою грусть? Или беспокойные мысли? Или искренний восторг? И почему им не следует пинать ёжиков?
– Да потому что заиграется и ежу навредит, и сама поранится! – буркнул Эдуард.
– У Вас на лице вопрос написан, вот и прочитал его! – шутливо добавил он.
– И то хорошо, а то я уж подумала – колдовские штучки! – невинно ответила я.
Эдуард только покачал головой и пошёл вперед по извилистой лесной тропинке, сплошь усыпанной опавшей хвоей. Дуня гордо шествовала следом, потряхивая своим смешным хвостиком. Я смотрела на них и думала, как это удивительно, когда одно дружеское целое составляют человек и коза. Но всё же в этом больше одиночества, чем счастья. Впрочем, каждый счастлив по-своему. У меня, например, пока и козы-то нет, не то, что бы человека, который принимал и любил бы меня просто так, без условий. Я печально вздохнула, но внутренний голос поспешил подбодрить меня. «Смотри, какая красота вокруг! И ты в ней, ты часть этого удивительного замысла! Ты любишь жизнь! Значит, и родная душа найдётся в свой срок!» Согласившись с этой мыслью, я продолжила свой путь в странной компании немногословного мужчины и его козы. Должно быть, мы забавно смотрелись со стороны: пожилой бравый моряк в тренировочных брюках, его преданная коза и я в длинном платье и платке.
Улыбнувшись я посмотрела вокруг: густой, хвойный лес редел, и впереди показалась солнечная полянка. Эдуард безмолвно поманил меня к старому раскидистому дереву. На мозолистом, иссохшем стволе сбоку виднелся гладкий незащищённый участок, отполированный чьми-то терпеливыми и умелыми руками. Кусочек этот имел форму солнца, почему-то именно это сравнение первым пришло мне на ум. По внутреннему краю когда-то давно был выжжен старинный славянский орнамент одолень-трава. А внутри солнца горели буквы: Тоня и Эдик навсегда. Я замерла, осмысливая увиденное.
– Знаете, Настя, я очень любил Вашу маму. Она тоже любила меня. Но это было давно. Так давно, что мне кажется, что это были не мы, вернее сказать, другие мы. Юные, любящие, бесстрашные. Мы учились в одном классе, и с юности всюду были вместе, не разлей вода. Строили планы, дружили, защищали свой волшебный мир от всех прочих. Хотели вместе ехать в Москву поступать в университет. Но… – Эдуард тяжко вздохнул и задумался, поглаживая дерево.
– Но? – тихо переспросила я.
– Но в нашу деревню приехал молодой аспирант из Питера. Увлеченный работой, умный, интересный, уже состоявшийся мужчина. И принялся ухаживать за Тоней. Она вначале не обращала на него никакого внимания, даже не смотрела в его сторону. Мы гуляли с ней тут, своими любимыми тропами, и по-прежнему строили общие планы. Однако у хозяев, принявших на постой того аспиранта, сгорела изба. Сами едва спаслись, погоревали, да и уехали к родным в соседнюю деревню. Аспиранта приютила Тонина семья. Он мало бывал дома, ездил на карьер каждый день, да по пещерам местным лазил, а приходил только ночевать. Поэтому с Тоней они и не виделись, лишь мельком по утрам. Но как-то он упал, да повредил себе ногу. Прикованный к кровати, он мог только читать и делать записи. Родители Тони тогда работали посменно в местной больнице, и часто их смены совпадали, так что за аспирантом Тоня присматривала. В общем, они стали подолгу беседовать, и его увлеченность и пытливый ум заинтересовали её. Тоня изменилась. Стала задумчивой, сдержанной, будто что-то решала. Исчезли наши былые теплота и доверительность. Я был совсем юнцом и впал в отчаяние. Дарил ей цветы, добывал редкие конфеты, пел под гитару нежные песни. Всё тщетно. Тогда я пришёл за помощью к маме своей, попросил приворот сделать, вернуть мою невесту. Но мама отказалась наотрез. Я обиделся, кричал, что другим помогает, а как же я!? Но она спокойно ответила, что никогда не вмешивается в чужую судьбу, а ломать волю и свободу другого существа, особенно любимого, против Бога. И как я ни злился, как ни умолял её, ничего не дождался. Решил сам бороться за своё счастье. Делал Тоне подарки своими руками, продолжал ей помогать в школе, писал ей письма. Но вот школа подошла к концу. Был май, близились выпускные экзамены. Я собирался позвать Тоню замуж. Но на нашу встречу она пришла грустная и без слов вернула все мои подарки. Стала мяться, что-то говорить про разные пути. А потом сказала прямо: Вадим сделал ей предложение, и они уезжают в Питер. Она будет там учиться, а он защищать кандидатскую. Так уж сложилось. У меня земля разверзлась меж ног. Принял я обратно всё, кроме одного деревянного солнышка с орнаментом, как здесь, на дереве. Попросил сохранить на память о хорошем. Она кивнула и ушла. А дальше – как во сне. Всю энергию свою тогда употребил на выпускные экзамены, чтобы получить отличный аттестат и уехать далеко отсюда. Так и случилось. Поступил я в Калиниградский военный институт и стал моряком высокого ранга, дослужился до капитана. Объездил весь свет! Увидел такое, о чём и не мечталось! Но всюду мне снились фиалковые глаза Вашей мамы… – Эдуард окончил свой рассказ и задумчиво посмотрел на меня.
