Но с тех пор закрылось несколько заводов, экология стала хоть чуточку благоприятнее, да и пляж здесь был лучшим из всех: парк располагался на самом севере и был большим, зелёным, находился вдали от промзон и жилых кварталов.
Высоко в небе носились ласточки – как маленькие округлые болиды, по форме и окрасу слегка смахивавшие на косаток. Забавное совпадение: касатки (ласточки) и косатки (киты-убийцы) даже назывались похоже. Марина вечно путала одних с другими, пока не придумала проверочную цепочку слов: «касатик» – это что-то ласковое, а значит, про птичку, а не про морского хищника, поэтому ласточка – касатка, через все «а».
Ласточки успевали не только быстро летать и маневрировать, но и издавать громкие журчащие звуки, ласкавшие слух и делавшие лето ещё более летним. По сути это, наверное, было то же самое, что автомобильные сигналы в оживлённом трафике. Только гораздо мелодичнее.
Марина отстала от группы, чтобы на минутку заскочить в здание с лаконичной надписью «WC». Но минутка растянулась до четверти часа: пришлось отстоять длинную очередь из тех, кого посетило то же желание.
Сейчас Марина была безмятежна, как гладь реки: Наташа подробно объяснила, куда именно они идут, назвала пару ориентиров, да и телефон её был в сети.
К пляжу вела живописная тропинка: справа тянулись к небу сосны, наполнявшие воздух терпковатым запахом смолы и хвои, и попадались уютные беседки, а слева блестела река. Здесь люди не купались, потому что берег был высоковат, метра два над водой. Даже рыбаков не было.
Однако пройдя мимо зарослей камыша, Марина краем глаза заметила внизу что-то белое. Это оказалось платье. Внизу, по щиколотку в воде, стояла женщина; подол её платья, похожего на ночнушку, намок – но она этого будто не замечала. Ещё удивительнее были её волосы: длинные, почти до колен, тёмные, спутанные. Женщина стояла неподвижно, её лица не было видно. Но вот она медленно начала поворачиваться.
Будто льдинкой по спине провели – Марине стало зябко, побежали мурашки, хотя вокруг по-прежнему был жаркий летний день.
Солнце лило на землю тяжёлое расплавленное золото. Воздух сгустился и замер. Звуки умерли. Время остановилось.
Марина захотела уйти – и не смогла. Захотела отвернуться – и не смогла. Это было похоже на кошмарный сон.
Женщина поворачивалась – всем телом, вокруг своей оси. Медленно и неизбежно. Стало видно её ухо. Щека. Глаза – ярко-красные и глядевшие прямо на Марину.
Марина содрогнулась. Её ноги ожили и сами собой отступили на шаг назад. Она моргнула. Когда её глаза вновь распахнулись, никакой женщины внизу не было.
Марина плохо помнила, как добралась до Наташи с компанией. Ноги спотыкались на ровном месте, по ним разлилась щекочущая слабость – словно она их отсидела. Голова кружилась. Изображение перед глазами плыло. Стоило напрячься – и линии вновь обретали чёткость; стоило расслабиться – и зрение заволакивало дымкой. Всё вокруг казалось ирреальным. Точно ли это была явь, а не сон?
– Эй, на тебе лица нет. Ты в порядке? – забеспокоилась Наташа.
– Да просто перегрелась. Сейчас зайду в воду – полегчает, – махнула рукой Марина, растянув губы в улыбке.
В воду не хотелось. Вода напоминала о красноглазой женщине. Когда лодыжки что-то коснулось, Марина едва не подпрыгнула. Спокойно, спокойно, это просто водоросли или проплывавшая мимо рыбка. Никто и ничто не подстерегает её под водой. Не тянет к ней свои холодные руки.
К лицу приросла маска: Марина улыбалась, обсуждала отпуска и сериалы, даже поиграла в «аквафрисби» (кто-то придумал запускать летающую тарелку на отмели, совместив приятное с приятным). Лишь однажды она зависла, потеряв нить разговора и самообладание, – когда рядом промелькнуло что-то длинное и белое. Но присмотревшись, Марина поняла, что это обычная девушка в белом сарафане, у неё даже волосы были другие – русые и собранные в пучок.
Сила воли и приятное окружение помогли не ударить в грязь лицом: Марина не сбежала с пикника, а осталась вместе со всеми – до тех пор, пока одна большая группа не начала распадаться на множество мелких. Первой отчалила семейная пара: им надо было ехать забирать ребёнка. Тут и остальные спохватились, стали смотреть на часы и прикидывать маршруты. Кто-то предложил устроить «афтепати» в баре неподалёку, соблазняя товарищей десятками видов крафтового пива. Кто-то, перегревшись и набегавшись, тыкал пальцем в приложение по вызову такси. Наташа собиралась идти к автобусным остановкам, и несколько человек, в том числе Костя и благодетель с сумкой-холодильником, вызвались идти с ней: там останавливалось сразу несколько удобных маршрутов.
Марина тоже присоединилась к Наташиной группе: автобус был не самым удобным вариантом, от остановки придётся минут пятнадцать идти до дома – но что угодно было лучше, чем остаться сейчас одной.
Увы, одиночество сделало обманный манёвр: до остановок-то они дошли всемером, но уже на месте выяснилось, что по Марининому маршруту едет один-единственный человек – сама Марина.
Разумеется, в автобусе были люди – хоть и не час-пиковые толпы. Но каждый пассажир был сам по себе, словно в невидимом пузыре. Негласные правила больших городов: не пялиться, не вслушиваться, не замечать.
Марина и сама следовала этим правилам. Нашла себе закуток, встала поудобнее (садиться в транспорте она не любила: неохота было лишний раз всматриваться в пассажиров, проверяя, не надо ли кому-нибудь из них уступить место. Да и ехать было недалеко), прислонилась спиной к стене, уткнулась в смартфон – проверить комментарии, узнать, не появились ли спойлеры к следующей серии, а то и написать пару сообщений. Обыденность, в которую так удобно прятаться от всего необычного.
Но если это была игра в прятки, то Марина её проиграла. На следующей остановке в автобус зашёл всего один пассажир; Марина даже не думала поднимать глаза от смартфона, однако внутренняя сигнализация врубила сигнал тревоги. Взгляд скользнул к новому пассажиру.
В этом пассажире – точнее, пассажирке – не было ничего примечательного. Средний рост, средний возраст, невыразительная одежда, нейтральное выражение лица. Такие люди как невидимки: их присутствия не замечают, их отсутствия – тоже. Они не вызывают дискомфорта, желания отодвинуться от них или пересесть; не вызывают и порыва позаботиться – до старости им ещё далеко, никаких особых потребностей или плохого самочувствия не заметно. Это была просто женщина. Одна из миллионов таких же.
Взгляд Марины вернулся к экрану. Проблесковый маячок внутренней сигнализации перестал вращаться. Но не погас. Блоги резко утратили интересность: пришлось трижды перечитать одну строчку, чтобы понять, о чём в ней речь. Всё внимание стремилось к невзрачной пассажирке, притягивалось к ней как магнитом.
Пассажирка была почти напротив. Её взгляд был таким же отсутствующим, как у большинства других людей в автобусе: погрузилась в себя, отгородилась ото всех. Неподвижная и безэмоциональная, как статуя. Рассматривать в ней было нечего. Но прежде чем вернуться к чтению, Марина заметила какое-то шевеление в автобусном окне, рядом с которым сидела незнакомка. Шевелился не заоконный пейзаж, а отражение женщины. В котором не было ничего общего с её лицом. Марина шумно вдохнула. Отражение будто услышало её: теперь оно было не в стекле, оно проступало сквозь лицо пассажирки. Пульсирующе, прозрачно: вот его почти не видно – а вот оно почти перекрывает лицо, как жуткая маска. Вытянутая, искривлённая, покрытая крючьями и россыпью мелких чёрных глазок. В этих насекомьих глазах не было зрачков – но Марина почувствовала, что они смотрят на неё.
