Если раньше ещё оставались какие-то сомнения в нечеловеческой природе охотниц, то после таких фокусов все сомнения отпали. Кева и Анастасия не были людьми. Однако не были и кошмарами. Анастасия темнила, но не врала, когда назвалась «антикошмаром». А Кева, сильно подобревшая после победы над князем Баалормором и превратившаяся в настоящую милую бабушку, даже согласилась объяснить, что это значило:
– Людские страхи порождают чудовищ, людские надежды побеждают чудовищ… – начала было она, но сухонько рассмеялась, увидев сложные лица Марины и присоединившегося Алекса-«богатыря». – Ладно, ладно, расскажу понятнее. Охо-хо, отвыкла я от этого… Как там у книжников?.. Ах да. Кошмары – порождения бессознательного. Они появились ещё на заре времён, когда кто-то из древних людей впервые испытал чувство страха. Возможно, он переборол его, возможно, даже забыл о нём – и всё же продолжил нести на себе его невидимую печать. Стал против собственной воли создавать чудовищ… Но в людях живёт не только тьма, в них живёт и свет. Люди сражались, они хотели помощи, они верили в неё – и она пришла. Их фантазия и надежда породили защитников, которые давали отпор кошмарам. И дают до сих пор. Хотя многое изменилось…
Взгляд Кевы затуманился, она о чём-то глубоко задумалась.
А Марина спохватилась, что сделала вдох, да так и не выдохнула: во время рассказа Кевы задержала дыхание, чтобы ни малейшим движением, ни малейшим звуком не спугнуть наконец приоткрывшуюся правду.
Кева молчала. Может быть, спросить её?
– А Куратор – он тоже?.. – рискнула Марина, не обращая внимания на нахмурившегося Алекса-«богатыря».
– О, нет, с ним всё сложнее. Спроси-ка ты его сама!
Тогда Кева и дала совет попросить те самые тридцать три простые правды.
Увы, возможности последовать её совету не было – во всяком случае, пока. Их всех опять отключили от сновидений. Ни снов, ни башни, ни Куратора. Ни Оша: когда Марина пришла в себя, его уже не было рядом, между миром снов и миром яви снова высилась невидимая непроницаемая стена. Оставалось только ждать и надеяться.
Ожидание выматывало. Однако не то чтобы у них выбор. Кева была непреклонна: сначала восстановление – потом всё остальное.
И она круто взялась за них. По её внешности можно было ожидать чего-то вроде мёда, малинового варенья, шерстяных носков. На худой конец, горчичников и обтираний. Но нет. За внешностью деревенской бабули скрывался хирург, медсестра и реабилитолог. Почти как человек-оркестр, только человек-больница. С объёмистой сумкой точь-в-точь как у фельдшеров скорой помощи, только без красного креста.
Марина ещё легко отделалась: пуля не попала в кость, она всего-то оцарапала кожу, потому и лечение было совсем простым. Другие пострадали гораздо серьёзнее – из-за князя Баалормора они оказались на грани смерти. Но Кева и товарищи-сноходцы, спешно приехавшие из других городов, вытащили их, и теперь они удивительно быстро шли на поправку.
Алексу-«богатырю» досталось сильнее всех: пусть он не так долго был подключён к убийственной сети, которая не давала сноходцам ни заснуть, ни проснуться, а затем синхронно усыпила их и превратила в портал, зато на его долю выпала битва с князем Баалормором. Но даже он уже отказывался соблюдать постельный режим, хромал туда-сюда по своей квартире и грозился устроить спарринг с коллегой. Не с Мариной, конечно, – с ещё одним Алексом. Алекс-«богатырь» привык принимать гостей, у него было два раскладных кресла, и они как раз пригодились.
Куда Кева и подоспевшие сноходцы спрятали прочих пострадавших, Марина не знала, однако не сомневалась, что у охотницы-целительницы всё под контролем. Кева забегала (или заезжала на своём лихом внедорожнике) к Алексу-«богатырю» несколько раз в сутки: осмотреть своих подопечных, сделать уколы, поставить-снять капельницы, сменить повязки. Закончив, сразу маленьким вихрем летела дальше – видимо, к другим пациентам.
И всё же иногда приготовленные Кевой мази пахли не аптекой, а лесом или лугом. А вместо стандартных ампул в её скрюченных пальцах иногда мелькали причудливые бутылочки из разноцветного стекла. Не говоря уж о том, что вместо больничных пижам она выдала Алексам и Марине длинные рубахи с ручной вышивкой и чуть ли не самотканые. Может, это была попытка сделать им приятно, а может, что-то иное. Во всяком случае Марина совсем не удивилась, когда однажды, поправляя выбившуюся простынь, нашла под матрасом резную фигурку размером с шахматную – что-то вроде крылатого медведя, чьи крылья были сложены, а глаза закрыты. Вертя фигурку в руках, Марина твёрдо решила расспросить наконец Кеву о её методах; но едва она убрала фигурку назад под матрас и отошла от кресла-кровати, как начисто об этом забыла.
Любая работа оставляет свой отпечаток. Не обязательно физический, как бицепсы и ожоги кузнеца или осанка и выворотность балерины. Марина, подперев щёку кулаком, сидела за кухонным столом и пыталась понять, что у двух Алексов общего. Оно несомненно было – не такое явное, как у Алекса-«богатыря» и Алекса-стрелка, таких разных и таких совпадающих друг с другом напарников. И всё же вполне ощутимое. Вот только что именно? Второй Алекс был примерно ровесником Алекса-«богатыря» или чуть моложе, скорее коренастым, чем статным, с массивными надбровными дугами, но каким-то скошенным подбородком, зрительно убавлявшим ему брутальности. Цвет волос, цвет глаз, тон кожи, голос, жесты – всё было другим. Тем не менее, достаточно было одного взгляда на двух Алексов, чтобы увидеть – почувствовать – между ними какое-то сходство. Интересно: а сама Марина похожа на Алексов? Или на Яну…
Она сердито заморгала и сделала здоровенный глоток чая, запивая горькую мысль. И совсем позабыв, что в кружке у неё кипяток. Ну что ж, зато отвлеклась – к счастью, в морозилке у Алекса-«богатыря» нашлись и наслоения льда (когда он только в последний раз размораживал холодильник?), и пара пачек заросшего снежными иголочками мороженого.
Два Алекса выздоравливали наперегонки и вообще соревновались во всём: кто больше раз выполнит упражнение, кто дольше задержит дыхание. Прописанная Кевой лечебная физкультура стала превращаться в соревнование. Или в дуэль. Причём оба дуэлянта, кажется, получали от этого искреннее удовольствие – снова ощущая силу своих мышц, каждое утро просыпаясь более крепкими, чем вчера.
Вот один предложил пойти на стадион: кто больше кругов пробежит, тот лучше восстановился. Или просто сильнее. Они бы, наверное, рванули выяснять это прямо сразу – но тут пришла Кева, и под её внимательным взглядом два здоровяка смутились и поспешили уточнить, что нет-нет, они не собирались нарушать режим, они обсуждали планы на будущее, чем займутся, когда выздоровеют.
Марине тоже досталась порция внимания охотницы-целительницы: Кева внимательно осмотрела её ногу, убедилась, что от раны осталась только ярко-розовая вмятая полоса, и дала добро на отъезд.
Не на самолёте, естественно. Марине предстояло потерять ещё пару суток, добираясь домой поездом. Десятки часов она будет ни там ни тут, никуда не торопясь и не опаздывая (не считая работы – но и с той худо-бедно удалось всё утрясти). Можно было освободить голову ото всех мыслей и тревог…
