Тогда, сразу после занятия, к ней нерешительно подошёл Малколм и они, помнится, проговорили несколько часов, вспоминая и анализируя разные ситуации из жизни «гипотетического мальчика».
Как и предполагала Мари, в доме ребёнка царила атмосфера клинической сдержанности и безэмоциональности. И, если взрослые члены семьи осознанно лишали себя всех прелестей жизни, то десятилетке было очень сложно проанализировать свои отношения с родителями, когда было совершенно непонятно: отец тебя хвалит или ругает, мать тебя любит, или просто терпит.
Справа от сэра Тэккерея восседала, как поняла девушка, супруга лорда. Это была высокая и ослепительно красивая женщина лет тридцати пяти. Её холодная мраморная красота совершенной статуи, буквально, завораживала. Такие же, как у мужа, слепяще-белые волосы были уложены в высокую элегантную причёску волосок к волоску. Элегантное светло-серое (опять, серое!) шерстяное платье выгодно подчёркивало высокую грудь и тонкую талию леди.
Мать, как и отец Малколма, сохраняла совершенно такое же выражение лица. Это не была скука, усталость, равнодушие… даже надменностью это нельзя было назвать. Это была совершенная и прекрасная, но абсолютно непроницаемая маска. Лицо статуи, как уже раньше про себя назвала это выражение Мари.
И лишь на мгновение в глазах женщины промелькнул неуловимый интерес – когда в комнату вошла мисс Преподаватель. Но леди моментально погасила в себе это чувство и снова превратилась в совершенство.
Напротив лорда сидел единственный человек, чьи глаза ещё более или менее можно было бы с натяжкой посчитать живыми. «Королева-мать», - как про себя назвала её Мари. Излишне худая, но, всё ещё очень привлекательная женщина лет шестидесяти. И, что удивительно, похоже абсолютно проигнорировавшая достижения современной пластической хирургии. Это было «совершенное старение». Леди не молодилась, не пыталась скинуть с себя груз лет, притворяясь старенькой девочкой с гладкими, как попка младенца, щёчками и стремящимися к вискам глазами.
Все морщины были на месте. Но именно они делали лицо женщины столь привлекательным! Именно морщины давали понять, что этот человек может и даже, довольно часто, весело смеяться, грустить, сердиться… Может любить и ненавидеть. Пожилая женщина выглядела, поистине, прекрасной!
Такие же, как у сына, белоснежные волосы, такой же, как у сына, высокий лоб и красивой формы рот. Но, в отличие от её отпрыска, с этой леди хотелось общаться. Хотелось узнавать её мнение и высказывать своё. А, возможно даже, шутить и веселиться…
***
Как только Мари вошла, маленький и большой мужчины встали и церемонно поклонились, а леди просто кивнули в её сторону.
- Проходите, дорогая, - низким чуть хрипловатым голосом пригласила «Королева-мать». И в её тоне не было никакой надменности или даже натянутости.
Мари застенчиво присела на краешек стула, отодвинутого для неё лакеем…
И тут произошло два момента, которые и решили весь дальнейших ход событий и полностью уничтожили в груди скромной преподавательницы страх и скованность.
Во-первых, девушка вдруг заметила, что на обеих дамах почти нет украшений. Она ожидала, что леди, конечно, появятся в каких-то безумной красоты и такой же безумной стоимости бриллиантовых колье, браслетах или, как минимум, в эксклюзивных роскошных серьгах, приковывающих взгляд.
Но нет. На матери Малколма, кроме обручального кольца на тонком изящном пальце, были лишь вполне скромные и почти незаметные серёжки-капельки и изящный кулончик на тонкой платиновой цепочке. На пожилой же женщине, кроме внушительных размеров кольца, других украшений, вообще, не было.
«Они не хотели меня смущать, - пронеслось в голове у девушки, - не хотели подавлять своим положением и богатством!». Приятное мягкое тепло благодарности разлилось в душе Мари. Дышать сразу стало легче, а дрожь в пальцах почти прошла.
И второе событие, которое, буквально, потрясло мисс Мари – как только девушка присела на своё место, обе женщины повернулись к ней и широко приветливо улыбнулись! Вот, честное слово! Не слегка растянули губы, не просто прищурили глаза… Нет! ШИРОКО и ПРИВЕТЛИВО!
С этого самого момента и можно начать вести отсчёт неожиданного приключения Мари под названием: «Как я провела замечательный уикенд в семье лорда»…
ГЛАВА 25.
Если кратко охарактеризовать время, проведённое в доме Тэккереев, Мари назвала бы его: «Восторг! Восторг! ». Очень быстро выяснилось, что чопорность и закрытость семейства – лишь маска, необходимая для существования в их мире.
Нет, конечно, они не приняли Мари, как родную и не вывалили на неё все свои тайны и подробности личной жизни. Просто Мари там было… хорошо.
Чувствовалось, что эти люди относятся к ней, если можно так выразиться, бережно. Конечно, на свой начин, уж как могли, они постарались выразить ей свою благодарность.
Оказалось, что с приходом в школу Мари, всегда очень нелюдимый и замкнутый Малколм, стал постепенно открываться. Пусть, не сразу, пока по чуть-чуть, но мама и бабушка, наконец, ощутили, что их гениальный ребёнок вовсе не считает их обеих, как они выразились, «умственно отсталыми».
Леди, наконец, стали ощущать наличие сына и внука, а не чужого маленького взрослого под боком…
Чтобы хоть как-то выразить Мари свою благодарность, Тэккереи устроили ей в воскресенье целый День удовольствий. С утра все вместе, благо, погода располагала, отправились на конную прогулку. Девушка каждой клеточкой своего восторженного тела вбирала красоту открывавшихся перед ней земель лорда Тэккерея.
После прогулки, обеда и небольшого отдыха, лорд Уильям, Мари и Малколм отправились в полёт на воздушном шаре. С ума сойти! На настоящем. Воздушном. Шаре! Причём, что самое неожиданное, и отец, и сын, наконец, скинули личину натянутого безразличия и оказались очень интересными собеседниками. При этом, младший Тэккерей совсем не уступал старшему.
Мари прекрасно провела время с обоими джентльменами. А, ближе к вечеру, обе леди провели ей экскурсию по замку. Кроме того, что само по себе жилище семьи представляло собой памятник архитектуры, причём, в отличнейшем состоянии, оказалось, что лорд Уильям является коллекционером живописи, в особенности, так любимых девушкой, экспрессионистов.
