Сила жизни в молодом парне пересилила боль от вывернутого большого пальца и содранной кожи. Зак освободился и бежал. Он отыскал поседевшего отца, и они отправились искать счастье у кромки Стены, где и наткнулись на общину мамы.
После тех событий минуло семь долгих лет. За эти года Стилски-младший возмужал, обрел самостоятельность и твердость в поступках, но в душе он до сих пор ученик Карлетонской средней школы в Оттаве.
Зак окончил рассказ словами:
– Не будь я таким отпадным, то давно прикончил бы Фроди. В самых ужасных кошмарах не приснится то, что ему подобные вытворяли с людьми.
– Не предполагала, что ты был знаком с ним раньше.
Зак впал в задумчивость, а потом ответил, не отрывая взгляда от огня:
– Я был у других трупоедов, но они все одинаковые. Я их ненавижу! Всех до единого.
В его зрачках плясали чертики. Гримаса затаенной злобы исказила симпатичное лицо. Он демонстративно разломил кусок пластика и кинул его в огонь. Я пересела к нему на дружеское расстояние, положив руку на плечо. Его рука накрыла мою – и так же быстро соскользнула.
– Еще долго тут будешь? – спросил он довольно обыденно, но мне показалось, что в вопросе кроется подвох: он хотел, чтобы я осталась или поскорее ушла?
– Мне не спится.
Он пожелал сладких снов и удалился на покой, чем немного разочаровал меня.
12 марта
На завтрак разделили последние крохи еды. Паек сушеных водорослей отдала Сьюзен. У меня от них несварение, а ей нужны витамины.
Брели на северо-запад через пустошь. Лыжная маска окрашивала землю под цвет свинцовых туч, усеянных осколками. По такому раздолью без самодельных ботинок на толстой подошве, подбитых полосками автомобильных шин, не побегаешь. Иногда взгляд цеплялся за покосившиеся опоры столбов с болтающимися проводами. Без таких ориентиров казалось бы, что мы буксуем на месте.
Шли молча. Тележка Макса протестующе скрипела, вгоняя в сон. Ритмично постукивали кастрюли Фроди, шаркали ботинки Чака и шелестели свободные одежды мамы. Саванна тяжело дышала раскаленным воздухом, лениво водя носом. Во время короткой остановки для отдыха и питья никто не проронил ни слова; все делалось на автомате. Сьюзен не жаловалась, стойко перенося трудности.
Нюх Стикса привел нас к прогоревшему пеплу. Наверное, его мерцающий свет я заприметила прошлой ночью. Тут же валялись головки берцовых костей – их сложнее всего растолочь в муку. Никто не задавался вопросом, чьи эти останки, а попросту прихватили с собой.
Когда начало смеркаться, Зак сунул огрызок карты Миссисипи:
– Покажи, ведьмочка, свое колдовство. Где мы находимся?
Я внимательно разглядела карту, запечатлев в памяти географический ландшафт. Закрыв глаза, я уже видела несуществующие населенные пункты, изгибы рек и дорог. Точная локация появлялась откуда-то из глубины, и я никогда не ошибалась, указывая местоположение. Не представляю, как это у меня выходит.
– Рожай уже что-нибудь, – поторопил он. В моей голове стоял полный штиль, пустота, как ни прислушивалась я к внутреннему голосу.
– Мы за пределами карты.
– Хотя бы примерно!
– Мы не в Миссисипи, это точно. – Я вернула потрепанный клочок.
– Другой нет, ведьмочка.
– Мы в Луизиане, но не представляю, где именно.
– Заблудились! – раздраженно прокомментировал Макс. Он включил циферблат часов с показаниями барометра: – Стена далеко.
– И без тебя ясно, – гаркнул Чак.
Подступивший голод заставил растереть обглоданные кости в муку, из которой наспех приготовили клейстер, показавшийся изможденным людям пищей богов.
Легла на голодный желудок пораньше.
13 марта
– Давление ниже некуда. Так далеко от Стены мы еще не заходили, – сказал Макс, теребя наручные часы. – Она милях в пятидесяти. И запомните этот день: среда, тринадцатое марта 2121 года. – Он выбросил часы, экран которых померк навсегда. Отныне придется ориентироваться по банке с натянутой рыбьей кожей.
Пустыня заманивала миражами. Голод сводил с ума, но надежда добраться до Атланты росла с каждым часом.
От недоедания мама еле передвигала ноги. Сьюзен бил жар и мучила тяжелая хрипящая одышка. Она скинула накидку. Кожа вмиг покрылись сыпью и зашелушилась. Силой заставили накрыться. Стейси, мечтавшая работать ветеринаром, осмотрела ее и сказала, что больная пошла на поправку. Хотелось бы верить!
Пройдя несколько миль, Сью впала в прострацию. Взвалила ее на носилки, подметив, как она потеряла в весе, приспособила рядом с ней разобранную палатку и поволокла. Мама порывалась помочь, но я убедила ее, что справлюсь сама. Брюс держался подальше, чтобы не помогать. Первые шаги дались легко, но потом ноша с каждым шагом тяжелела.
Волокла в одиночку, вспахивая две маленькие бороздки от рукояток. Община удалялась все дальше и дальше, а я словно застряла: ступлю шаг – другие уже сделают три. На неровностях носилки ходуном ходят, подскакивают; головка Сью трепыхается, как у болванчика. Когда совсем невмоготу стало, остановилась. Думала, отдохну и продолжу, а силы неожиданно иссякли. В глазах темно. Двоится.
– Чую, спор я проиграю. Отойди-ка, дай мне. – Зак перехватил носилки и поволок. А я шла рядом и мысленно благодарила его; сухой язык не поворачивался.
К полудню догнали общину, отдохнули и повернули на восток. Сью пришла в себя, но подняться так и не сумела: в легких свистит, слизистые отекли, а от лихорадки мелко трясет. Я попросила Стейси повнимательнее осмотреть больную, на что та огрызнулась:
– Она – обуза! Из-за нее мы тормозим. Она приносит беды! Не потеряй она крестик…
– Мы все скоро умрем… – трагично вставила Дика.
– Я собираюсь жить долго, – заявила Стейси. – И вообще, захлопни свою мидию!
– От вашей трепотни у меня башка раскалывается, – проревел Макс. Мама попыталась урезонить закипающего бойфренда, но тот рассвирепел пуще прежнего и виноватыми сделались все мы.
Перессорившиеся и озлобленные брели дотемна, покуда не наткнулись на обрезки пятьдесят девятого шоссе. Покосившиеся сваи многоуровневой развязки сторожили дикую пустошь. Мы проковыляли бы мимо, но неожиданно ко мне пришло понимание того, что мы в Миссисипи. Не представляю, откуда – просто меня охватила абсолютная уверенность в том, где мы. Этот эффект сравним с неким мистическим озарением, будто ангел, о которых в детстве рассказывала мама, шептал, куда следует повернуть.
Настроение поднялось даже у Макса, несмотря на мучительный голод. Труди беззаботно напевала какую-то песенку, а Стейси заявила, что на раскопках не будет таскать тяжестей. Чак Стилски и мама сохранили серьезность. Они-то понимали: до Атланты – сотни миль, через Алабаму и половину Джорджии.
