Опорожнила бутылки. Стейси подползла к растекшейся луже, уткнув в нее лицо. Еле оттащила. Обезумевшая от жажды, она пыталась сопротивляться, изрыгая матерные ругательства.
– Потерпите. Милях в пяти отсюда должно быть огромное озеро Окатиббе. Надеюсь, оно не пересохло. Я натаскаю воды! Для всех вас!
Загрузила тачку и покатила. И как Макс таскается с ней? Колеса кривые, скрипят, тянут куда-то вбок. На ухабах бутыли подпрыгивают, гремят. Такой трезвон за милю слышно. Только бы на людоедов не напороться. В одном из пустых окон померещилась размалеванная фигура, но это скорее от усталости.
Уже смеркалось, когда сделала небольшой привал. До озера еще полторы мили, но к закату успею. Только бы в лагере никто не умер!
19 марта
Прикатила тачку далеко за полночь. Часть бутылок пришлось оставить, поскольку груженую доверху тачку было не сдвинуть. Под горку еще нечего, а обратно – никак.
Озерная вода, хоть и не тухлая, как из старых труб, но рыжая из-за глины. До утра процеживала, фильтровала, кипятила. Едва жидкость остывала, отпаивала больных. Стейси отказалась пить, пока я не напоила ее четвероногого любимца.
По совету Фроди приготовила лекарство: растертую до мелкого порошка глину обожгла на огне в закрытой банке, а потом смешала с водой. Полученный абсорбент эффективно выводил из организма токсины. Стикс отказывался лакать эту дрянь. Пришлось зажимать его морду и насильно вливать в пасть. Ослабленный, он почти не сопротивлялся.
Их рвало. Мучительно вытекающие слизкие массы воняли на половину Миссисипи.
К полудню многие почувствовали себя лучше. Труди оправилась быстрее других, ушли озноб и рвота. Слабость не помешала ей заняться фильтром, пока я оттаскивала тяжелобольных в тень развалин от убийственного ультрафиолета. Погружала их на носилки и тянула. Древко привычно ложилось на натертые мозоли, и я невольно вспоминала Сьюзен. Тащила носилки и представляла, что везу сестренку. Живая, но слабенькая, и если потороплюсь, то она обязательно выздоровеет.
– Сью, родная, потерпи чуть-чуть, – вырвалось невзначай, но Чак не придал этому значения. Он, тощий как скелет, весил больше динозавра из-за своих искусственных конечностей.
Так набегалась, что не заметила, было затмение или нет. Да что затмение, я даже не подумала, чтобы крысиный хвостик на зуб положить. Фроди подсказал покопаться в его вещах, где отыскалась скромная заначка: мешочек протеиновой крупы непонятного происхождения. Разбавила ее водой до клейкой массы, проглотила и побежала за бутылками на озеро.
Со вчерашнего дня Окатиббе заметно обмелело. Болотистые берега опоясали ржавую гладь, до которой я добиралась по скользким от ила валунам, перепрыгивая с одного камня на другой. Не удержалась – соскользнула и рухнула прямо в трясину. Разом провалилась по пояс. Безуспешно скребла ногтями по ослизлому склону. Чем отчаяннее рыпалась, тем крепче сжимались объятия. Запаниковала. Легкие искали воздух. Болотистый ил проглатывал меня. Прочная трость, которой я проверяла глубину, была с собой. Ткнула ею поглубже в надежде, что нащупаю под ногами что-то твердое. Бездна. Топь переварит меня. Останется на берегу одинокая тачка да дневник в рюкзачке.
Кричать, звать на помощь – бесполезно. Попробовала замереть и не двигаться, а что толку: увязнуть с головой немедля или часом позже?
Как-то изловчилась упереть трость меж двух валунов. Получилось что-то вроде натянутого троса. Вцепилась в него и потихоньку потянулась. Кое-как вытащила себя из клоаки. Хорошо, хоть ботинки на ногах плотно сидели, а то как обратно-то добираться? Выбралась, наполнила бутыли и вернулась в Меридиан.
– Где так долго шлялась? – спросил Чак.
На сердце полегчало. Пошел на поправку.
21 марта
Меридиан чуть не стал братской могилой. В дикие минуты отчаяния меня накрывали кошмарные видения, где я стою одна среди беспорядочно разбросанных тел.
Едва появились первые признаки выздоровления, общину обуял чудовищный голод. Саванну, под дикие вопли хозяйки, освежевали и съели. Аппетит не отбили даже расплодившиеся длинные черви, забившие пищевод. Протухшие внутренности изъяли, а мясо с перемолотыми костями хорошенько прожарили и съели. Опарышей засушили до худших времен.
В тяжкие дни Макс опекал маму. Мне было отрадно видеть их вместе. До катастрофы он работал в Атланте специалистом по разрешению сложных жизненных ситуаций с экологическими беженцами. Тихий и спокойный, он превосходно ладил с трудными подростками, находил общий язык с неуравновешенными взрослыми. Макс заменил нам отца. Труди называла его «папой», но продолжалось это недолго – мама пресекла. «Мы слишком привязываемся к человеку, придумывая ему ласковые имена. Люди приходят и уходят, а горечь утраты остается», – учила она. Она не доверила бы Максу мыть полы в гараже или подстригать газон за воротами особняка. Мама вырастила нас, троих дочерей, без мужа, а когда мир рухнул, она не собиралась что-то менять. «Пережили апокалипсис, проживем и без мужика», – поговаривала она. Судьба посмеялась над ее высокомерием. Макс, потерявший семью, нашел подход к бизнесвумен через нас, ее детей. Он нянчился с маленькой Труди, играл со Сью, рассказывал нам сказки и подшивал одежду. Сделавшись импульсивным, он частенько заводился и ссорился по мелочам. После грандиозной ссоры из-за щипцов для орехов мама прогнала его, и тут-то ему воздалось сторицей – мы встали на его сторону. Через год она не представляла жизни без Макса, а щипцы пригодились на кухне для колки мидий, нежели для завивки волос. Наш приемный папа так и не догадался, что встречается с женщиной, чье отредактированное лицо видел бессчетное количество раз на обложках всевозможных журналов.
Мембрана из рыбьей кожи на примитивном барометре вздувалась день ото дня – Стена уверенно направляется в нашу сторону. Ее изогнутый край угрожающе нарастает на горизонте.
Солнечные затмения повторялись ежедневно в полдень. Их продолжительность заметно увеличилась. Макс предположил, что это околоземный астероид из пояса Койпера по добыче полезных ископаемых. Возможно, он потерял управление и болтается в космосе.
Дика набожно предупредила о грядущем апокалипсисе. Интересно, а что тогда мы пережили десять лет назад?
22 марта
Покинув на рассвете Меридиан, напоролись на свежую стоянку трупоедов. Неужто, находясь в трех кварталах от ослабленных людей, не способных к сопротивлению, они не заметили нас? Три дня назад я не могла отделаться от ощущения тревоги, что за нами следят. Поделилась с Чаком опасениями, но он был слишком слаб, чтобы что-то предпринять.
Подгоняемые страхами и пережитым ужасом, преодолели миль пятнадцать. На горизонте замаячили бесконечные просторы Алабамы – такие же безжизненные степи и уцелевшие обрывки трасс, соединяющие разрушенные города. Известная по прошлым скитаниям карта местности обрывками вырисовывалась у меня в голове. До Таскалузы дойдем, не заблудимся, а далее – как-нибудь до Бирмингема и Атланты.
