– Мелкий ты говнюк! Тебя тоже не было.
– И что? И Макса не было, и Труди, и Марты, и Брюса. Но обжора-то ты!
– Чревоугодие – грех, – вставила Дика.
– Отбой, заморыши! – оборвал Чак. – Представление закончилось. Займитесь работой!
24 марта
Железобетонные руины Таскалузы в дымном мареве выглядели парящими в пространстве кубами. Ночь застала бы нас среди покосившихся каменных джунглей с их зловещим безмолвием, а Стейси неустанно верещала бы о своем плохом предчувствии и мертвых духах.
Встали лагерем в нескольких милях от города. Обогнем его в светлое время суток.
Очередь дозора выпала Заку. Мне не спалось, но и составлять ему компанию я не спешила. Лежала и ворочалась с боку на бок. Отвернулась, повернулась, – а Зака и след простыл, будто испарился. Подумалось, что живот прихватило, у нас это обычное явление. Уже и костер прогорел, а его все не видать. Заволновалась, но звать не стала, чтобы никого не разбудить. Вдруг разыгрывает?
Ушла в темноту, держась дорожной борозды. Костер исчез за ухабами, а я все шла и аукала. Ступала в бездну, проваливаясь в выбоины и спотыкаясь. Когда зашла совсем далеко, решила повернуть обратно, чтобы лагерь разбудить. Неожиданно услышала вдалеке приглушенный писк. Это был он.
Зак, боясь пошевелиться, стоял в темноте на краю обширного провала.
– Как ты здесь очутился? – почему-то шепотом спросила я.
– Я что-то услышал и пошел позырить, кто тут шляется. Заблудился, а по звездам ориентироваться не умею.
– А что не разбудил?
– Здесь опасно. Двинули копытами, – он схватил меня за руку, и мы побрели в спящий лагерь. Я невольно провела пальцем по шероховатости его шрама. Сдается мне, он заметил.
Когда вернулись, он попросил никому не говорить о произошедшем. Он не имел права самовольно покидать пост, за что понес бы наказание. Он спросил, сколько стоит мое молчание. Мне и в голову не пришло бы что-то требовать. Я поклялась держать язык за зубами, хотя вовсе не собиралась болтать.
Отправила его спать, взяв дежурство на себя. Все равно не спалось.
25 марта
На рассвете обнаружились многочисленные грязевые следы. Утреннее солнце подсушило их до ржавой корочки. К счастью, никто не придал этому значения, иначе пришлось бы объясняться, когда мы успели так наследить. А наследили мы на удивление много, будто целая армия прошла.
В тысяче ярдах от лагеря, где мы с Заком блуждали, в земле чернел рваный пролом. Обвалившиеся подземные этажи парка аттракционов, какие строили близ городов, образовывали колодец. Сырое дно устилал ржавый металлолом, со стен свисала корявая арматура с островками бетона, налипшего, будто комья глины на корни деревьев. Спуститься по покатым плитам и стальным лианам на нижние ярусы не составило бы труда. В подземных пещерах огромного развлекательного комплекса могло бы найтись множество полезных вещей, но мы спешно прошли мимо.
Порванные полусферы силосов хромированным блеском освещали путь сквозь развалины производственного района Таскалузы.
Солнце нещадно лило желтый свет. Крохотная искра, и наши темные одежды полыхнули бы ярким факелом. Вода в бутылях, прикрытых плотной тканью, буквально закипала. От такой воды, обжигающей язык, пить хотелось еще больше. Стикс держался в тени тележки, свесив тяжелую морду, и дышал часто-часто.
Ежедневное затмение было дольше обычного. День ото дня его продолжительность увеличивается. Стейси пересмотрела свое отношение к уже не редкому явлению природы, прозвав его «милостью небес». В этот раз насладиться дарованной «милостью» в полной мере не удалось: мы продолжили идти без остановок, чтобы поскорее преодолеть останки промышленной периферии.
Обычно я внимательно смотрю под ноги, но тут споткнулась о торчащий из земли кусок полиэтилена. Настоящего полиэтилена! Биополиэтилен уже исчез из природы, а этот был старый, добротный, пылился у кого-нибудь на чердаке лет пятьдесят. Предложила его сжечь.
– От углепластика тошнит, а этот еще хуже. Оставь себе, вдруг пригодится, – отозвался Стилски-старший.
Положила находку в рюкзак. Стейси предложила обменять его на осколок зеркала. Зачем мне оно, когда у меня свое имеется?
– Чак, почему Дорианне достаются лучшие вещи? – закипела она. Назревал скандал. Тогда я расстегнула рюкзак и вытащила находку:
– Забирай.
– Что хочешь взамен?
– Ничего.
– Я передумала. На хрен мне он сдался?!
Когда укладывала полиэтилен, Стейси заметила дневник, но промолчала. Когда ей стукнет в голову приподнять себе настроение очередным скандалом, она обязательно припомнит…
Брюс, притихший, второй день подряд волочился в хвосте. О нашем разладе узнала вся община, но появились и плюсы: Зак стал относиться ко мне более внимательно и, к счастью, с расспросами не приставал.
27 марта
Старинные здания небольшой этажности почти не пострадали, в отличие от делового центра Бирмингема, растекшегося в холмы из каменных глыб. Главным образом досталось пригороду – о легких постройках напоминали колодцы от ливневой канализации. В одну из таких ям провалилось колесо тележки. Макс, матерясь, собирал разлетевшиеся бутылки, а потом долго чинил ось.
На сходке договорились переждать в Бирмингеме конец марта. Стена замедлилась, а мы так стремительно маршировали, что почти уперлись в ее западную дугу. За ней, примерно в неделе пути, простираются руины Атланты.
Мы заняли трехэтажный дом, возведенный лет двести назад, каменная кладка которого выдержала многократный натиск стихии. Со второго этажа до земли, будто крытый мостик, перекинулся мятый железнодорожный вагон. Он так удачно протаранил фасад, что смотрелся вполне естественно, как по задумке архитектора. Третий этаж лишился крыши и арок оконных проемов, отчего здание приобрело облик крепостной стены с бойницами средневекового замка. До сих пор мы избегали строений, но сейчас выбирать не приходилось, да и крепкая кладка будет понадежнее открытой местности.
Члены отряда «Бронь» перегородили входные двери огромными блоками с торчащей арматурой, окна надежно заколотили, а железнодорожный вагон завалили поломанной мебелью, что нашлась в доме. Новое жилище превратили в настоящую крепость. Торчащий из стены дома деформированный вагон будет служить эстакадой на крышу. Его придется сторожить круглые сутки.
Мне досталась отдельная комната, без обстановки и дверей, но возникло приятное ощущение родного дома. Из подручных средств создала некое подобие уюта. Сдирая уродливые настенные панели для очага, наткнулась на старую газету прошлого века от 2098 года с застывшими электронными чернилами, отображающие новости той эпохи: «Последний белый медведь скончался в зоопарке Москвы», «Родился двенадцатимиллиардный ребенок», «Стоимость квадратного фута в Антарктик-сити превысила 5000 амеро». Отголоски золотого века…
