Мама совершила крупную находку: нетронутый подземный гараж с дюжиной пыльных автомобилей и магазинный склад. Склад был подчищен еще в первую волну грабежей, но на нижних полках завалялись просроченные консервы, инструменты и аптечка. Еды хватит на несколько дней. Домкраты, тросы и лебедка пригодятся в расчистке развалин вокзала гиперлупа. В аптечке, среди просроченных лекарств, затесался рабочий дефибриллятор. Чак Стилски потребовал от Брюса приспособить прибор для питания своих конечностей, но тот убедил его, что батарея не предназначена для постоянного питания.
Найденную добычу окружили плотным кругом. Главарю надлежало распределить вещи, выслушивая споры, пререкания и торг. Далее следовали жалобы на перегруженность, а затем происходил обмен товарами. Устоявшаяся традиция грубым образом была нарушена Брюсом:
– Среди нас есть вор!
– До тебя еще не дошло, но я повторю медленно: мы проехали эту историю, – нетерпеливо изрек Чак. – Дорианна может юзать дневник, сколько захочет.
– Она украла другой предмет! Я видел собственными глазами.
Я подозревала, что он способен на подлость, но обвинить меня в такой мелочи! Тем более, я ничего не присваивала.
– Обвинения серьезные, – подоспела вставить Стейси.
Чаку Стилски ничего не оставалось, как приказать меня обыскать. Фроди галантно копался в моем рюкзачке, но меня трясло от унижения и обиды. Дневник, полиэтилен и… какая-то цепочка со стеклянным кулоном и голограммой внутри.
Я поймала на себе удивленные взгляды.
– Это мой! – спохватилась Дика.
– Впервые вижу! – не замедлила я с ответом. – Постой… это твое. Верящие в Понятых носят такие штуковины.
– Это не штуковина! Это символ! В голограмме скрыта карта Вселенной.
– Дорианна – преступница. Ее следует наказать! – потребовал Брюс.
Воспитанница Расмуса подхватила проклятия, не скупясь на оскорбления.
– Ладно, так и быть! – сдался Чак. – Запрем ее в чулане, а наутро забудем об этом инциденте. Будем считать это гауптвахтой.
– Воровка. Сначала дневник спрятала, а теперь и это! – Стейси заломила мне руки, сложив меня пополам.
Кёртис попытался воспрепятствовать, но, к своему удивлению, обнаружил, что его пистолет исчез. Не дав опомниться, Брюс рукояткой разбил ему нос. Очевидно из-за болевого шока тот не шелохнулся.
Брюс отскочил, наведя на нас пистолет. Для рукопашной схватки момент был упущен.
– Всем лечь! Руки за голову!
Прозвучавший приказ выполнили быстро, но нас со Стейси он не коснулся.
Кёртис не подчинился. Тихое бешенство завладело им: кулаки надулись, пульсирующие вены проступили на бычьей шее. Хлеставшая из носа кровь обагрила подбородок и рубашку
– Тебя тоже касается!
Брюс увеличил дистанцию, держа нас на прицеле.
– Парень, это штука опасная. Отдай мне ее! – сказал Кёртис.
Выстрел оглушил. Пуля прошила несколько автомобилей, стоявших в ряд. Посыпалось крошеное стекло.
– Следующая продырявит тебя!
Чужак нехотя подчинился.
Дальнейшие события выпали из моего поля зрения. Меня заперли до утра в складском помещении.
3 апреля
Власть перешла к Брюсу и его сторонникам – Дике и Стейси. Последняя разыграла представление с украденным кулоном, чтобы отвлечь внимание, когда Брюс вытаскивал пистолет Кёртиса. Стейси с удовольствием отомстила Заку, припомнив, как тот бросил ее. Во мне она разглядела причину их расставания. Ее месть в полной мере коснулась Чака: за пережитые унижения, за Лисбет, которая в одночасье сделалась предметом ее скорби. Она потребовала для бывшего командира соразмерного наказания – изгнания, – но Брюс разрешил Чаку остаться на условиях, что Зак будет заботиться о своем отце. Отныне один паек будет делиться на них двоих.
Дика догадалась, что воровство ее бижутерии было блефом, но поддержала Брюса. Ее сделали помощницей нового главаря. Собственно, ее не беспокоили перестановки: «Всяка власть от Говы. Вселенная дала, Вселенная взяла».
Собачницу наградили за лояльность. Она сделалась заместителем, правой рукой вожака. Фроди, натерпевшись от Стилски унижений, не воспрепятствовал новомодным порядкам, а продолжил заниматься кухней с маленькой помощницей Труди. Сестренка переживала за меня, но виду не показывала. В итоге в проигрыше остались оба Стилски, мама, я и Кёртис.
Переворот расколол общину, уничтожив старый добрый порядок. Отряды перестали существовать, приказы исходили напрямую от главаря.
Кёртису здорово досталось. Его обыскали. Конфисковали пищевые батончики, фонарик, лазерную зажигалку и навигатор. Добиться вразумительных ответов от неразговорчивого чужака не удалось. Брюс, связав его, понапрасну потратил силы на избиение – тот не проронил ни звука, даже когда в его сломанный нос засовывали гвозди, а угрозы закопать живьем ни к чему не привели. В конце концов его обвинили в неподчинении. В наказание приковали наручниками к рукояткам тачки. Брюс назвал самосуд проявлением добродушия, но в действительности он рассчитывал заполучить грубую силу для расчистки станции гиперлупа.
На этом расправы не прекратились. К уже имеющимся обвинениям мне вменили в вину предательство, припомнив выложенный из костей знак трупоедам. Стейси переврала очевидные факты, будто я лично пригласила трупоедов на банкет в Бирмингем, расчленила Макса и съела. В порыве гнева Дика была готова проломить мне череп. Самое страшное, что все поверили этой нелепице – или притворились, что поверили, дабы найти крайнего, на кого можно свалить неудачи. Омерзительное ощущение, будто меня принесли в жертву, чтоб вызвать дождь в вечной пустыне. Вместо попытки оправдать меня мама молила о моей пощаде. Она на коленях упрашивала не причинять мне вреда, взывая к всепрощению. Брюс нарочно тянул, рассуждая вслух о навигаторе; в моих способностях ориентироваться нужда отпала. Вдоволь насладившись мольбами, он согласился закрыть глаза на «страшное предательство», но с условием: мама должна будет спать с ним. Для утех он мог выбрать Стейси или Дику – они не возражали, – но так он хотел унизить нас еще больше. Я была безмерно рада, что он не тронул Труди.
На меня надели ошейник Саванны, а короткий поводок привязали к обездвиженной руке Чака. Сцепленные, мы двигались неуклюже, а размеренный шаг выработать не удавалось. Стилски то отставал, то забегал вперед, отчего поводок постоянно оттягивал искусственную конечность, потерявшую за много лет бездействия гибкость. И как он в армии маршировал? Он взвизгивал и исторгал поток жалоб, как бы я ни старалась подстроиться под его ходьбу. Каждое спотыкание вызывало лавину отборной армейской брани с описанием акушерских патологий. Лучше бы меня приковали к тачке!
Новый вожак продолжил намеченный путь в Атланту, но за истекший день мы не покрыли и десяти миль. Не организованные в отряды люди ссорились между собой за право нести более легкую ношу в хвосте вереницы. Старые правила не действовали. Нас, провинившихся, погнали впереди. Груженые, мы неспешно петляли меж промоин и ухабов, выявляя проход для остальных.
