Перекинуться словечком ни с Кёртисом, ни с Заком не удалось. Нас держали порознь. Обычными вечерами, сидя в плотном кругу и любуясь тлеющими головешками, мы болтали о жизни. У каждого, кроме Гертруды, она была разделена на «до» и «после». В такие моменты на нас нисходила некая сплачивающая сила, и все обиды прощались: каждый понимал, насколько он несчастен.
Брюс не допустил наказанных к костру, и мы сидели на земле, окутанные тьмой, – поодаль.
Ночное дежурство пало на нас с Чаком. Он жаловался на бессонницу, но вмиг захрапел, едва голова коснулась подстилки. На другой стороне лагеря замученный пленник пытался полусидя заснуть, облокотившись на тачку. Не в силах смотреть на его страдания, сосредоточилась на дневнике.
Не услышала, как подкрался Фроди. Он принес бутыль с водой, которую я вмиг осушила. Повар передал послание от Кёртиса. Он предлагал побег. Интересно, куда он собрался? На съедение к трупоедам? Да и неужто я брошу маму и сестренку? Брюс отомстит им за мой побег.
– Я уверена, все наладится. Я не побегу, – прошептала в ответ. Я надеялась, что Брюс остынет и все встанет на свои места.
Шеф-повар уполз, но не успела я написать и двух предложений, как он появился вновь:
– Решайся или будет поздно, – передал он слова Кёртиса.
– Я не расстанусь с близкими мне людьми.
– Дори, уходи! По-хорошему это не кончится! У меня есть дубликат ключей от наручников, а поводок я разрежу кухонным ножом.
– Освободи его, а я не побегу.
4 апреля
Очнулась в бетонной яме. Вечернее небо над головой, слабость, и нет сил вылезти и оглянуться. Мамы и Труди нет рядом. Ничего не помню. Провал в памяти.
Попробую описать события, может тогда память упорядочится.
Припоминаю, как поутру Брюс приказал порезать палатку. Он привык спать под открытым небом, замкнутое пространство его напрягало. Стейси сняла с него мерки, чтобы сшить накидку. У Чака задрожала нижняя губа, а глаза намокли, видя, как рушится прежний уклад. Отставного вояку не сломила ни война, ни потеря конечностей, ни пленение Зака, а раскроенная палатка – его панцирь – окончательно добила. Он разревелся как ребенок. Никогда не видела его плачущим.
Пока Стейси занималась рукоделием, Дика переняла роль цирюльника. Узурпатор расстался со своими грязными космами и бородой, помолодев лет на десять, но притягательности ему это не добавило. Заметила, что у Кёртиса нет даже намека на щетину. У Фроди борода тоже не растет, но это из-за того, что восстановленная кожа не плодоносит.
Кёртис, к моему удивлению, не сбежал. Может, ключ не подошел?..
Помню, как Брюс взорвался из-за того, что консервы закончились. Он облаял повара, что его не предупредили заранее.
– Совсем закончилась? А что раньше молчал?
– Я сберег немного водорослей…
Хорошая попытка усыпить Брюса, но ему известно о токсичности светлых водорослей. Вряд ли у Фроди получилось бы нейтрализовать главаря.
– Тогда прекрати кормить рабов. Нам самим не хватает.
Я тогда подумала, что ослышалась, но нет – он действительно назвал нас рабами, которых следовало держать на голодном пайке!
Кое-как уложили пожитки и снялись с места. Нас с Чаком погнали впереди. Предстоял длинный переход через залитую солнцем пустыню, где земля выпарила всю влагу через поры трещин, где гнилой запах одежд впереди идущих надолго мариновался в застывшем воздухе, где мысли тонули в безвременье.
Я уже попривыкла к ошейнику, а Чак приноровился держаться рядом, подстраивая шаг. Шли легко, но торчащие из земли кирпичи, стальные прутья, камни и корни предательски цеплялись за ботинки.
Помнится, как Чак Стилски споткнулся и упал. Его бионический протез вывернулся из плечевого сустава. Дикий вопль разлетелся на мили. Попыталась поднять его, но только причинила боль. Силенок сдвинуть взрослого мужчину не хватало. Он матерился, звал на помощь. Не буду описывать проклятия, которые он обрушил на меня.
Зак бросил свои пожитки и поспешил на помощь.
– Они сами поднимутся! – пригрозил Брюс.
Чак стиснул зубы. Стоная, он перевернулся набок. Полежал. Поохал. Встал, и мы пошли. Каждое неловкое телодвижение отдавалось пульсирующей болью, сопровождавшейся вскрикиваниями. Виновны оказались все и его отпрыск в первую очередь: что проморгал бунт, что не оказал сопротивления, что не подошел помочь. Я умоляла не раздражать нового вожака, но Зак распалился пуще прежнего.
Чтобы отвлечься, вызвала призрака. Он никакой не призрак, а скорее проекция, по неизвестной причине воспринимаемая исключительно мной и функционирующая непонятным образом, без голопроектора. Похожие трехмерные изображения продавцов-консультантов использовались в торговых центрах.
Я надавила на ухо, и в тот же миг навигатор пронзительно запищал.
– Какая-то цель в десяти метрах. Что это значит и сколько это в ярдах? – потребовал Брюс объяснений у Кёртиса.
– Он старый, частенько барахлит.
Мама, идущая с ними рядом, перевела взгляд с навигатора на меня.
Короткий отдых без стесняющих верхних одежд в тени перевернутой военной техники не умерил пыла Стилски. Воспоминания о прошлой карьере в армии пробудили в нем эйфорический аффект и новый виток оскорблений. Он пинал покореженный робот-погрузчик и матерился. За его стенаниями, не скрывая гаденькой ухмылки, следил Брюс. Он испытывал наслаждение от всевластия, от бессилия врага.
Вымотавшись вконец, Чак рухнул на колени и горько заплакал, проклиная всех на свете. Его слезы тронули не только женщин, но и Фроди, не испытывавшего к нему сочувствия. Брюс отмахнулся от просьб о помиловании. Он подошел к нам. Упер ногу в плечо Чака, как бы вдавливая его в землю. Чак поднял взор, скорчил свою необычайно живую физиономию и стал сыпать проклятиями вперемешку с откровенными насмешками.
Дальше припоминаю обрывками. Толчок. Стилски повалился. Удар затылком о какую-то железяку. Он увлек меня за собой. Перекошенное лицо. Оно прильнуло к моему. Белок глаза налился кровью. Лицевые мышцы нервно задергались. Мучительный оскал. Он силился что-то сказать.
– Фроди, разделай и приготовь хороший обед.
– Он еще жив! Пожалуйста! – Я не узнала собственный голос: не то вопль, не то мольбу.
Едкий дым с горчинкой паленого мяса расползался туманом по земле. Их хохот и разговоры о смерти, дающей жизнь другим, пыталась заглушить мыслями о побеге. Почему я не сбежала, когда была возможность? Это из-за меня Чак упал!
Фроди нарушил мои размышления, сунув тарелку с едой. Политые мясным соком кусочки человечины с сахарной косточкой и горячий густой паштет из печени, завернутый в тонкую обжаренную до золотистой корочки кожицу, источали головокружительный аромат.
– Поешь, – ласково предложил он. – Я отпихнула тарелку. – Ты готова бежать? – прошептал он.
