Затаившись под каменной лестницей, я почти не дышала, а как остыла от побега, разобралась в параметрах, настройках и фильтрах. Приложения «Быстрые сообщения» и «Звонки» были предустановлены, но ни с кем связаться не удалось. НБИ сообщал: «Связь недоступна. Пожалуйста, попробуйте повторить попытку позднее или обратитесь в ближайший офис „БиоРенью“. Благодарим за понимание». Аппликация «Суперзнания» явилась обычной онлайн-энциклопедией, в которой не нашлось информации о Бункере-99.
Сложная программа «Эндокриногенез» управляла настроением, а следовательно, и поведением через гормональный фон. Визуализированная аппликация отобразила режимы моего состояния: зашкаливающие параметры страха и стресса. Я попыталась снизить их уровни, но НБИ выдал критическую ошибку: «Инстинкт самосохранения блокирует уменьшение адреналина. Снятие блокировки требует администраторских прав». Из положительных эмоций выделялась любовь, разбитая по видам – каждая в своей вкладке.
Я выбрала вкладку «Семья», где выделялись образы мамы и сестер – вернее, людей, которых считала своими родственниками. Когда открыла ее, всплыло множество файлов с рассортированными движущимися картинками-воспоминаниями – такими далекими и одновременно близкими: на одних я обнимаю испуганную Сью, когда мама ведет машину с раздолбанным лобовым стеклом по кукурузному полю; на других Труди восторженно слушает рассказы Макса, и мы, набрав желтых камешков, представляем, что это попкорн, о котором у сестер не было ни малейшего представления, но всем было весело; яркие картинки детства, где мама закутывает меня в розовое полотенце после теплой ванны и водит своим носом по моему.
Напротив каждого файла был набор функций: «сохранить в облако», «стереть», «переместить», «переименовать». Из любопытства усилием мысли выбрала команду «стереть». К моему удивлению никаких ошибок не выскочило, кроме предупреждения: «Внимание! Изменения необратимы! Механизм привязанности будет разрушен через обезличивание эмоционального окраса. Запустить процесс?» Невероятно! Маленькое усилие мысли, и я перестану злиться на маму, переживать смерть Сьюзен, беспокоиться о Труди.
Я колебалась, но в итоге подтвердила выбор. До последнего не верилось, что возможно отредактировать целую жизнь. Казалось, что очередное критическое сообщение перечеркнет мои усилия избавиться от тяжкого груза.
Внезапно нахлынула опустошенность. Прекрасное чувство! Ощущение, что меня вырвало непереваренными кореньями и очистившийся желудок просит вкусной еды, после которой на меня навалится сладкая дрема.
Я перешла во вторую вкладку. «Влюбленность». Напротив изображения Зака Стилски вырисовывалось число три, а напротив Кёртиса Макконнелла – пять. Шкалы влюблённости. Я и сама не заметила, как Кёртис стал для меня родным. Теперь я боюсь его до жути, но это не умаляет моих чувств к нему.
Удивительная штука «Эндокриногенез»! Я снизила уровень привязанности к Кёртису до нуля и начислила дополнительных очков Заку. Это оказалось проще, чем разделать грызуна.
Осмотревшись, я вылезла из укрытия. Мне захотелось увидеть Зака. Община наверняка в городе на раскопках гиперлупа. Пройдя несколько шагов, я услышала, как меня позвал женский голос.
Марта растерянно озиралась по сторонам. Завидев меня, она подбежала. Повисла на шее и заплакала.
– Доченька, я переживала.
Она сбежала, выкрав у Брюса еду и навигатор, по которому выследила меня. Она догадалась, как работает прибор. Марта заметила, как я включила НБИ, будучи привязанной к Чаку собачьим поводком. Тогда навигатор протяжно запищал, и это не скрылось от нее.
Новостей было немного. Они прибыли в Атланту двое суток назад, отыскали центральный вокзал линии гиперлупа и под командованием Брюса приступили к расчистке рухнувших конструкций. Зак переживает смерть отца, но вынужден подчиняться. Меня интересовало его здоровье и отношение со Стейси, но ничего конкретного Марта не рассказала.
– Зачем нашла меня? – Ледяной тон вызвал у нее легкий ступор. Она решила, что я дуюсь на нее из-за какой-то ерунды, но не придала этому значения. Она предложила основать собственную общину. Ответила ей: – Я собираюсь вернуться, а ты – как хочешь.
– Дори, я не узнаю тебя.
– Я тебя тоже, Марта.
Ее лицо, покрытое корочкой аллергической сыпи, побледнело. НБИ выдал: «Конфликт оценочного восприятия».
– А где Кёртис?
Я пожала плечами. Ответить мне было нечего. Какая разница, где он.
Марта вновь обняла меня, проверяя мою ответную реакцию. Ее объятия душили. Хотелось вырваться, оттолкнуть ее, но я бездействовала. Просто стояла напольной вешалкой, на которую повесили поношенное старье, и молчала.
– Я и представить не могла, как мне без тебя будет плохо, – причитала она.
– По этой причине ты хотела слиться со мной в единое целое? – Вопрос отрезвил. Она отпрянула, настороженно разглядывая меня. Мне приелась семейная драма, и я заявила: – Я пойду. Прощай.
– Я не могу вернуться. Я обокрала мексикашку. Он убьет меня. Дори! Доченька! Постой!
Я не повернулась.
Ах, да! Забыла написать, что она сообщила о несчастном случае на расчистке завалов. Гертруда погибла.
Небоскребы делового центра напоминали расстрельную стену – серые, с зияющими дырами от протараненных автомобилей, стойко выдержавшие не один ураганный залп стихии. Ветер утащил с улиц брусчатку и грунт, обнажив фундаменты и подземные коммуникации, а пешеходные переходы трансформировались в беспорядочные мосты над бездной. Городские улицы приняли вид гравюр Эшера: искривленные перспективы невозможной геометрии. Среди этого апокалиптического сюрреализма копошились знакомые фигуры; они добавляли своим присутствием лишние серые мазки на грязное полотнище. Один из них – самый крепкий на вид – щедро раздавал приказы. Бесформенная железяка, обтянутая канатом, шевелилась в такт ритмичным толчкам. Женщины тащили обломки в растущую кучу хлама. Ультрасовременное здание вокзала – таким оно запомнилось мне с детства – своей громадой похоронило вгрызающийся в толщу земной коры туннель со скоростными эскалаторами. Истощенные люди голыми руками разбирали завалы, казавшиеся нескончаемыми. Я предполагала, что предстоит каторжный труд, но чтобы настолько адский – не могла и вообразить.
Брюс узнал меня по куфии и лыжным очкам. Растерялся. Пистолет Кёртиса нервно дирижировал в его правой руке. Он вообще выглядел довольно нервным и переутомленным бессонницей.
Работы прекратились. На меня устремились пристальные взоры. Стикс зарычал, но его безупречный нюх признал во мне ту самую Дорианну, которую две недели назад выкрали из общины; обрубок хвоста весело завилял.
– Не стойте. Работайте! – Руководящая должность улучила знания английского. Произношение улучшилось, но шепелявость и акцент резали слух.
Они не торопились исполнять приказ. Парадоксально, но Чак Стилски, не имея рук, поддерживал дисциплину в трех отрядах на должном уровне, а Брюс, с оружием в руках, еле контролировал единый отряд каторжников. Изможденные стянулись к нам. Фроди облокотился на черенок лопаты, покачивающегося Зака поддерживал лом, Стейси присела рядом со Стиксом, а Дика мяла обрезок троса, обвивая им свои запястья.
