«Мне не хватает мамы».
«Все мы без кого-то скучаем».
«Ты добрый, терпеливый. Иначе не возился бы со мной».
Я ответил грубо, но честно, хотя и понимал, что это заденет:
«Делаю это не ради тебя».
«И правильно! Кому нужна такая дура, как я».
«Да уж. Таких на целом свете не сыскать».
«Спасибо за честность!»
Она как-то наивно посмотрела, непринужденно потрепала мою отросшую шевелюру и собралась уходить, но вдруг я захотел выговориться. Минуту назад из меня было слова не вытянуть, а тут прорвало. Сентиментальный, глупый Кёртис!
«Мне знакомы твои переживания. Я потерял единственного человека, которого любил больше всех на свете. Барбара Риггс. Когда она появилась в нашем отделе, я буквально обезумел, а подойти и пригласить на кофе посчитал дешевым флиртом. Каждое утро приходил в офис пораньше и клал на ее рабочий стол розу – старомодная привычка, но что поделаешь? Я и не догадывался, что она не выносит срезанных цветов. Для нее, типа „В“, было верхом жестокости обрекать растение на медленную смерть, а после поддерживать затухающую в них жизнь. Вот такая она была: ранимая и женственная. По окончанию рабочего дня находил подаренный цветок в мусорной корзине. Я не сдавался, продолжая настойчиво делать подарки, пока однажды, придя на работу, не обнаружил на своем столе два билета в Торонтский ботанический сад. Оказалось, Барбара питала страсть к самым обыкновенным орхидеям. После первого свидания водоворот страстей захлестнул нас. Нежных слов всех девятнадцати языков мира не хватит, чтобы описать наши пламенные страсти. Эта непонятная субстанция – счастье… Мы купались в нем, объедались им, наслаждались его мелодией. Мы отстроили сказочный дворец под названием „счастье“. А потом его осколки изрезали меня…»
«Как? Почему?»
«Тебе знакома дилемма мальчика и поезда, где отец-одиночка должен выбрать между своим родным сыном и несущимся вагоном с незнакомыми пассажирами? В этом примере конфликта инстинкта сохранения рода кроется вся сущность гомосапов. Их доминирующие потребности будут порождать вечные войны, угрожающие всему живому на этой дрянной планете. По этой причине в нас, людей будущего, заложили наряду с продвинутой физиологией психику нового уровня, позволяющую решать этические противоречия в пользу большинства».
Дорианна ужаснулась от собственной догадки:
«Убийство твоей жены было частью эксперимента».
Каждая фраза царапало горло, но я обязан был высказаться:
«Я удивился, зачем меня вызывают в заброшенный спортивный комплекс, но приехал. На кромке бассейна, заполненного дождевой водой, стояла барокамера. В ней были незнакомые люди. Много людей. Они задыхались. Бились головами об иллюминаторы. Царапали лица. Рвали волосы. Каждый удар ее сердца уменьшал давление. Нужно было действовать молниеносно. Оружия не было. Она плакала. Умоляла пощадить. Я обязан был их спасти. Я убил… Какое ужасное слово… Лишил Барбару жизни. Голыми руками… Ради незнакомых людей… Не помню, как долго черные мысли преследовали меня. Дни перетекали в недели, недели складывались в месяцы. Депрессия стала моим нормальным состоянием. Снаружи я казался живым, но внутри умер. Шарахался от собственного отражения. Однажды я пересилил себя и сходил на могилу к жене. Отнес букет цветов. А на утро, проснувшись от яркого солнца, удивился, что наступил март. Угрызения совести рассеялись. Куда-то пропали наши фотографии, кружка с надписью „Кёртис + Барбара = любовь“ и три года жизни. Орхидеи, за которыми я чутко ухаживал, как если бы в них жил дух Барбары, засохли. Я возобновил спортивные хобби, стал появляться на тусовках с друзьями. Имя Барбары Риггс воспринималось спокойно».
«И ты нашел себе новую подругу?»
«Я пытался: ходил на свидания, знакомился, влюблялся, мы проводили время, и всякий раз мне мерещилось: вот она – единственная, неповторимая, любимая. Я искренне верил, что прежние отношения и даже смерть Барбары случились лишь для того, чтобы вырасти для новых отношений, что сама судьба готовила и направляла меня. А потом мы разбегались».
«Почему?»
«Случалось нечто, из-за чего мои чувства омертвевали. Миг – и я превращался в апатичного ублюдка. Эксперимент по обнулению эмоционального окраса был признан успешным. Я возненавидел гомосапов. Хищные и кровожадные звери, называющие себя людьми. Они ошибаются: мы – истинные люди».
«Расскажи, что это за „нечто“? Почему твои чувства умирают?»
«Не много ли откровений для одного раза?»
Моей целью было воспитать в ней омерзение к гомосапам, а не давать поводов жалеть себя.
По лицу Дорианны пробежала тень любопытства. Она умолкла, вопросительно посмотрев на меня. Взгляд похолодел. Она не обиделась. Не отпрянула от подлого убийцы, а придвинулась ближе, положив голову на плечо. Мы сидели целую вечность, чувствуя участившиеся биения сердец, погруженные в свои размышления. Вскоре она засопела. Я опрокинулся на спину, боясь нарушить ее сон, и пролежал со спящей Дорианной на груди, не смыкая глаз, до утра. Когда погасла последняя звезда, осторожно переложил ее на мягкую подстилку и сделал записи в дневник.
2121-05-09
Наш путь преградила полноводная река, за которой начинался штат Южная Каролина – последний рубеж на нашем пути. Мутные воды неспешно орошали мертвые просторы пастбищ, тянущиеся в бесконечные дали. Выше по течению, с севера, реку преграждала плотина, издалека походившая на крепостной вал, над которым зависла серая мгла необъятной Стены. Обычно Стена высушивает мелкие водоемы, но ей не под силу выпить море или огромное озеро, пополняющееся обильными осадками в спиральных потоках за ее толщей. Плотина, будто гигантский кран, наполняла реку из обширного озера верхнего бьефа.
Мы шли вниз по течению, пока не наткнулись на бетонные сваи, служившие когда-то опорами моста. Перебраться на другую сторону можно вплавь или по отмели, если таковая найдется.
Дорианна запротестовала, догадавшись, что я намереваюсь ей предложить:
«Я не умею плавать. Может, перейдем по плотине?»
Для меня не представляло сложности переплыть реку, какой бы грязной и вонючей она ни была. Я предложил понаблюдать за Стеной: если она удалится на безопасное расстояние, то почему бы и не воспользоваться рукотворной переправой?
Мы бесцельно побродили по голому прибрежью, усыпанному мусором, пока не наткнулись на развалины небольшой гостиницы. Утес, нависший над руинами, уберег бревенчатое строение от полного разорения. Ветер, дующий в ураганах северного полушария всегда в одном направлении, снес крышу и верхний этаж, но в остальном здание уцелело, как солдат в окопе. Тут отыскалось множество полезных вещей: рабочие инструменты, топор, веревки, спички, мясные консервы и фонарик с часами, который Дори немедля присвоила себе. Ее мечта обзавестись управляемым источником света сбылась.
Вдруг меня осенило:
«Мы построим плот!»
