Кси, довольный собой, заходил туда-сюда. Шелестя юбкой, он наворачивал полукруги, словно змееобразный угорь в мутной воде, когда тот приглядывается к мягкому подбрюшью мелкой рыбешки. Впрочем, Кси скорее напоминал вымершую столетие назад рыбу фугу, внутренности которой содержали смертельную дозу яда. Такой же ядовитый, скользкий, с водянистыми глазками и раздутым самомнением.
– Два дня назад, двадцать пятого апреля после полуночи, вас сняли с дерева. У вас были множественные переломы, пробиты легкие, продырявленная голова, вытекающая мозговая жидкость. Я надеюсь получить разъяснения, которые впишутся в мое понимание.
«Сегодня двадцать седьмое, – сообразил Ён. – До отправки абиграммы остается четверо суток». От нахлынувшего волнения он задышал глубоко и отрывисто.
– Не нервничайте так. Добровольное согласие на изъятие памяти не потребует ордера и будет расценено как содействие следствию, – дополнил Кси.
– Ордер? В чем меня обвиняют?
– Обвинений вам не выдвигали, – пояснила одна из сущностей робота, отвечающая за юридическую защиту.
– Не выдвигали, – подтвердил Кси. – Ордер на изъятие воспоминаний – это бюрократическая проволочка, которая применяется на этапе сбора улик. Сама процедура, когда ее проводят насильно, неприятна как для допрашиваемого, так и для меня. Человека приковывают к креслу, пичкают лекарствами, а потом его выворачивает наизнанку… Невыносимое зрелище.
– На меня покушались. – Ён придал словам настойчивость, но ослабленный голос подвел. Замечание, звучавшее оправданием, было проигнорировано. – Профсоюзный староста, – воззвал Ён к адвокатской защите, – прошу объяснить, что происходит.
– В обязанности инспектора не входит дача разъяснений подозреваемым, – ответил робот.
– Вы нарушаете трудовые права, скрывая от меня информацию.
– Эти права не распространяются на период больничного, который истекает через час. Но и даже после него они не затронут безработного, – ответил Кси. Его ротовая впадина на снулом лице, в точности как рыбья жабра, произвела несколько беззвучных шевелений, будто силилась выпустить что-то вредоносное, но так и не решилась.
– Я под подозрением и меня уволили, – вывел он. Казалось, от нахлынувшего внутреннего жара вот-вот закипит трансдукционный биогель.
– Отстранили на неопределенный срок, – поправил инспектор. – Этот срок будет всецело зависеть от вашего сотрудничества с нами. – И без излишних переходов примерил маску добряка: – Мистер Нгуен, мы начали знакомство как-то некрасиво. Извините мою резкость, столько работы… Подозревать – моя обязанность. Я с удовольствием посодействую вашему восстановлению в должности.
– Что вы хотите знать? – Ён заставил себя расслабиться. Улыбка не выдавливалась, но хотя бы перестал морщить лоб.
– Значит, без ордера. – На физиономии Кси мелькнула победоносная ухмылка. –
Замечательно! Меня интересуют последние пятнадцать минут перед вашим падением.
Синхронизировав мысли с беспроводной сетью больничной палаты, Ён визуализировал нахлынувший кошмар, которому предшествовало животрепещущее совокупление обнаженных людей. Публичный пересмотр акта соития был для него не менее тяжелым испытанием, чем развязка. Кси, оценивающе покачивая шаровидным ежиком затылка, стоял спиной к пациенту и рассматривал на целившегося в него с экрана киллера. Сейджи, прищурившись, кинематографично застыл с пистолетом в руке. Получилось расплывчато, блекло, но вполне узнаваемо.
– Мне показалось, он принес бомбу. Не представляю, как он проник в защищенное здание. Я оттолкнулся, упал… Взрыва не помню.
– Идентификация? – вопросил Кси у напарника.
– Соответствий нет.
– Подлинность?
– Восемьдесят шесть.
– Не так и много.
– Сейджи – редкое японское имя. Уверен, он выдумал его, – подытожил Ён, гадая, о чем его дознаватели только что говорили.
– Не сомневаюсь.
– Он был похож на японца.
– Неуверенность, – оживился робот.
– Он выглядел как иностранец, но свободно владел корейским. Движение губ совпадало с речью, значит, говорил без переводчика-синтезатора, а ведь ликворофилинг
30 доступен только корейцам. Возможно, он сделал генетическую пластику лица.
– Полиция отправит запрос в службу миграции, – сухо сказал Кси. Заверение прозвучало как пустяковая формальность. – Будем придерживаться неопровержимых фактов. Двадцать четвертого апреля за пятнадцать минут до полуночи вы находились у себя в кабинете, без одежды. Именно в это время был ваш последний выход в Сеть. Затем происходит что-то и в ноль часов десять минут вас снимают с дерева.
– «Что-то» – это профессиональный убийца, который принес непонятный цилиндр с таймером и продырявил мне лоб.
Кси украдкой глянул на андроида. Тот безмолвствовал – искренность подозреваемого не вызывала сомнений.
– По каким признакам вы определили профессионализм нападавшего?
– Он проник в закрытый офис и при нем было оружие.
– Пуля прошла на десять сантиметров выше продолговатого мозга, благодаря чему вы остались живы. Слабовато для профессионала.
– Он обманул систему защиты и проник ко мне в кабинет.
– Ваше рабочее пространство не оборудовано видеонаблюдением, но оно есть в каждом прилегающем коридоре. Полиция изучила терабайты записей и никаких Сейджи или других японских ниндзя не обнаружила. Придумаете более правдоподобную теорию?
– Это невозможно…
– Я рассчитывал на большее откровение.
– Вы же видели визуализированные воспоминания той ночи, больше мне нечего предложить.
– Те нечеткие и обрывистые картинки могут быть залиты с помощью ликворофилинга. Вероятность последнего составляет четырнадцать процентов.
– А как же пистолет? В меня стреляли!
– Я надеялся на чистосердечное признание, а вы спрашиваете о пистолете. Там половину здания снесло! – Смысл сказанного не сразу пропитал сознание. Кси, не дожидаясь реакции физика, продолжал: – Вам не выдвинули обвинений, потому что взрывотехники не смогли идентифицировать взрывчатое вещество и связать его с вами.
– Со мной? Я не ослышался, вы считаете, что я подорвал здание?
– Я ничего не считаю, а прорабатываю версии. Считать будет суд, мое дело написать отчет. Есть еще что добавить?
Язык не слушался. Рот пересох, в горле запершило. Ён так переволновался, что неконтролируемая моторика мышц подняла настоящий биогелевый шторм.
– Я… – на выдохе произнес он. Второе слово далось чуть легче, – законопослушный… – Отдышался. – Гражданин Корейской Корпоративной Республики. Я без остатка предан труду, своему коллективу, правлению…
