– Ю, что ты так взъерепенилась. Она многое поняла.
– Я тоже. Вот, значит, чьим замом ты стал! Вот на чем построена твоя карьера, откуда награды, должности, членство в правлении Республики. Как же слепа я была…
– Прозревшая моя, не надо драматизировать. Мы полюбили друг друга.
– У вас по расчету. Ты хочешь усадить эту душегубку во главу Азиатского Союза.
– Вау! А ты поумнела, ― разоруженный догадливостью проронил Каони.
Задыхаясь от собственной проницательности, она подошла к балконной двери. Хотела подышать свежим воздухом, но не справилась с ручкой. Упала в кресло, обняв себя руками.
Каони протянул ей стакан воды.
– Мне от тебя ничего не надо! ― гаркнула она, но воду выпила.
Он опустился на подлокотник. Смотрел сверху вниз, изучая ее глубокую ложбинку между грудей.
– А я скучал по твоим принцессам, ― признался он.
– Между нами все кончено.
– У нас все только начинается, ― он убрал с ее лица непослушный локон. ― В тебе говорит женская ревность. Или обида за прошлое. Неважно. В прошлом нет смысла, когда оно легко переделывается. А будущее, как и следующий правитель Азиатского Союза, у нас в кармане.
– Я не буду твоей любовницей.
– Ю, твоя проблема в том, что ты руководствуешься дурацкими принципами. А потом эти же принципы управляют тобой и подавляют любые амбиции. Твое тщеславие никак не может насытиться. Ты не даешь ему нормально поесть, подсовывая ему бессмысленные цели. И голод только усиливается. А я поборол в себе притворство. Да, я стал корыстным мерзавцем, но я не сопротивляюсь своему истинному «я». Я такой, какой есть. Меня мучит жажда власти, и я утоляю ее. Я использую людей в своих целях: тебя, Мэйли и многих других. Я не стесняюсь этого делать, так как взамен предлагаю заслуженное вознаграждение, и тебе в том числе. Я вижу твое отчаяние, но никакого сочувствия не испытываю. Я не из тех, кто жалеет, да и ты не та, кого удовлетворит жалость. Я хочу покормить тебя деликатесом, сказать: «Ю, вот она, сладкая власть, давай же разделим ее, наедимся вдоволь». А ты воротишь нос.
Юмису молчала, пропуская через свое сознание каждое слово.
– Ю, дорогая моя, я ценю тебя за две вещи: умение подстроиться и способность найти выход из любой ситуации. Я не держу, хочешь ― уходи. ― Каони распахнул балконную дверь, впуская промозглый бриз.
Глава 10. Серж
В звуконепроницаемом фургоне не было окон. Когда магнитное полотно скоростного шоссе закончилось, транспортное средство выпустило колеса и поскакало по ухабистому бездорожью. Его везли далеко загород, наверно, в тюрьму. Какая-то внутренняя уверенность, что скоро увидится с отцом. Как же он по нему соскучился.
От духоты и тряски в кромешной тьме Сержа вырвало, желудок отторг безвкусные помои. Он ползал, заляпавшись рвотными массами. А еще простреливало кровоточащий висок. Полицейские не церемонились: его ужалили синапсошокером и бросили в эту консервную банку. Ударившись головой о металлический пол, он чуть не потерял сознание. Хорошо хоть биополимерные наручники
49 сняли. Эта мясистая дрянь с присосками намертво прорастала в кожу, отчего казалось, что, когда ее снимут, на запястьях останутся неизлечимые струпья, но все обошлось незначительным покраснением.
Болтанка прекратилась. Дверцы распахнулись. Его выкинули в беспощадную ночь и потащили к кирпичной стене, испещренной пулевыми кратерами. Он барахтался, цепляясь за пыльную землю.
Пинок заставил подняться на некрепкие ноги. Приказали не дергаться.
Изодранные бессонницей глаза привыкли к безлунным потемкам. Расстрельный плац окружали заброшенные здания неизвестного городишки ― такими руинами усеяны безбрежные просторы Азиатского Союза от юга и до самого севера. Покинутые и забытые, ссутулившиеся за столетия остовы наблюдали выжженными глазницами окон за предстоящей расправой.
Фары микроавтобуса, разрезавшие густую тьму, ослепили совсем как на допросе.
В двух шагах, из-под брезента, похожего на могильный холмик, торчали чьи-то ботинки необъятного размера. Рисунок подошвы в крестик, носок перемотан изолентой. Отец!
Туман окутал сознание; голова сделалась непомерно тяжелой; сузившее зрение не различало ничего, кроме поношенных ботинок. Вокруг все кружится. Он сейчас упадет. Едкие слезы давят изнутри, выедая путь наружу. Он не заплачет, не перед ними.
– Отвечай, где твои сообщники, ― отчеканил синтезированный голос.
Серж промямлил окоченевшим языком, что ничего не знает. Он не отдаст родных на растерзание.
Выстрел. Кирпич над головой разлетелся в брызги.
Под штанами от внутреннего бедра к ботинку проползла горячая змейка. Обоссался.
– Последнее предупреждение. Даем минуту, чтобы вспомнить!
– Идите на хрен! ― прокричал Серж. Безысходность удивительным образом придала смелости. Страх, что камнем давил на сердце, рассыпался в пыль.
– Прошу, признайся, ― это был молящий голос Юмису, ― иначе нас убьют.
«Неужто она с ними заодно?»
– Скажи им, прошу!
– Нет! ― прогудел он полной грудью.
«Опять обмочился», ― с сожалением подумал Серж, когда под штанинами потекли липкие струйки. Тело, самопроизвольно складываясь, сдувалось как воздушный шарик, проливаясь горячими ручьями. Падая, задышал часто-часто, но надышаться темнеющим воздухом не мог. Закашлял булькающей, солоноватой пеной, и земля под ним провалилась.
Включившийся свет вырвал Сержа из кошмарного сна. Он подскочил на койке. Окончательно его разбудил леденящий голос инспектора по охране труда, колотящий из динамиков:
– Сядь и смотри прямо. Не шевелись.
Он уселся на край топчана и уставился в слепящий экран. Сколько прошло с последнего допроса? Пять минут? Час? Головная боль усилилась, а ему не дали даже стакана воды, как бы он ни просил.
– Рассказывай, что ты делал в тот день. ― Инспектор начал опять сначала.
Тот далекий день, когда Юмису привела заложников, был насыщен событиями. Незадолго до ареста он покинул подземный коллектор и отправился на побережье проверить силки. Иногда в них попадалась бакланы или чайки. Последние, хоть и шли в пищу, были исключительно безвкусные и жесткие, сколько бы их ни варили. Обойдя расставленные ловушки и не найдя в них даже полевки, Серж, как и планировал, отправился в центр города на поиски съестного. В сложившихся обстоятельствах, когда кормить придется еще и заложников, он не мог позволить себе вернуться с пустыми руками. Под пластифицированным лоском местные не замечали в нем личины гомосапа. Не привлекая внимания, он шатался у ресторанов, выглядывая в мусоросборниках пищевые картриджи, из которых выковыривал остатки протеина; возле кафешек частенько раздавали бесплатные образцы кулинарии, и под видом дегустации он подворовывал печенье, но делал это так, чтобы его присутствие не вызывало подозрений. В тот день, такой счастливый от предвкушения, что он обменяет отца на двух ученых, Серж был осторожен как никогда. Он обошел нелюдимые закоулки в поисках объедков, как вдруг появилась пара копов. Их неживые глаза-сканеры изучающе посмотрели на него. С собой ничего ворованного или запрещенного не было. Пара плюшек, которые он утянул, были давно проглочены, а за новыми сходить не успел. Подчиняясь полицейскому приказу, Сергей вывернул карманы, но островки человекоподобных лиц на механической подложке выразили решительную суровость. Стандартные отговорки не подействовали. Его скрутили, запихнули в ховеркар и выгрузили на крыше полицейского участка. Он впервые прокатился на летающем авто, но впечатление это не произвело.
