– Кроме дат и пары иероглифов, я ничего не понял.
– Но о Дэнкинсе ты знаешь и о билетах тоже.
– Я думал, это накладная на отправку товаров.
– Хорошо, если так. Значит, ты не против путешествия?
– Звучит заманчиво. Попросишь бабушку отпустить меня?
– Разве взрослому юноше требуется разрешение?
– Не мешало бы ее предупредить. Она старенькая, будет волноваться. Вам, гомункулам, этого не понять, но у нас так принято. Только о космосе ― ни слова. Скажем, что пойдем гулять по Пусану. А потом я отдам абиграмму, ― тактично предложил Серж, обдумывая, как еще заманить Ёна и чем его удержать. Если бабушка прознала о плане похищения ― а, судя по всему, она была в курсе, ― пребывание Ёна становилось возможным только на добровольной основе.
– Больше я в ваш подвал ни ногой. Мышь обещал мне шею свернуть.
– Он пошутил. На самом деле он добрый.
– Пусть придет сюда и попросит прощения.
– Ты его так боишься?
– Банальная осторожность.
– Что ж, уверен, он с радостью это сделает. Мышь быстро отходит. Пожалуйста, будь добр, дождись нас.
– Надо же, а ты тоже вежливым вдруг стал. С чего бы?
– После общения с таким образованным гомункулом, как ты, вежливость изо всех щелей прет. ― Ён явно не понял выпада, но улыбнулся. ― Точно дождешься?
– А куда я денусь? Абиграмма же у тебя.
С крыши храма взметнулись перышки. Подгоняемые порывами ветра, они разлетелись в разные стороны; дикая кошка, хищно облизнувшись, растянулась в дождевом желобе и свесила рыжий хвост.
Парень неторопливо скрылся в жилище Будды. Когда кипа гнилых досок сомкнулась над головой, он рванул через подвал, по запутанным переходам в коллектор, чтобы умолить дядю Мишу извиниться. А потом он подключит Трэя: пусть тот любыми средствами убедит своего друга остаться.
Бабушка, изможденная бессонницей, ночь напролет ждала внука, накручивая себя. Разгневанная преступными замыслами семьи, она бранилась на всех подряд. О том, чтобы пригласить Ёна и слышать не хотела, пока старший внук не признается, где провел ночь. Сергей рассказал, как в мусорном баке нашел кучу батончиков, как дотемна не успел вернуться и заночевал в городе. Ни слова о тюрьме, абиграмме или предстоящем полете на космическом шаттле. Завтра под надуманным предлогом он отлучится, а когда вернется с отцом, признается во всем. В их глазах он будет героем, а Вик умрет от зависти. Получив кучу денег от Юмису, они уберутся прочь из Кореи еще до начала летнего зноя. Предвосхищая грандиозные события, которые навсегда изменят их судьбы, Серж, взволнованный, отвечал на вопросы с нарочитым спокойствием. Слепая и глухая, бабушка лучше всякого детектора лжи определяла уровень честности, но внуку удалось ее провести. Скорее всего, сказалась утомленность и Анна Андреевна была не в силах выковыривать правду или сделала вид, что поверила, лишь бы от услышанного не переживать еще больше. Воспользовавшись слабостью, Серж настоял на том, чтобы дядя Миша попросил у Ёна прощение. «Извинение никогда не бывает лишним», ― убеждал он, и бабушка наконец сдалась.
– Ф какаю афантюру на этот раш наш фтягифаешь? ― шепелявя, ворчал дядя, когда они с Сергеем поднимались на поверхность. ― Эту еще рашхлебать не ушпели, а ты опять кашу шавариваешь.
– Говорю же, Ён не в себе. Он несет какой-то бред о космосе, предлагает полететь с ним на астероид. Скоро сам услышишь. Он чокнулся. Отпустим, так он всему городу разбазарит о нашем укрытии. Видел я такое, это у них от переработок крышу сносит. Ходят и бормочут о зеленых линиях, ― уверял Серж, подсвечивая тесный лаз фонариком.
– Фроде, они оба нормальные. Хотя фот шейшаш шкашал, а дейштвительно, они штранные. Потрепанные какие-то. А морды, будто каменные, и гофорят так, шо половины не рашобрал. Не шнаю, ты ш такими больше друшбу фодишь. На дефку ту так и шмотрел, ― хохотнул Михаил.
Сержу хотелось уколоть дядю Мишу тем, что тот, увидев Юмису, намеревался взять ее в заложницы вместо ученых; и что его беззубое шамканье все с трудом понимают; и что он вообще никогда так близко гомункулов не видел (не считая убийства одного солдата, и то не факт, что это была правда); и что благодаря его невероятным навыкам навигации они пришли не на тот полуостров. Но как бы язык ни чесался дать сдачи, Серж сдержал себя, а Михаил сумбурно продолжал:
– Ты когда ушел, тут такое нашалошь… Нешего было убегать, пошидел бы ш нами. Бабушка прикашала их отпуштить. Когда мы с Криштин их выфели, шешно шкажу, думал прирешу обоих. Они федь полишию привешти могли. Тот фторой, нормальный который, Трэй, гарантирофал, што никто никого не шдашт. И ш нами пошел. И фшетаки надо было ш шамого нашала бабушке фше шкажать. Она бы поняла.
– Ты же знаешь, она не сторонница крайних мер. У нас бы ничего не вышло.
– Оно ешли выйдет, так только боком. Помяни мои шлова, дошдемшя шдеш неприятноштей. Уше вешна на дворе, и бабушка ходить еще мошет…
– И что? ― Серж, повернувшись, навел луч фонарика на вечно недовольное лицо Михаила.
– Ничего, ― бросил он. Хотел забрать фонарик, но Серж вовремя отвел руку. Когда он зашагал навстречу пробивавшемуся из щелей дневному свету, Михаил, плетясь сзади, выдавил: ― В мае уше пошдно будет, и до шледующей вешны шидеть нам шдеш бешвылашно. ― И совсем тихо: ― Отетш федь был… Он федь мой родной брат.
– Ёна нельзя отпускать. Извинись перед ним и уговори пойти с нами, ― не поворачиваясь, потребовал Серж.
Упоминание отца разбередило кровоточащие раны, обострило раздражение к дяде. В последний день марта, когда отец бесследно пропал, они с Кристин причитали, убивались от горя, но боялись высунуть нос и что-то предпринять. Их предложения сводились к одному: поскорее покинуть логово корпоративного спрута, пока тот не заметил под носом легкую добычу. Бабушку, из-за ее тяжелого характера, предпочли держать в неведении, но когда она прознала о заговоре, вот тогда-то они забегали. Неужто они рассчитывали на то, что мать бросит сына, а дети забудут родного отца? Напрасно Серж крутился у полицейских участков, рискуя быть задержанным, ― ничего разузнать не удалось. Живые куклы, без чувств, с мозгами-компьютерами игнорировали вопросы на плохом китайском. Признавая в нем живорожденного гомосапа, морщились, словно от запаха гнили. Подчас Сержу казалось, что он бродит в городе нетленных ходячих мертвецов, сделанных из латексной кожи и механических внутренностей. Зомби-функционеры, толпами шагающие между офисных высоток, производили стандартные улыбки, стандартный смех, стандартные телодвижения. Они заполонили своей генетически модифицированной биомассой город, имитируя привычный уклад. Когда-нибудь они придут к тому, что вытравят само понятие жизни, засадят планету пластмассовой флорой, запустят в океаны искусственных рыб, а экзотические животные будут носиться по диким пустошам в виде голографических копий. Когда на глаза попалась листовка, затрагивающая проблемы гомосапов, он, робея, все-таки отправился на презентацию, где повстречал Юмису. Она стала для него подснежником, пробившегося из-под корки снега в промозглом царстве роботов. Дерзкий план похищения созрел сам собой, о чем он и поделился с домочадцами, а для бабушки придумал параллельную версию ― без бандитизма. Дядя и мачеха поначалу восприняли идею похищения за юношеское буйство фантазии, а потом вроде как согласились, очевидно, не до конца осознавая осуществимость затеи. Он и сам не верил, пока Юмису не привела заложников.
