За время советской власти мемориальный собор успел побывать и свалкой мусора, и складом театральных декораций, и даже моргом. Во время блокады в помещение собора свозили трупы с городских улиц. В 1920–1930-х годах в храме было устроено овощехранилище. Ленинградцы вспоминают, что в то время собор называли: «Спас-на-картошке».
С Воскресенским собором, или «Храмом-на-крови», как называют этот мемориальный собор в народе, связана удивительная легенда, тема которой – долговечность и устойчивость власти – стала в Петербурге традиционной. Впервые она обозначилась в городском фольклоре во второй половине XIX века в связи с постоянными ремонтами и подновлениями Исаакиевского собора. Известно, что по окончании его строительства строительные леса снимать не собирались. Выстроенный, как тогда говорили, недобросовестно, собор требовал постоянного ремонта и подновления. «Сорок лет строили, а потом сорок лет ремонтировали», – говорили в народе о соборе. Причем работы производились не за счет средств причта, но на деньги, специально отпускаемые из казны. Денег, похоже, не жалели. По этому поводу в городе родилась легенда, что дом Романовых падет, как только закончится окончательный ремонт и с собора снимут строительные леса. И действительно, леса с Исаакиевского собора впервые сняли только в 1916 году, чуть ли не накануне отречения Николая II от престола и падения самодержавия в России.
Со временем эта тема выпала из поля зрения фольклора. Но вот в 1970-х годах, после полувека поистине варварского глумления над мемориальным храмом, вокруг «Спаса-на-крови» появились строительные леса. Началась реставрация храма. В нем предполагалось открыть музей керамики. Но, как обычно это бывает, работы затянулись. Сначала на пять лет. Потом – на десять. На пятнадцать. К строительным лесам привыкли. Они стали достопримечательностью Ленинграда. Их непременно показывали туристам. Они попали в стихи и песни. Появились весьма осторожные в ту пору предсказания. Мол, стоять советской власти до тех пор, пока стоят леса вокруг «Спаса-на-крови».
Леса разобрали только в 1991 году, почти перед самыми августовскими событиями в Москве, когда советская власть наконец пала.
А еще верующие люди утверждают, что среди икон «Спаса-на-крови» есть одна, на которой будто бы можно разглядеть все роковые даты российской истории – 1917… 1941… 1953… «И еще какая-то дата, – загадочно добавляют они, да вот непонятно какая».
И как гвардейские кирасы
Темны без отблеска зари, —
На мозаичных главах Спаса
Приметы Спаса-на-крови.
Мозаик огненные капли
Стучат набатом вечевым,
И окровавленные камни
Преподают урок живым.
И звуки волн в Канале тонут,
Не нарушая тишины,
Как императорские стоны,
Что до сих пор еще слышны.
И, отливая блеском смальты,
В тревожном ожиданье стуж
На купола глядят асфальты
Глазами непросохших луж. ***
3
Участок нечетной стороны Невского проспекта от канала Грибоедова до современного Гостиного двора издавна принадлежал придворному истопнику Алексею Ивановичу Милютину. Еще при Петре I Милютин основал здесь фабрику шелковых лент, позументов и парчи с золотыми узорами. Насколько нам известно, это было первое и единственное производственное предприятие на Невском проспекте за всю его историю. Фабрика была настолько популярна в Петербурге, что попала в городскую народную песню:
Как во городе, во Санктпитере,
На проезжей славной улице,
Напротиву двора Гостиного,
У Милютина на фабрике,
Среди двора да широкого,
Как стояла да светла светлица
Со оконенкой со стекольчатой.
Как во той ли да светлой светлице,
Как сидела тут красна девица,
Душа Аннушка полотно ткала… и т. д.
За особые заслуги перед Отечеством Анна Иоанновна возвела Милютина и всех его потомков в дворянство. А Милютин продолжал поражать петербуржцев. В 1741 году вдоль Невского проспекта перед светлицами позументной фабрики он строит первые в Петербурге фруктовые лавки, оставшиеся в истории под названием «Милютинские ряды». Говорят, поводом для заведения лавок послужило то, что в Петербурге находились иностранные посольства и богатые иноземные купцы, у которых своих огородов не было, но которым круглый год необходимы были различные лакомства, приправы и свежие фрукты. На этом промысле Милютин, как утверждают, несказанно разбогател. Впрочем, рассказывают, что первым покупателем экзотических товаров был вовсе не иностранец, а фаворит императрицы Екатерины II Григорий Потемкин, известный тем, что мог среди зимы потребовать вишен, малины или винограда.
Рядом с фруктовыми лавками Милютина в середине XVIII века стояли деревянные, как их называли, или «Серебряные» ряды по торговле серебряными изделиями и драгоценными камнями, сгоревшие в пожаре 1783 года. На их месте в 1784–1787 годах по проекту архитектора Джакомо Кваренги было возведено каменное здание классической архитектуры, сохранившееся до сих пор. В разное время в нем располагались различные магазины – изопродукции, спортивных товаров «Динамо», электронных бытовых приборов, ювелирных изделий. В бытовой лексике этот дом известен под именем «Динамо».
Непосредственно к «Серебряным рядам» примыкает здание бывшей Городской думы, акцентированное характерной для подобных европейских учреждений башней. В городском фольклоре это сооружение известно под названием «Невская башня». В 1785 году указом Екатерины II в Петербурге было введено городское самоуправление. Для заседания Городской думы в 1799–1804 годах было перестроено здание так называемого Гильдейского дома, в котором до создания Думы проходили собрания «городовых старост». Тогда же по образу и подобию европейских ратуш архитектор Д. Феррари возвел угловую четырехъярусную часовую башню, которую использовали для оптического телеграфа между императорской резиденцией в Царском Селе и Зимним дворцом в Петербурге. К верхней открытой площадке Башни, на которой в свое время были установлены оптические зеркала, ведет внутренняя винтовая лестница. Ныне ее используют часовые мастера, наблюдающие за точным ходом старинных башенных часов. Время от времени, как утверждает легенда, когда смотрители возвращаются назад, на верхних ступенях лестницы можно различить фигуру самого архитектора Феррари, каждый раз провожающего их вниз.
Обширный участок на противоположной стороне Невского проспекта с конца 1730-х годов был отведен для строительства католической церкви Святой Екатерины. Необходимость в строительстве в Петербурге католического собора возникла в 1720 году, когда Россия впервые установила дипломатические отношения с Варшавой, и в город прибыло польское королевское посольство. Церковь была необходима для духовного обслуживания верующих по римско-католическому обряду. При Екатерине II этот указ о строительстве костела был подтвержден специальным дипломом, в котором говорилось, что прихожане костела получают вечное право на свободное совершение богослужений.
