Между тем, как утверждают современники художника, в начале творческого пути Бродского его живопись обладала весьма привлекательными достоинствами, а сам он не был лишен известного художественного вкуса. Подтверждением тому служит великолепная коллекция произведений искусства, собранная им в квартире в доме на площади Искусств, где в последние годы жизни проживал Бродский, а после его кончины был открыт музей.
Мифотворчество улицы Бродского началось в октябре 1991 года, когда улице вернули ее историческое название и она вновь стала Михайловской. Заговорили почитатели уже другого Бродского – известного ленинградского поэта, лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского. А что, если когда-нибудь петербуржцы вспомнят, что Иосиф Бродский в «бурной молодости своей» отдал дань ресторанам «Крыша» и «Восточный» в гостинице «Европейская»? И заговорят о том, что вот, мол, оказывается, почему улица в свое время называлась улицей Бродского, и что было бы совсем неплохо вернуть ей это замечательное имя. Понятно, что все расчеты должны строиться на предположении, что к тому времени имя художника Бродского, писавшего почти исключительно на революционные и советские темы, будет окончательно вычеркнуто из памяти петербуржцев.
Гостиница «Европейская. Фото 2004 г.
На углу Невского проспекта и Михайловской улицы расположено здание гостиницы «Европейская», построенное в 1873–1875 годах по проекту архитектора Л.Ф. Фонтаны. Это одна из самых фешенебельных гостиниц Петербурга. В 1908–1910-х годах гостиница подверглась перестройке по проекту архитектора Ф.И. Лидваля. Кроме всего прочего, она была надстроена пятым этажом, где через два года открылся знаменитый ресторан «Крыша», хорошо известный в фольклоре как «Средний зал Филармонии». По вечерам после спектаклей здесь любили проводить время актеры петербургских театров. Чаще всего ресторан посещали музыканты находящихся поблизости Большого и Малого залов Филармонии. Как сама гостиница, так и рестораны при ней по справедливости пользуются заслуженной славой заведений европейского уровня. Еще в советские времена и гостиницу, и ресторан, и бар, и даже кафе при ней в народе называли «Европа». Даже служебный вход в ресторан со стороны площади Искусств был известен в фольклоре как «Свободная Европа». Обыкновенный человек, даже находясь возле гостиницы, чувствовал себя чужим. О том, чтобы войти внутрь, и речи быть не могло. Сохранился характерный анекдот того времени. У входа в бар гостиницы «Европейская» стоят двое мужиков и рассуждают: «Гм, „бар“. А если прочесть наоборот, получается „раб“. Что же мы с тобой – рабы? Уж лучше бы „кабак“ написали, с обеих сторон одинаково получается».
Как известно, излюбленным сюжетом городского фольклора во все времена была тема золотых кладов, оставленных будто бы теми, кто покинул Россию после революции. Мы уже знаем о кладе, якобы замурованном в стенах старинного елисеевского дома на Мойке. В соответствующем месте расскажем о легендарной люстре Елисеевского магазина. Еще одним героем петербургского фольклора стал безымянный наследник умершего в эмиграции некоего петербургского креза, сумевшего будто бы перед бегством из Петербурга спрятать золото под полом одного из номеров гостиницы «Европейская». Его наследнику удалось после войны ненадолго в составе какой-то делегации приехать в Ленинград и поселиться в том же номере «Европейской». Едва дождавшись ночи, он лихорадочно вскрыл паркет и обнаружил-таки металлическую коробку, укрепленную мощным болтом на межэтажном перекрытии. Полночи ушло на преодоление сопротивления металла. Наконец последняя перемычка была перепилена. Через мгновение гробовую тишину ленинградской ночи взорвал страшный грохот… рухнувшей в ресторанном зале хрустальной люстры. Интурист в ужасе отшатнулся от образовавшегося в полу пролома и, уж никто не знает как, постарался навсегда покинуть и гостиницу, и Ленинград, и Россию.
Д.Д. Шостакович
На противоположной стороне Михайловской улицы находится Санкт-Петербургская филармония имени Д.Д. Шостаковича. Филармония занимает великолепное здание бывшего Дворянского собрания, построенное в 1834–1839 годах архитектором П. Жако по проекту К.И. Росси. К архитектурным достоинствам здания относят высокие акустические свойства его белоколонного зала. Несмотря на все политические и социальные потрясения, обрушившиеся на Россию в XX веке, включая революции, войны, ленинградскую блокаду и смены общественных формаций, Филармония никогда не утрачивала свои традиционные, подчеркнуто элитные свойства. Сюда, на симфонические концерты, с завидным постоянством приходят так называемые «филармонические старушки» – интеллигентные хранители высоких аристократических традиций старого Петербурга.
В историю художественной культуры Ленинграда навсегда вошел день 9 августа 1942 года, когда в Большом зале Филармонии оркестр под управлением К.И. Элиасберга исполнил знаменитую Седьмую (Ленинградскую) симфонию Дмитрия Шостаковича.
Имя выдающегося композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича было присвоено Филармонии в 1975 году, сразу после его смерти.
Шостакович родился в 1906 году. Его прадед по отцовской линии, ветеринарный врач Петр Михайлович Шостакович, в 1830–1831 годах участвовал в польском восстании и после его подавления вместе с женой, Марией-Юзефой Ясинской, был выслан на Урал, в Пермскую губернию. Был осужден на ссылку в Сибирь и дед композитора, Болеслав Петрович Шостакович. Он содействовал побегу из московской пересыльной тюрьмы одного из вождей польского восстания 1863 года Ярослава Домбровского. В ссылке он женился на сибирячке, в результате чего родился отец будущего композитора Дмитрий Болеславич.
В 1923 году Дмитрий Шостакович окончил Петербургскую консерваторию. Из раннего фольклора о нем известна легенда, как по окончании представления пьесы Владимира Маяковского «Клоп» на сцену одновременно вышли маленький, щуплый, никому не известный автор музыки Шостакович и могучий, огромного роста, знаменитый поэт. Раскланявшись с публикой, Маяковский великодушно протянул Шостаковичу два пальца. И в ответ на глазах изумленной публики композитор, похоже, сам не понимая, что делает, подал поэту свой едва заметный мизинец. Говорят, после этого Шостакович чуть ли не две недели пролежал в нервной горячке.
Похоже, что серьезных сомнений в его гениальности не было ни у кого. И не только у преподавателей и друзей молодого композитора, но и у него самого. Не зря его называли «Современным Бетховеном». В 1924 году, сразу после переименования Петрограда в Ленинград, если верить фольклору, Шостакович воскликнул: «Значит, когда я умру, город могут назвать Шостаковичградом?». Понятно, что это выглядело не более чем юношеской эмоциональной реакцией на очередную потерю Санкт-Петербургом своего исторического имени, но все-таки… Шостакович не мог не догадываться о своей будущей роли в музыкальной культуре страны. В городской мифологии сохранился характерный анекдот. Шостакович стоит в очереди в гастрономе «Елисеев». К нему подходит алкоголик и спрашивает: «Третьим будешь?». Композитор отвечает: «Только первым». – «Тоже неплохо», – в тон ему говорит алкоголик.
