И наконец, в 1912 году в Городской думе всерьез обсуждался проект памятника Александру II, который собирались установить в центре Михайловского сквера. Но и эта идея не нашла своего воплощения, хотя сама идея памятника не умерла. В 1957 году в центре сквера на площади Искусств был-таки установлен памятник, но не императору, а поэту – памятник Александру Сергеевичу Пушкину работы скульптора Михаила Константиновича Аникушина. Памятник Пушкину попал в третью часть нашего повествования вовсе не случайно. Дело в том, что его на этом месте могло не быть.
Ко времени установки памятника поэту история его создания насчитывала уже более 20 лет. Памятник создавался в рамках объявленного в 1930-х годах к 100-летию со дня гибели поэта конкурса, победителем которого тогда же и стал Аникушин. Монумент должен был стоять на Стрелке Васильевского острова, на Биржевой площади, которую тогда же переименовали в Пушкинскую. Однако этим планам не суждено было сбыться. Работа над памятником затянулась. Согласно легендам, градостроители не могли согласовать, как должен стоять бронзовый Пушкин – лицом к Неве или к Бирже.
Напомним, что это было время грандиозных политических спектаклей, одним из которых было празднование 100-летия со дня гибели Пушкина, которое, по стечению исторических обстоятельств, отмечалось в январе 1937 года. Изощренный в коварстве Сталин понял, что эта печальная для страны дата при умелом превращении ее в празднество может стать фоном, на котором смерть врагов народа, кем бы они ни были при жизни, превратится в торжество высшей справедливости. Тем более что опыт превращения любой даты в инструмент идеологической борьбы большевиками давно уже был принят на вооружение. Даты смерти знаменитых людей в Советском Союзе сопровождались всенародными праздниками с тщательно разработанными в партийных кабинетах мельчайшими деталями – торжественными заседаниями, награждениями победителей соцсоревнования, трудовыми подарками и прочими атрибутами радостного советского веселья.
К юбилею, посвященному 100-летию со дня гибели Александра Сергеевича Пушкина, начали готовиться заранее. И праздник, похоже, удался на славу. Правда, интеллектуальная, думающая часть общества на это мероприятие откликнулась грустным анекдотом: «В 1937 году Ленинград широко и торжественно отметил столетие со дня гибели Пушкина. Ах, какой это был праздник!» – «Что ж, какая жизнь, такие и праздники».
В Ленинграде был объявлен всесоюзный конкурс на памятник поэту. Как известно, в конкурсе победил проект молодого в то время ленинградского скульптора Михаила Аникушина. И родился анекдот: на конкурсе рассматривается проект «Пушкин с книгой в руке». «Это хорошо, но надо бы немного осовременить», – сказал председатель жюри. Через некоторое время проект был переработан. Он представлял собой Пушкина, читающего книгу «Вопросы ленинизма». – «Уже лучше. Но надо бы поубедительнее». После очередной доработки в проекте оказался Сталин, читающий томик Пушкина. «Очень хорошо, – воскликнул председатель. – Но все-таки несколько натянуто». Победил окончательный вариант проекта памятника, на котором Сталин читает «Вопросы ленинизма». Еще более острым оказался анекдот, в котором были просто объявлены результаты этого замечательного конкурса: третья премия присуждена проекту, где Пушкин читает свои стихи, вторая – Сталин читает стихи Пушкина, первая – Сталин читает Сталина.
Вся эта вакханалия вокруг памятника поэту закончилась с началом Великой Отечественной войны. Потом было просто не до того. А вскоре для памятника нашли новое место – площадь перед зданием Русского музея.
Надо сказать, судьба памятников в Петербурге складывалась непросто. По сложившейся традиции в столице Империи можно было устанавливать памятники исключительно царским особам, великим князьям и полководцам. Деятелям же культуры и искусства памятники ставились в городах их рождения. Так, например, первый памятник Пушкину был установлен в Москве. Исключений практически не было. Дело доходило до того, что при решении вопроса о месте установки того или иного памятника, заслуживающего места в столице, приходилось идти на всяческие ухищрения.
В 1844 году умер Иван Андреевич Крылов. Баснописец и драматург впервые приехал в Петербург из Твери. Служил чиновником в Казенной палате и Горной экспедиции. Затем надолго оставил службу и занялся литературным трудом. Издавал журналы «Почта духов», «Зритель», «Санкт-Петербургский Меркурий». Писал пьесы, которые одно время не сходили с подмостков петербургских театров. Но прославился своими баснями, за что в народе заслужил прозвища «Соловей» и «Российский Эзоп». В основном это были, конечно, вольные переводы из Эзопа и Лафонтена. Но все они были откликами на конкретные события в России и потому отличались исключительной актуальностью. Любимец петербургских литературных салонов и друг всех литераторов, тучный и незлобивый Крылов сам был предметом бесконечных шуток ядовитой столичной молодежи. Вот только некоторые.
Раз Крылов шел по Невскому проспекту, что было редкостью, и встретил императора Николая I, который, увидев его издали, закричал: «Ба, ба, ба, Иван Андреевич, что за чудеса? – встречаю тебя на Невском. Куда идешь? Что же это, Крылов, мы так давно с тобой не виделись?» – «Я и сам, государь, так же думаю: кажется, живем довольно близко, а не видимся».
Несколько молодых повес, прогуливаясь однажды в Летнем саду, встретились со знаменитым Крыловым, и один из них, смеясь, сказал: «Вот идет на нас туча». – «Да, – возразил баснописец, проходя мимо них, – поэтому и лягушки расквакались».
После долгой и мучительной болезни – на ноге было рожистое воспаление, которое мешало ему ходить. – Крылов с трудом вышел на прогулку по Невскому проспекту. А в это время мимо в карете проезжал его знакомый и, не останавливаясь, прокричал: «А что, рожа прошла?». – «Проехала», – вслед ему сказал Крылов.
Высочайшая оценка творчества Крылова была вынесена ему еще современниками. Сохранился исторический анекдот о похоронах великого баснописца. Кукольник шел за гробом Крылова. К нему подошел прилично одетый господин с орденом. «Позвольте узнать, кого хоронят?» – «Министра народного просвещения», – ответил Кукольник. «Как? Возможно ли? Разве граф Уваров скончался?» – «Это не Уваров, а Иван Андреевич Крылов». Господин посмотрел на Кукольника и заметил ему: «Крылов был баснописец, а Уваров – министр». – «Это их просто смешивают: настоящим министром народного просвещения был Крылов, а Уваров писал басни в своих отчетах», – ответил Кукольник.
Таким он и остался в петербургском городском фольклоре – «министром народного просвещения», мудрым умным «дедушкой Крыловым», к известной лености, некоторой неопрятности, неумеренному аппетиту и сонливости которого друзья относились со снисходительной терпимостью.
Умер Крылов от воспаления легких. Однако образ его – лентяя, неряхи и обжоры, который, надо сказать, старательно поддерживал он сам, – породил легенду о том, что умер баснописец от переедания. «Каши протертой с рябчиками объелся давеча», – будто бы сказал он уже на смертном одре.
В 1855 году по модели П.К. Клодта был отлит памятник великому баснописцу. Споры о месте его установки долгое время занимали весь литературный и художественный Петербург. Памятник предполагали установить в сквере перед зданием Публичной библиотеки, где долгое время служил Иван Андреевич; на Васильевском острове у здания Университета, почетным членом которого он был с 1829 года; на могиле в Некрополе мастеров искусств, где в 1844 году он был похоронен. Выбор, однако, пал на Летний сад. Можно предположить, что это был единственный вариант, при котором памятник баснописцу мог вообще появиться в столице.
