— Вы знаете про Сочельник? — спросил он. Это была как раз та разновидность абсурдных вопросов, которой она опасалась, и остановившейся Элайн стало неловко. Она поинтересовалась:
— А что насчет Сочельника?
— Вы ничего не знаете о том, — что случилось в этом доме в тот Сочельник? — Он на несколько дюймов приподнялся над своими подушками. Его тело дрожало, его шея была так напряжена, что все вены вздулись, а в главной артерии явственно просматривался пульс.
— Боюсь, что ничего не знаю, — согласилась она.
— До тех пор, пока вы не услышите об этом, — а вы услышите, и довольно скоро, — не судите меня. Не списывайте меня со счетов, как болтливого старика... старика, у которого не в порядке с мозгами. Не списывайте меня со счетов, как это сделал Ли... до тех пор, пока вы не узнаете, что случилось той ночью, перед Рождеством.
— А что случилось? — спросила девушка, невольно заинтригованная.
Но он уже сказал больше, чем хотел, и был слишком взволнован ее нежеланием ему поверить. Он не ответил. Элайн покинула комнату и прошла по коридору к себе, прислушиваясь, как гроза бушует над крышей особняка, и спрашивая себя, что за гроза назревает в жизни этих людей.
К тому времени как она добралась до конца коридора, она стряхнула с себя эти раздумья. Джейкоб — всего лишь старик, к тому же серьезно больной. Было бы неразумно хоть на миг поверить его россказням. Вовсе ничего не назревает. В ее кошельке лежит чек на четыреста долларов. Это новая жизнь, ее впервые по-настоящему независимое существование, в стороне от персонала сиротских приютов, и инструкторов из училища медсестер, и деканов с их правилами и распорядком. Если она встретит сложности как подобает и будет уверенно заниматься своим делом, ничего плохого не произойдет.
Глава 2
В обед на ней были удобные синяя юбка и белая блузка, из украшений лишь модная лента в длинных волосах, не дававшая им падать на лицо.
Она успешно привела к рациональному началу странный разговор, который у нее состоялся с Джейкобом Матерли, и готовилась хорошо провести время.
Джейкоб не вышел к столу, а свой ужин забрал в комнату. “Он несколько неловок, когда пользуется столовыми приборами, — пояснил Ли, — и не хочет, чтобы кто-нибудь увидел, как он пытается с ними управиться”. В то же самое время Джейкоб отвергал любое предложение, чтобы кто-то другой его кормил. Он был воинствующе независимым стариком и намеревался продолжать в том же духе.
Без старого хозяина дома за длинным столом в обеденном зале собралось шестеро человек: Ли, его сыновья Деннис и Гордон, Пол Хоннекер, брат покойной жены Ли, Силия Тамлин, художник-оформитель, которую Деннис привез взглянуть на дом, и сама Элайн. Главной темой вечера стала архитектура особняка и способы, которыми, по мнению Силии, можно было изменить его обстановку так, чтобы выгодно подчеркнуть, а не свести на нет его неповторимый аромат.
Элайн дала бы этому вычурному сооружению множество определений, но ни за что не сказала бы, что оно обладает “неповторимым ароматом”. Поскольку всем остальным, похоже, действительно нравилось, как построен этот дом, она держала язык за зубами, разве что, когда спрашивали ее мнение, давала ответы, которые, как она полагала, придутся остальным более всего по душе.
— Нет, серьезно, Элайн, — настаивал Деннис Матерли, — не думаете ли вы, что дедушкин вкус в том, что касается этого удивительного дома, был слишком консервативным?
Она отозвалась:
— Я не видела большую его часть. Но мне по-настоящему нравится моя комната и кабинет, который я видела.
— Конечно, некоторые комнаты превосходны, — согласился Деннис. — Но я говорю об общем впечатлении от дома. Гостиная совсем викторианская — и к тому же безвкусно викторианская. Массивная мебель, вся с мягкой обивкой, плохие обои, Тьфу!
Деннис, двадцати пяти лет, был старшим из братьев Матерли, хотя Элайн считала, что он ведет себя как младший. Он все время пребывал в странном возбуждении, которое действовало ей на нервы. Он все находил интересным и старался показать другим, до чего изумительной будет эта ниша или та мансарда, если ее как следует отделать. Он был невероятно привлекательный мужчина, такой же мускулистый, как и отец. Но был в его лице какой-то изъян, в очертании рта — какая-то излишняя тяжеловесность. У него всегда водились деньги, и это испортило его. Одевался он слишком уж броско. Сейчас на нем были темно-синие расклешенные брюки из рубчатого вельвета и рубашка цвета бордо с чересчур многочисленными пуговицами и бесполезными погончиками на плечах. Волосы его падали на воротник и прятали уши так, что видны были только мочки.
Элайн не испытывала к нему особого интереса.
С другой стороны, она нашла довольно обаятельным Гордона Матерли, младшего брата Денниса. Он был такой же спокойный, как она сама, говорил редко, пока не обращались непосредственно к нему. Он не обладал такой броской красотой, как старший брат, и не был таким мускулистым, как отец. Он был худой, напряженный и очень серьезный. Элайн знала о нем лишь то, что он окончил Питтсбургский университет со степенью бакалавра делового администрирования и собирался продолжить учебу, чтобы получить степень магистра. Иными словами, он был человеком целеустремленным.
Деннис же, насколько Элайн могла судить, мало к чему стремился. Он учился живописи и держал мастерскую в половине мансарды. Он не добился финансового успеха своей работой. И Элайн сомневалась, что когда-нибудь добьется.
— Разумеется, — заговорила Силия Тамлин, — пока я исхожу лишь из первых впечатлений. Но я действительно считаю, что вы выиграли бы от изменений, если бы в целом предпочли использовать ультрасовременный калифорнийский стиль для ваших основных комнат. Пластик и многослойное дерево, хром и специально выделанная кожа. Возможно, светлая стена, меняющиеся узоры и цвета. Контраст между явно готическим видом этого здания и экстравагантной мебелью создаст совершенно новое эстетическое целое.
Ли Матерли был настроен так же скептически, как и Элайн, но он выразил свой скептицизм вслух:
— Мне дом вроде бы всегда нравился. Он неброский и тихий, мебель такая темная.
— А я согласен с Силией, — вставил Пол Хоннекер. — Наверное, это вовсе не мое дело, поскольку я не принадлежу к этой семье, но мне кажется, что в столь сумрачном месте вполне можно использовать светлые стены.
Пол был крупный, румяный мужчина, с ладонями величиной едва ли не с обеденные тарелки. Его волосы были в беспорядке, он и вообще выглядел так, будто спал в одежде. Несмотря на этот признак неорганизованности, Элайн он скорее понравился. Как она поняла, он был до боли правдивый человек, что доказал несколько раз за едой, заявляя о своем несогласии с какой-нибудь особенно безумной идеей, предложенной художником-оформителем. И если он согласился с ней сейчас, то не просто пытался сгладить острые углы, но искренне выражал свое мнение.
— Так вот, — объявил Деннис, закончив с едой, — я попросил Силию остаться у нас по крайней мере на ночь, чтобы ощутить здание изнутри.
