Роман еще и сыроед. Он не принимал ничего жареного или вареного. Все продукты ел только в сыром виде. Что там с вяленым мясом, как его готовили, Алиса была не в курсе. Может, тоже никак не готовили, просто сушили эти куски. А, да, еще муж употреблял в пищу орехи, их ему тоже присылали откуда-то в специальных ящиках.
Благодаря своей особой диете Роман выглядел очень моложаво и бодро. Он даже написал отдельную книгу о том, как надо правильно питаться, и книга эта, кстати, тоже пользовалась огромной популярностью и выдержала с десяток переизданий. Что интересно, он даже включил в эту книгу свои ритуалы по приготовлению пищи. Чтобы как можно больше продуктов было выращено самим, приготовлено тоже самим и чтобы никакая чужая энергетика не соприкасалась с тем, что человек собирается поместить в свой желудок.
Наверное, особое отношение к еде выработалось у Романа после того, как ушли из жизни его близкие люди, дедушка и мама. От болезни, связанной с пищеварением. Доктора, лечившие его близких, постоянно напоминали Роману, что данная болезнь является наследственной, ему надо следить за питанием и, после определенного возраста, проходить регулярные обследования.
Обследования Роман отложил на потом, верно, он ориентировался на тот возраст, когда ушли из жизни его близкие (и до которого ему действительно было еще далеко), но, главное, он решил полностью изменить свой рацион, свое пищевое поведение. Его личная диета ничуть не напоминала все остальные известные диеты, хотя и имела со многими что-то общее.
Скорее всего, этой диетой Роман надеялся переломить ситуацию со своим здоровьем, и до последнего момента Алиса была уверена в том, что у мужа это прекрасно получается, он все делает правильно и он сумеет изменить злой наследственный рок.
А теперь выяснилось, что нет…
Алиса почувствовала, что слезы опять подступили к глазам. Тогда она вышла из дома в сад.
Август только начинался, и июльская жара еще не стерлась из памяти, а вот ночи, оказывается, стали ощутимо холоднее. Не совсем зябко еще, вполне терпимо бродить под луной в легком халате, но, судя по всему, осень уже близко.
Обхватив себя руками, Алиса принялась бесцельно плутать по тропинкам между деревьями. У забора – высокого, каменного, с частоколом острых зубцов сверху – холодным белым светом мерцали фонари.
Вдоль забора камеры, они, эти камеры, располагались везде. Еще датчики движения у забора. Кто вздумает полезть – датчики это засекут, сигнал сразу пойдет на пункт охраны. Петрович, опять же, выскочит, у него в домике, на мониторах, тоже все видно. Выскочит наперевес с ружьем, официально зарегистрированным.
Костров – тихий город. Каких-то страшных, резонансных преступлений в нем сроду не совершалось. Кражи случались, бывало, да. И разного рода мелкое воровство…
Но на дома известных людей, в том числе на дом Романа Эрленда, никто никогда не покушался. Во-первых, высокая и опасная ограда, даже не любой спортсмен такую преодолеет, во-вторых, всем было известно и о камерах по периметру, и о ружье Петровича.
Так что Алисе не было страшно, когда она бродила по саду. В том смысле, что она не ждала здесь нападения реальных, живых людей. Но вот чего-то такого, призрачного, неясного – Алиса опасалась. Потому что сам этот дом, напоминающий готический замок, внушал подобные мысли… О привидениях, призраках, чудовищах из потустороннего мира.
Алиса вышла замуж за Романа, едва окончив школу, в семнадцать лет. Нет, не ее ранняя беременность явилась тому причиной… Кстати, Алиса никогда в своей жизни и не беременела. Тут дело совсем в другом.
Алиса появилась на свет, когда ее матери исполнилось 45, а отцу 55. Она – поздний ребенок. Отец и мать откладывали появление потомства на потом, все ждали, когда обстановка в стране наладится, закончатся эти перестройки с путчами… А оно все никак, да никак.
Наконец, супруги решились родить дитя, в полной уверенности, что все сделали правильно… Есть некая финансовая подушка, есть где жить, здоровье еще крепкое. Но, увы, всего не предусмотришь. Начала болеть и сильно сдавать мама, мамы Алисы – баба Нюся… Ее как-то совсем в расчет не принимали, планируя ребенка, и зря, потом у мамы самой резко сдало здоровье, да и папа как-то одряхлел, причем внезапно и быстро.
Да, маме удалось родить здорового ребенка, как ей и обещали доктора, но поздние беременность и роды не пошли на пользу самой женщине. А еще лежачая бабушка… Маме, которой было под пятьдесят, пришлось возиться с маленьким ребенком, беспокойным и шустрым, и одновременно приглядывать за бабой Нюсей… Папа вышел на пенсию, денег в семье стало совсем мало, а найти новую подработку в этом возрасте – сложно… Нанять же няньку – это лишиться последних накоплений. Какая еще «подушка безопасности», кто мог предположить столь неудержимую инфляцию?
Словом, случилось так, что все детство и юность Алиса прожила под угрозой того, что вот-вот станет сиротой и попадет в детский дом. Да и сама эта жизнь в бедности, почти нищете, радости не прибавляла, когда львиная часть денег уходила на лекарства.
Знакомый отца – Роман Эрленд, известный писатель-эзотерик, оказывается, давно приглядывался к Алисе. Она ему нравилась: девочка словно не от мира сего. Спокойная, тихая, нелюдимая, невероятная чистюля. Начитанная. Да еще и очень красивая! Роман официально пришел свататься к Алисе, едва только для нее прозвучал последний школьный звонок. Маме к тому моменту исполнилось шестьдесят два, папе – семьдесят два, а баба Нюся уже отошла в мир иной. И родители Алисы с невероятным облегчением и радостью согласились на брак Романа и дочери.
Алису буквально передали из рук в руки мужу. Еще вчера она – ребенок, сегодня уже жена.
Роман Алисе нравился. На момент брака ему исполнилось тридцать восемь – лучший возраст для мужчины. А выглядел он еще лет на десять моложе, и ни у кого в Кострове не повернулся бы язык назвать Романа Эрленда старым сластолюбцем.
Каковым он никогда и не являлся, кстати. Поскольку Роман признался Алисе, что давно искал не страсть, а жену. Нет, даже так – Жену. Прекрасную Даму, дивное создание, Вечную Женственность…
Алиса, несмотря на свой юный возраст, все это прекрасно понимала еще тогда и потому не ревновала мужа к его поклонницам и фанаткам. В любви, как и в своих пищевых привычках, Роман отличался придирчивостью. Все женщины казались ему чужими, он не рассматривал их как любовниц. Не вступал с ними в близкие отношения, тем более после того, как у него появилась жена.
К детям и деторождению – Роман испытывал брезгливое равнодушие. Он считал эту часть человеческой жизни проявлением животного начала в человеке. Беременность, роды, кормление грудью у женщин – его пугали. Сами младенцы, с их неконтролируемыми отравлениями, постоянным плачем, срыгиваниями, коликами и «газиками», слюнями, готовностью тянуть в рот что попало, даже самое несъедобное – тоже пугали и вызывали отвращение.
Роман считал нормальным общение лишь с сознательными индивидами, то есть уже со взрослыми и контролирующими себя людьми.
