– Эмбер! Не стой здесь! – прикрикнул папа.
По его тону я поняла, что моя воздушная акробатика осталась без зрителей. Солдаты корчевали клинкет воланера.
– Дочь, тащи свой мешок, давай, скорей. Нечего смотреть.
– Пилот живой?
– Марш!
Пропустить самое интересное? Я сделала вид, что мешок страшно тяжёл, и плелась нога за ногу, косясь на развороченную дюну. Вот солдаты зашли внутрь корабля. Послышались крики, и наконец они втроём вытащили пилота. Он не сопротивлялся и даже не шевелился. Мёртв? Тогда зачем наручники? Я пялилась, но никто уже не обращал внимания. Эзера потащили к бункеру.
Инопланетный захватчик. В болотном хитоне, с пустыми глазницами и костяшками вместо кистей. Смерть, опутанная портупеями. Мерзость. Грязная дымка ниспадала с накидки и волочилась за солдатами. Те наступали на жёлтые крылья, спотыкались и обрывали с них чешуйки.
– Я же велел вернуться в бункер! – взревел папа, помогая другим тащить.
– Иду. Тяжело ведь!
Папа покосился на мешок со льдом, ругнулся и переключился на скелет в балахоне. Его протащили прямо мимо нас. Капюшон свалился. Вблизи череп эзера был ещё гаже. Изо рта вился то ли серый пар… то ли газ… Так вот они какие! Страх перед насекомыми обрёл реальные черты.
Я заторопилась к шлюзу. Мешок порядком промок. Еще минута, и добыча взлетела бы в небо. Ну уж нет. Я заслужила горячий чай – умирала без горячего чая! – и намерена была получить его во что бы то ни стало.
Глава 8. Крушитель Тараканов из пластиковых стаканчиков
Чиджи положил руку на банку, под которой возились жуки. Обыкновенные тараканы, мелочь, какой полно водилось в бункере. Нас донимали паразиты. Впрочем, им тоже нашлось применение.
– Негоже с едой играть, – заворчал сосед. Паутинный клещ.
– Это не игра. А учебная практика, – нахмурилась я. – Да и какая они еда, мусорники. Это как собак бродячих есть или крыс.
– А ты ещё месяцок поживи на бункерных харчах, поговоришь. Аристократка… вшивая.
Одутловатая тётка с поджатыми губами, жена клеща, молча сверлила взглядом наш улов. Чиджи нахохлился и кивнул мне: готов.
Я капнула соляного раствора на клеммы Крушителя Тараканов. Это был совсем маленький робот, игрушка величиной с ладонь. От скуки я собрала его из деталей разбитого линкомма. У робота было три ноги из зубочисток. Корпус мы с Чиджи склеили из пластиковых стаканчиков, а плату паяли вечерами за ширмой. Вооружившись горелкой и шилом, я разносила по бойлерной вонь плавленой канифоли. Программировать бегала в мастерскую Гу. Там же таскала из мусора другие детали.
В один день я помогла починить хват манипулятора в нуклазере. Пустяковая была поломка. При аварийной перезагрузке в файле программы, управляющей хватом, дублировались кой-какие строчки. Не понимая толком, что они значили, я просто удалила лишнее, но Гу, штабрейтор и Хлой смотрели так благоговейно, будто творилось какое-то редкое волшебство. Стыдно было получить за это три лишних пайка. Но скромность моя несколько поутихла, когда Хлой великодушно бросила, мол, заходи и пользуйся компьютером, когда захочешь.
Возможность попрактиковаться стала настоящей отдушиной. Чиджи думал, я развлекаю его, мастеря игрушку. А я твёрдо верила, что упражняюсь в мехатронике, чтобы когда-нибудь вернуться на учёбу. Соседи называли это пустой тратой воды и соли. Но спустя месяц по полу бойлерной шагал, по-цыплячьи раскидывая лапки, Крушитель Тараканов. У него были камера и два фотоэлемента для распознавания размера и движений. Жуков-то он видел. Но из-за долгой обработки картинки не мог их догнать. Он дрожал, как карманная собачонка, и только распугивал добычу.
– Если эта штука хоть одного таракана тюкнет, я вам полбатончика отдам, – усмехнулся паутинный клещ, кусая шоколадку.
Крушитель застревал, искрился, припадал на шаткие колени. Одним словом, позорил меня, как инженера. Дядька потерял интерес и сделал радио погромче. В унисон бряцали клавиши и литавры, визжали струнные – майор Хлой сегодня передавала классику. Раздосадованная, я капнула в батарею ещё раствора и взяла ручной контроллер.
– Э, мы с пультом не договаривались, – запротестовал сосед.
– А мы с вами и не играем.
– Подерзи ещё старшим! – обиделся дядька. – Да куда ты!.. Вон, вон, вон побежал! Дави!
Под ободрительное гиканье Чиджи робот затрясся шустрее и снова завладел интересом соседей. Погоня набирала обороты. Наконец один таракан сам застыл прямо под корпусом Крушителя. Тень он там нашёл, что ли. Только бы хватило батарейки! – взмолилась я, и робот сообразил шмякнуть по таракану.
Шмяк!
Шмяк.
Шмяк…
Мухобойка колотила жука по спине, но не могла раздавить. Не хватало силёнок. Таракан замер, подобрал лапки – и сиганул из-под брюха Крушителя. У стены его размозжил башмак соседа.
– Вот вам и робототехника! – подытожил он, шлёпая по полу и приканчивая одного беглеца за другим.
– Правильно, – поддержала тётка. – Ни уму, ни сердцу эти опережающие технологии. Баловство! Вот я не пошла в институты. И мать моя на ферме потела, и бабка. Не в научной фантастике жили, а здесь и сейчас. Здесь и сейчас, ясно? И все были при деле! Умели, то есть, руками работать.
Изловив робота, пока и его не прихлопнули, я задрапировала нашу палатку. Спорить с соседями было никак нельзя. Нажалуются. Это у себя в голове я всегда лихо побеждала в дебатах. Я зажгла блесклявку и уложила Чиджи спать под утомительные трели оркестра. Одна симфония сменялась другой, а скрипки всё стонали. Почувствовав, что атмосфера бойлерной душит, я вышла в коридор.
Шагов через десять-двадцать поняла, что в бункере что-то не так. Замедлилась. А потом поняла, что именно. Те жалобные скрипки по радио. Это были не скрипки. Я прижала руки и уши к стене и услышала… голос. Стоны. Крики.
Что?
Вспомнился мерзкий череп эзера. Серый дым, волочившийся следом. Голые кости рук. Это он кричал за стеной? Его что… пытали? Выходит, вот для чего обитателей бункера глушили концертами. Чтобы мы не слышали воплей. Я пыталась думать о чём угодно, кроме этих стонов, но они преследовали меня по коридорам. Кричали всё громче, и вскоре стало ясно, что пытка – прямо здесь, за дверью в медблок. Надо было идти дальше. Или убежать назад. Но. Но… Я ещё плохо знала эзерглёсс, и всё-таки разобрала:
«…ищут Лау!..»
Эзер назвал нашу фамилию. Почему? И при чём тут папа? Я водила руками по стенам, прикладывалась ухом к бронированной двери, дважды обежала лабиринты коридоров вокруг комнаты, в которой кричали. Но проклятые арии и фуги перебивали разговор. Из-за угла вывернули двое патрульных.
– Гражданским сказано сидеть по жилблокам! – старший оттеснил меня подальше от двери. – Шляться запрещено до рассвета.