– Я ничего не знаю! Я не знаю! Не зна-аю! – пластинка за стеклом не менялась часа полтора.
– Ну… ну же… – Альда притопывала каблуком по полу, когда почуяла рой-маршала. – Бритц! Где тебя носит?
Он материализовался – иначе не скажешь – из темноты коридора и коснулся сенсора на стекле, убавляя звук криков.
– Уточнял спряжение глагола «увязнуть» на октавиаре.
– Зачем ты её заткнул?
– Соблюдаю акустическую гигиену. Я читаю по губам: она всё ещё не знает… не знает… ничего не знает.
Альда косилась на него сбоку. В профиль глаза Бритца были совершенно прозрачными, отполированными лупами.
– Значит, твоя зазноба явилась, – усмехнулась Хокс, жадно охотясь на его реакцию.
– М-м, – рассеянно моргнул Кайнорт. – Шчера говорила что-нибудь кроме этих четырёх слов?
– Нет. В помойку эти твои штучки! – она покрутила пальцем у виска. – Мой экзекутор час назад вытащил бы из неё координаты бункера.
– Вы, госпожа, вольны пытать своих пленных, как считаете нужным. Но это моя добыча.
В такие моменты Альде хотелось его стукнуть. Треснуть упрямого отморозка, разбить его ледяную корку, чтобы хоть одним глазком взглянуть: да есть ли там внутри кто-нибудь живой? Или сгинул столетия назад.
– Ну, согласись, – рассуждала она, – если хочешь послушную рабыню, физической боли не избежать. Я знаю, тебе ближе ломать внутренне, но с пауками нет ничего лучше старых добрых ударов током.
– Зачем? Она всё равно заговорит так или иначе, но будет счастлива, когда её выпустят. А не помешана на идее меня убить.
– Чёрта с два: дура хлебнула песка, – фыркнула Хокс. – Всё кончено.
Шчера попыталась лечь на спину, чтобы перестать тонуть, но опоздала, и провалилась с головой. Бритц вернул звук на прежний уровень. С той стороны стекла заскоблила худая рука. Грязное лицо, вынырнув на секунду, закричало:
– …скажу! Пустите, всё скажу!..
Кайнорт отдал команду на пульте и тронул Альду за плечи, поторапливая отступить на пару шагов от стекла. Барьер стал опускаться. Из закутка посыпался чёрный песок – струйкой, фонтаном, и наконец валом повалил. Вместе с ним под ноги эзерам упала пленная шчера.
Она плевалась песком и дрожала. Откуда ни возьмись, в руках Бритца возник термос воды. Не обращая внимания на грязь и не пытаясь отцепить чумазые пальцы от своих брюк, он помог шчере отпить из бутылки и умыться.
– Ну? – потребовала Альда, отряхиваясь.
– В Вермильоне они, – шептала паучиха, ощупывая новенький ошейник. – Бункер, в котором прячется атташе Лау, находится в регионе Вермильон.
– Откуда тебе известно? – спросил Бритц.
– Между бункерами налажена связь, и недавно наш эвакуратор обмолвился, что где-то там обживается семья посла с Урьюи. Уитмас, Амайя и двое детей.
– Имаго? Диастимагия?
– Да помилуйте, минори, откуда же мне знать!
Несуразная, запуганная девчонка с тревожным взглядом. Её взяли в слабо защищённом убежище по наводке местных.
– Не переживай, Лимани, – эзер посмотрел на неё сверху вниз, не опуская головы. -Ты действуешь на благо шчерам, просто они этого не понимают.
– Вы убьёте меня быстро? Пожалуйста…
– Вставай. Идём за мной.
Лимани потащилась за насекомыми, непрерывно ощупывая обновку. Ей ещё предстояло узнать, что гладкий ошейник перестанет мешать уже дня через три. И что теперь она сможет выпускать клыки, но не превращаться.
– Умно с бутылкой, комбинатор, – похвалила Альда.
– О чем Вы?
– Ты открыл для неё новую. Как для… равной.
Бритц посмотрел на бутылку, будто видел её впервые, но ничего не сказал. Альда остановилась, припоминая:
– Кстати, тот дозорный воланер…Он пропал где-то в Вермильоне, но следов мы так и не нашли. Значит, там действительно есть бункер, серьёзный, с оружием.
– Дозорные вылетают, как я просил?
– Исключительно с полуночи до рассвета. Только не пойму, зачем. Шчеры смекнули, что мы вылетаем по расписанию, и в эти часы тихарятся. Внезапностью их не взять. Плохая была затея.
– А воланер этот пропал по расписанию?
– Нет. Он чинился и запоздал.
Кайнорт улыбнулся:
– Прекрасно. Не шчеры смекнули о расписании, Альда. Мы их выдрессировали, – он прикрыл веки, как сытый кот. – А внезапность ни к чему. Достаточно сократить место поиска так, чтобы уложиться в один час. Сегодня в полночь пусть вылетают, как обычно. Пошумят, постреляют барьяшков. Как только вернутся, мы тихонько обследуем весь сектор. Гектар за гектаром.
– Но бункер успеет спрятаться.
– Бункер – да. Следы останутся. Теперь мы знаем, где искать: ветер и солнце не успеют их замести.
Альде даже позавидовала, что блестящая идея пришла не ей. В который уже раз надо было отдать должное опыту проходимца. Опыту и исключительному таланту быть злодеем.
– Лимани, – щелкнул Кайнорт, и шчера втянула голову в плечи – так, будто её учили этому с детства. – Умеешь варить ботулатте?
– Нет, минори.
И снова сжалась в ожидании не то удара, не то крика.
– Приведи себя в порядок. Потом найдёшь Ёрля.
– Кого?..
– Ёрль Ёж – главный по персоналу. Он научит обжигать зёрна и карамелизировать миндаль. Подашь мне в каюту две чашки минут через сорок. Яд отдельно.
Лимани дёргано кивнула и отправилась, куда указали.
– «По персоналу», – усмехнулась Хокс. – Не перестаю удивляться, сколько у тебя терпения. Любишь ты носиться с рабами: пояснять им, разжёвывать.
– Что касается ботулатте, лучше потратить лишнюю минуту, – возразил Бритц, – чем умереть в страшных муках из-за невнимательности баристы.
– Я не только об этом. Ты вечно…
Альда еще что-то говорила о неприемлемом для хозяина поведении, но Кайнорт не дослушал: показалась его каюта, и… пш-ш… Он скользнул за клинкет, как призрак сквозь стену.
Коридоры, чёрный песок – всё испарилось. Маррада выкинула козырь: она ждала на краешке стола во всеоружии. Тихая, обнаженная, с распущенными по плечам волосами и распростёртыми крыльями. Укрытая свежей вуалью весенних лугов. Молекулы её аромата Кайнорт уловил из коридора. Он приблизился, и у Маррады побелели костяшки, так она вцепилась в столешницу. Чтобы не как всегда. Чтобы не первой. К чёрту, пусть он теперь! Не вынимая рук из карманов, Бритц задышал ей в ушко с бриллиантовой капелькой.
– Я люблю тебя, Маррада.
Он выпустил стрекозиные лапы и хвост, сцапал бабочку и взмыл с нею к иллюминатору. Распластал на бронированной панораме, как на витрине, лицом к метеоритному кратеру. Соски обожгло холодное стекло, а спину горячие пальцы. Двое видели всех, а их – никто.
