– Пенелопа?
– Нет, не эта эта.
– Маррада?
Довольная тем, как Бритц навострил уши, Альда уколола его холёным когтем в распухшую челюсть и развернула к себе:
– Она ждёт в маслобойне.
Маррада обустроила себе апартаменты в сказочной башенке. Винтовая железная лестница поднималась от трёх исполинских чанов с ароматными маслами, крутила вензеля перил над их испарениями и выводила на смотровую площадку под стеклянным куполом. Рядом с чанами были разбросаны пуфы, коврики и шкурки. Кайнорт, войдя по обыкновению неслышно, сразу понял, что Маррада его… откровенно… не ждала.
К перилам чанов были привязаны двое. Шёлковые ленты закрывали глаза, бечёвки лоснились на запястьях и лодыжках. В объятиях аромата иланг-иланга извивалась красавица Лесли, сержант. Бельё просвечивало. Тонкие бретели и резинки тянули освободить от них молочную кожу. От отрывистого дыхания грудь выскальзывала из тесных треугольников купальника. Только подставь ладонь: ещё вдох, и мякоть сама ляжет в руку. У сандалового чана подрагивал и урчал капрал Флош: двух с лишкой метров роста и с необъятным разворотом плеч.
Стоя спиной к Бритцу с бокалом в руке, Маррада расправила бантик на запястье Флоша, увернулась от его языка и отступила, хохотнув. Только она умела так развязно-утончённо описать коктейлем в воздухе мертвую петлю и не пролить ни капли.
– Чего-то не хватает, – мурлыкнула она и разорвала борцовку на Флоше отточенными, как у сестры, ноготками.
– Какой странный у вас клуб филателистов.
– Кай! – Маррада подпрыгнула, как кошка от кабачка. – Мы… ну, раз ты здесь… Присоединяйся. Чан с аиром ещё свободен, ха-ха!
Коктейль плеснул на кеды маршала. Он стряхнул вишнёвые капли и поймал запястье бабочки:
– Пойду поздороваюсь, – Бритц залпом прикончил бокал Маррады.
Двое у чанов притихли. Их нервировал ровный голос рой-маршала и дребезжащие интонации Маррады. Лесли заволновалась: сжала и разжала пальцы над кожаным шнурком, покрутила головой в попытке сбросить повязку. Но почувствовала дыхание Бритца на своей щеке и перестала извиваться.
– Привет, иланг-иланг, – прошептал он, и возбуждённый слух гостей обострился до предела. – Какой твой настоящий аромат?
Бокал хрустнул о чан и зазвенел. По коже Лесли зацарапал острый край. Не больно. Ну… на грани.
– Ох, ты… – выдохнула красавица.
Кайнорт подцепил осколком ниточку между треугольниками шёлка на её груди. Стекло оставляло белый след, царапая дорожку вниз по плоскому животу с едва заметным пушком. Бритц ещё не коснулся Лесли и пальцем, а она уже зашлась в конвульсиях. Усмиряя это пламя, Кайнорт поцеловал ей уголок глаза, выглянувшего из-под повязки. И мигом потерял интерес. Игнорируя Лесли и Марраду, он шагнул к другому чану.
– Привет, Phthirus pubis, – он шлёпнул Флоша по ягодице в модных боксёрах и подтянул его узлы потуже.
Рой-маршал был высок, но капрал оказался каланчой. Кайнорт деликатно приподнялся на цыпочки. Стоя так, носок к носку на мысках своих белоснежных кроссовок с каплями коктейля, Бритц поцеловал Флоша с чудовищно натуральной страстью. Запуская пальцы ему в волосы, царапая эмалью об эмаль, разрывая губные уздечки.
– Кай! – восхищению Маррады не стало передела. – Ты больной на всю голову! Ты правда это сделал? Ха-ха! Нет, ты совершенно больной!..
Кайнорт оторвался от ошалевшего капрала. Взял Марраду за руку:
– Пойдём.
– Куда?
Он потащил её наверх, оставив гостей ждать на привязи. Маррада прихватила с собой новый бокал и взлетела на первый виток лестницы.
– Постой, да куда мы?
– Хотел сказать тебе кое-что личное. Не при всех.
Он закурил на ходу. Аромат масел поднимался от чанов, туманил бабочке голову, сигаретный дымок кружил перед глазами, мелькали кованые узоры. Маррада ухватилась за перила, но рука Бритца легла ей на талию и настойчиво увлекла выше:
– Мне нужен идеальный вид, понимаешь?
– Вид на что?
Третий виток. Над головой купол смотрелся в небо, как в оранжерее. Ради звезды его очистили от пепла, и свет падал на лица двоих мягким кружевом. Кайнорт положил руку с тлеющей сигаретой на край перил, а другую на шею Маррады.
– Ну, говори! – её не терпелось.
– Во-первых, чувства вернулись, – его пальцы приласкали затылок любимой. – Но это пустяки. А во-вторых —
Щёлкнула пружинка керамбита. Кончик лезвия уколол кожу и подцепил на себя бугорок позвонка. Голова Маррады оказалась будто на рыболовном крючке: дёрнешься – и парализует.
– Во-вторых – всё. Это всё, Маррада.
– Кай! Что ты де… Пожал… пусти!
Лезвие направило голову бабочки вниз, и ей пришлось припасть к самому краю перил. Снизу дохнуло смесью афродизиаков. Последняя затяжка. Сигарета с края балясины полетела вниз: в чан, к которому был привязан Флош.
– Классика, – Кайнорт провожал взглядом огонёк.
– Господи, нет! Фло-ош! Лесли-и-и!!!
Масло вспыхнуло так рьяно, что шум стихии заглушил и крик Маррады, и вопли её гостей. Те лихорадочно превращались, разрывая путы. Вошь и золотистая бронзовка. Пламя летало над ними от чана к чану. Жар опалил Марраде щёки, оплавил брови и ресницы. Внизу её любовники, уже с обугленными спинами, били стёкла, чтобы вырваться их маслобойни. Дым повалил наружу. Двое вывалились в окна, раздирая обожжённые тела. Их агония перепугала весь лагерь.
Кайнорт оттащил Марраду на кончике лезвия, только когда перила уже перегрелись. Он полуобернулся, сцапал бабочку под рёбра и разбил купол, чтобы перенестись на крышу.
– Кай! Кайнорт! Пожалуйста… Я беременна!..
– Ну, конечно.
– Проверь! Я оплачивала визиты к врачу твоей кредиткой… там выписка о процедурах. Анализы, консультации, отказ в аборте… из-за срока! Ну, проверь!
Холодный воздух Кумачовой Вечи раздирали крики снизу.
– От кого? – уже спокойнее поинтересовался Бритц.
– О, не дури: минори зачинают только от минори!
– Отлично, вероятность, что ребёнок от меня, повысилась с одной тысячной до одной десятой процента.
– Нет, Кай, – Маррада закатила глаза, уже понимая, что самое страшное позади. – Очень, очень-очень долгое время я спала только с одним минори – с тобой. В самом деле, не валяются же минори на каждом шагу! Кай, я беременна от тебя. От тебя!
– И теперь хочешь изуродовать ребёнка?
– Что?
– Перелёты, оргии, алкоголь. Думаешь, мало ему генов идиотки и психопата?
Кайнорт снова цапнул её поперёк живота и так резко пикировал к земле, что уши заложило. Под окном маслобойни парамедики склонились над телами Лесли и Флоша с ампулами для мягкой эвтаназии.
