– Вообще это неосмотрительно с твоей стороны, – усмехнулась рыжая, – сообщать, что справилась раньше срока. В другой раз я бы завалила тебя новой работой.
– Заваливай, ладно. Даже обидно, что это было слишком просто.
– Ну, на сегодня больше нечего тебе предложить.
– А эти доспехи – они для шиборгов?
Пенелопа подозрительно сощурилась:
– Ну, хорошо, взгляни.
Это был вызов всему, чему меня недолго учили на Урьюи. Шиборгами называли боевых пауков в тяжёлой амуниции, а их состязания были лучшими шоу в целой вселенной. Пенелопа работала над особой бронёй из лёгких пластинок, сцепленных в кольчугу. Но при ударе пластинки сыпались на пол. Очень скоро и я научилась ругаться на эзерглёссе, а к вечеру обнаружила, что не боюсь и даже не презираю Пенелопу, как других эзеров. В итоге мы кое-что придумали, обернув недостаток брони в достоинство.
– Честно говоря, я скептически отнеслась к словам Кайнорта о тебе, – похвалила рыжая. – Всё-таки сам он не в состоянии отличить репозиторий от суппозитория. У него много талантов, но, мягко скажем, не созидательных.
– А он кто по образованию?
– Психолог.
– Психолог?!
– Специалист по умбрапсихологии – от «умбра», что значит «тень». Антигуманитарная наука на службе зла.
Пенелопа не любила возиться с шиборгами. Но маршалы устраивали для солдат развлечения, чтобы те не пили и не бухтели по вечерам.
– Обожаю шиборгов, – в свою очередь призналась я. – Но вживую бой ни разу не видела. За такое вычитают баллы из аттестата. Ну, баллы за качество шчеры.
– Качество? Ну и ну. А как ты развлекалась на Урьюи?
– Дома папа брал меня с собой на море – вон туда, в залив Рицинулеи, – я кивнула на дыбу, где страдала карта. – Мы катались на лодке и ныряли.
– Нет, я про Урьюи.
– И я про Урьюи. Про Впадину Сольпуг, вот же она.
Пенелопа резко обернулась на дыбу и снова на меня:
– Это карта Кармина. Здесь написано «Римнепеи».
– Да нет же, вот: Рицину… вот чёрт, точно, – я пригляделась, не веря глазам. – Постой, тут вообще всё не то… Но так похоже!
Там были отмечены не глубины, а высоты. А на месте впадины – гора под названием Пик Сольпуг.
Пенелопа просверлила взглядом карту, побросала на пол броню и выбежала из пыточной. Меня глодало нехорошее предчувствие. Тем временем нужно было действовать. Гидриллиевый портал не мог сам себя заблокировать.
Пенелопа второпях не свернула каталоги оборудования. Сколько осталось времени наедине с базой, я не знала, и принялась лихорадочно листать папки. Вот! Нашёлся каталог учёта найденных вещей из руженита. И внутри – папка под названием «кислотный шредер». Дьявол! Они уничтожили весь руженит!
Послышались шаги. Я отпрыгнула от стола и замерла. Сердце ухнуло: в коридоре шагали слишком тяжело. Это была не Пенелопа.
* * *
– …вздумала подкупить меня карминскими птичками, – бушевала Альда, швыряя на стол Кайнорту маленькую гипсовую статуэтку. – Сил моих больше нет. Выкидывай свою потаскуху с моей планеты вместе с её мехами, брильянтами и кукушками.
– Это фигурка селёдки. У неё чешуя.
– Это перья!
– Хорошо, пусть перья.
– Не «пусть перья», а перья!
– Перья, – вздохнул Бритц, открывая дверь в ответ на слабый стук, и пробормотал: – обычная селёдка в перьях.
Пришла рабыня, новая ши. Прелестная, впрочем, Ёрль Ёж всегда умел угодить хозяину с сервировкой: синее пламя глаз, длинная атласная шея, красивые формы. Как там Ёрль её называл? Кайнорт не запоминал имён. Просто ему, как всякому эзеру, минимум раз в неделю требовалась живая кровь, не консервы. Альда косилась на рабыню, пока та закалывала шёлковые волны в тугой пучок: неряха, это было положено делать до того, как идти к хозяину. Чтобы не тратить его время зря.
Кайнорт у окна встряхивал баллончик криоспрея, не обращая внимания на испуганную ши. Та знала, что сплоховала с волосами. Но не могла разобрать по профилю рой-маршала, будет ли наказана. Ещё мгновение, и рабыня приняла нужную позу: спиной к хозяину, руки на стол, голова чуть опущена.
– Маррада останется здесь под присмотром Лимани, – возразил Бритц, поддергивая воротник блузы на ши, чтобы не залить кровью ткань. – Это небезопасно – позволить ей улететь сейчас.
Он распылил криоспрей и выждал положенные секунды, пока не подействовал анестетик. Рабыня покрылась мурашками и задышала чаще. Она боялась крови, боли, всего вокруг. Лимани застращала остальных, повторяя, как не любит минори кровь с адреналином, и как расправляются с нахалками, посмевшими упасть в обморок до процедуры. Разумеется, от этих врак только темнело в глазах, а сердце так и прыгало.
– С чего ты вообще уверен, что ребёнок твой?
– М-м, я не уверен. Но он точно минори, а мы генами не разбрасываемся.
Из-под ключиц Бритца с хрустом вылезли мандибулы. Ши перестала дышать и закрыла глаза, чувствуя, как жвала полоснули ей под горлом. Запахло сталью и ржавчиной. Мандибулы обхватили белую шею и забирали каждую каплю. Голоса уплывали в бесконечный туннель. Сейчас… она упадёт, и… Хрустнули рёбра хозяина, и когтистая хитиновая лапа поддержала рабыню под мышки.
Ни Хокс, ни Бритц не придавали значения тому, что происходило. Кормёжка. Ланч. Кайнорт стоял, испустив жвала, чтобы пить, и лапу, чтобы упаковка его обеда не рухнула лицом на стол. На висок рабыни брызнуло тёплым. Кайнорт машинально наклонился и слизнул капельку крови, словно искорку шампанского.
– Вот увидишь, Норти: она нагуляла ребёнка на стороне, – со смаком напророчила Альда. – Вот увидишь.
– Я скорее удивлюсь, если нет.
Ланч окончился. Кайнорт втянул жвала и лапу, а рабыне вручил гемостатическую салфетку. Она возникла в его руках, как белый голубь у фокусника. Если правду говорили о возрасте Бритца, то он проделывал это десятки тысяч раз.
– Как тебя зовут?
– Йеанетта.
– Иди. Нет, Йеанетта, стой! – передумал Кайнорт и показал ей гипсовую статуэтку. – Это кто?
Рабыня плавающим взором окинула фигурку:
– Ку-кукушка…
– Иди.
Пожалуй, теперь и он видел кукушку. Кукушку… в чешуе.
– Завязывай с ботулатте, Норти, – огрызнулась Хокс. – Ты уже тю-тю от яда. Так куда мы завтра отправляемся? Кайнорт! Ты меня слушаешь?
– Да, – он оторвался от комма, который бурно пиликал, присылая сообщение за сообщением от Пенелопы, и сосредоточил взгляд на Альде.
– Наш пункт назначения, Бритц, – угрожающе повторила она, оставляя вмятины от ногтей на лакированной столешнице.
– Пик Сольпуг.
