– Что ты напряжённый такой? – Альда похлопала Кайнорта по спине. – Скоро будешь дома.
– Дома на Урьюи.
– О, заткнись! Да, верни мне карманный эмиттер и почини уже свой. Если бы ты сделал это вчера, я бы успела спасти склады. Так что опять, дружочек, ты сам во всём виноват.
Офицерам приказали разойтись. Шоу закончилось. Фуршет отменился. Оставшись один, рой-маршал связался с Ежом:
– Ёрль, почему кровь?
– Все вопросы к доктору Изи. Я только извозчик.
Сломанная рука ныла в лонгете. Дел по сращению было на час, но прежде Бритцу предстояло посетить три палаты.
* * *
– Где Ула?
Берграй подскочил на месте, не успел Кайнорт переступить порог палаты номер один. Инфера потрепало в бою с суидом. Сложно было сказать, какие раны он нанес себе сам, а какие – жало и клешни скорпиона. Но пухлые кровоподтёки покрывали его с головы до ног.
– Рад видеть тебя живым, друг, – Кайнорт меланхолично перелистал медкарту у изголовья койки. – Я вот тоже чудом выжил. Так, между прочим.
– Ты не расслышал? Где Ула?
– Казнь состоялась.
Берграй сорвал с груди медицинские датчики, вставая. Его шатало от препаратов и потери крови, и он схватился за стеклянную этажерку. Пузырьки на ней зазвенели.
– Что, доволен теперь?! – закричал Инфер.
– Поясни.
– Ты, древний ублюдок, отомстил девчонке! И за что! За её решимость пойти против целой армии!
– Ты это, надеюсь, о своей армии, Берграй? О той, которой ты здесь рулишь? А то мне послышалось, что ты не с нами.
– Мне стыдно служить с тобой в одном рое, Кайнорт. В одной веренице с воплощением зла в его жесточайшем проявлении: равнодушии. И в жадности. Тебе мало было получить по заслугам, когда взорвали Эзерминори, прозреть и поумерить кровожадность. Ты идёшь на Урьюи по головам и трупам, и я за тобой! Мне мерзко от того, в чём я вынужден участвовать, каким приказам должен подчиняться. Мне мерзко от самого себя!
Инфер кружил по палате, как раненый зверь. Под звуки битых пузырьков рой-маршал шагнул к двери, чтобы прикрыть её. В коридоре персонал медблока шарахнулся от палаты.
– Я спишу это на побочный эффект стимуляторов, – сказал Бритц. – Иначе тебя придётся долечивать в карцере.
Инфер споткнулся на полуслове и тяжело схватился за койку. Датчик на его шее запищал о критически низком давлении и высокой температуре.
– Как хоть ты живёшь с таким расщеплением совести, Берграй? Тут помню, тут не помню. Не ты ли чуть не убил девчонку после инкарнации? Не ты ли отправляешь ши из своей постели прямиком к травматологу? Не ты ли регулярно меняешь батарейки в брелоке электрошокера? – Кайнорт склонился над вспотевшим от судорог капитаном. – Мне хватает ума признавать свои действия злом. А ты уже запутался в белом плаще, рыцарь.
Выйдя за дверь, Бритц подозвал дежурную сестру:
– Палату капитана под круглосуточный контроль. И всё острое там уберите.
Он прошёл дальше, за ширму, которая скрывала импровизированный спецбокс для интенсивной терапии. Там стоял крепкий лекарственный запах, неспособный перебить гарь, и зуммеры всевозможных датчиков громко тревожились за здоровье пациента. Живых врачей бумерангам не полагалось по понятным причинам. Жужжали только роботизированные системы для инъекций и перевязок.
– Тьель, – позвал Бритц, и та приоткрыла один глаз.
Она была очень плоха на вид, но доктор Изи обещал, что его опыт в ожоговом отделении и сотня-другая страховых кодов творят чудеса. У Тьель опалились ресницы и брови, а кожа напоминала мясо варёного лобстера. Маршал присел на край её койки.
– Ёрль сказал, ты храбро защищала рефрижератор и подруг. Рад, что тебе лучше, чем тем карминцам.
– Я это не ради вас, – прошептала шчера и опять закрыла глаз.
– Но всё равно спасибо.
Он достал прозрачный браслет и, осторожно приподняв обожжённую руку Тьель, надел его и щёлкнул. Потом зашуршал чем-то возле шеи. Шчера уставилась на маршала в недоумении. Зачем ему такая ши? Зеркальный маг, да ещё совсем не красавица.
– Когда подлечишься, можешь быть свободна.
– Свободна?..
– Браслет останется гарантией неприкосновенности, пока наша армия здесь. Через месяц расстегнётся автоматически.
Бритц показал только что снятый ошейник и бросил его в прикроватный ящик. Тьель заплакала. Кайнорт погладил ей плечо, стараясь не тревожить повязки:
– Это всё, чем я могу тебя отблагодарить.
На пути к последней палате комм рой-маршала пиликнул:
– Здравствуй, Крус. Срочное?
– Даже не знаю, минори, я зафиксировал всплеск активности гейзеров под руженитовыми арками. Там, где мы проходили вчера в горах, помните?
– Ну.
– Фон и частота похожи на диастимагию аквадроу.
– Сомневаюсь. Настолько сильное влияние возможно, только если там была пенная вечеринка магов, Крус.
– Да, но…
– Во сколько?
– С 7:17 до 7:25.
– Почему мне не сообщил? Если это сейсмоактивность, нас тут расколбасит и без магии.
– Э… Вы были несколько заняты… на казни. Но теперь всё тихо, как рукой сняло.
– Продолжай мониторить. Держи меня в курсе.
Только землетрясений им не хватало.
Третья палата была заперта. Бритцу открыли после идентификации по сетчатке, но прежде, чем войти, он постоял на пороге, унимая всё сразу: головокружение, пульс, озноб. Доктор Изи глянул и тактично кивнул, продолжая вымарывать из системы данные о пациенте.
На кровати лежала Ула. Здесь не пищали датчики и не пахло коктейлем из медикаментов. Просто тельце на казённой постели.
– Спит, – подошёл Изи. – Реакция на потрясение.
– На камнях была кровь. Повреждения?
– Ничего страшного. Буфер гравитации рассчитал её вес на лету: исходя из роста и антропометрии, но не учёл истощения и затормозил круче, чем следовало. Плюс сотрясение мозга, плюс шок… – а чего ты хотел, открылось носовое кровотечение. Но уже всё в порядке.
Доктор Изи занимался Улой лично. С присущей ему заботой о пациентах, невзирая на расу и положение, он не только ювелирно обработал рану от удара в землярке, но и умыл, причесал и напичкал витаминами.
– Мы можем сделать что-нибудь с этим? – рой-маршал коснулся шрама на брови Улы, но Изи развёл руками:
– Увы, здесь у меня нет оборудования для пластики. Я могу нанести коллагель: он высветлит рубцы и сгладит края. Любой, как говорится, каприз за твои деньги.
И проворный Изи принялся сканировать медполис рой-маршала. Кайнорт положил руку на лоб Улы, разгладил тревожную складку, провёл по кручёным волосам. Стараниями доктора они запахли лесной земляникой. Ула вздохнула во сне. Тяжело, надрывно, как наказанный ребёнок, долго проплакавший после взбучки.
