– У меня есть нейтрокль.
– Один нейтрокль? Нас запытают насмерть! Ты хоть понимаешь, на что способен Бритц? Ты же видела!
Свобода была слишком близко, чтобы смириться. О чём он говорил, что за чушь!
– Не пойду без тебя.
– Я счастлив уже тем, что ты жива, – взмолился папа. – И тем, что уберёг Тритеофрен. Я выполнил свою миссию, пожалуйста, иди. Пожалуйста. Иди.
– Пап, – у меня сел голос. – Пап, прости за то, что я сейчас попрошу. Мне… нужно знать, где твоя часть прибора.
– Что? Уходи скорей, говорю тебе!
– Маги покидают Урьюи.
– Это ложь, Эмбер!
– Это правда!
– Зачем тебе Тритеофрен?
Каждое слово резало мне язык:
– Я хочу отдать его Бритцу.
– Хочешь… что? Я… – Папа стал белее Алебастро и прозрачнее его света. – Нет, я потерял рассудок… этого не может быть. Что он с тобой сделал? Сломал? Внушил? Гипнотизировал?
– Маги покидают Урьюи, – повторила я. – Уже все знают, даже партизаны. Я видела контракт, вот этими глазами видела: лига флибустьеров перевозит магов контрабандой на Алливею. У нас больше нет защиты, пап, у нас нет шансов!
Он съехал по стеклу, убитый. Мной. Лично мной.
– Ты за этим пришла?
– Нет! – эквилибринт шатался, до того меня затрясло. – Папа, я люблю тебя, одного на свете люблю, ты же один у меня остался, самый родной, самый… Как же ты не понимаешь… Альда Хокс улетела собирать армию. Она разнесёт Урьюи! Сажей покроет, как Кармин!
– Замолчи, я слышал это миллион раз от Бритца!
– Но это правда! Тритеофрен сохранит наш дом!
– Бритц заберёт его себе!
– Он сохранит жизни!
У меня застучали зубы. Четыре гекса тормозили рядом с гломеридой Бритца. Папин взгляд стал безжизненным и тусклым.
– Ты изменилась, Эмбер, – произнёс он потусторонне. – Раньше ты на меня не кричала. Повзрослела…
– Нет. Повидала много дерьма, пап.
Он не ответил и начал превращаться. Через силу, туго и тяжело. Эквилибринт качался. Папа занял почти весь коридор зеркальным брюхом. Осторожно приподнял хитиновую элитру – грудную лопасть, прикрывающую лёгкие – и выскреб осколок. Треть ключа к Урьюи упала к моим ногам.
– Я думал так: не получив желаемого, Бритц меня убьёт и своими же руками уничтожит прибор.
– Но он не убил, – я взяла проклятый осколок.
– В твоих словах симптомы страшного отравления, – предостерёг папа. – Опасные молекулы, атомы токсинов, которые ты пока не чуешь. Поклянись мне, Эмбер, что выполнишь мою последнюю просьбу.
– Клянусь, – разумеется, ответила я.
– Ты убьёшь Кайнорта Бритца. Тогда я не прокляну нас за то, что мы отдали эзерам Урьюи.
Я перехватила его взгляд на нейтрокле.
– Да, пап. Клянусь.
– Он победил, но не пожнёт своей победы. Всё, за что боролся, раздерут другие. Он не возьмёт Урьюи задёшево. Жизнь моей семьи стоила целой планеты, Эмбер, вот как я вас любил! Чужие дети будут глядеть на солнце, чужие матери возьмут их на руки. А как же Чиджи? Как же моя Амайя?..
– Но если хоть одна лишняя семья шчеров выживет, – так не хотелось цитировать его, но это была сто тысяч раз правда, – значит, Чиджи с мамой погибли не зря.
– Замолчи. Замолчи! Я миллион дней здесь об этом думал, Эмбер! Я знаю, чувствую, что ты права, но прав и я! И даже… он, измучивший меня этой правдой! Но знаешь, что? Такие мысли приходят только проигравшим! Нет, раз проиграли мы, то и он проиграет. Пообещай, что избавишь Урьюи от этого ублюдка. Пообещай.
– Обещаю.
– Иди. Ты уже на другой стороне вселенной от меня, Эмбер, – смирился он. – Иди! Меня не тронут, я ведь не сбежал.
Эквилибринт сотрясли вибрации: эзеры заподозрили неладное. Я так хотела обнять папу… но не могла пересечь комнату, не обрушив всё. Второй этаж. Шчер за стеклом взмок, ползая вдоль стен от бота-чистильщика. Он мог ошибиться в любую секунду. Лестница. Выход. Охрана и стрекоза летели к тюрьме, но мне удалось добраться до склона кратера и юркнуть в щель.
Там я и сидела, пока эзеры прочёсывали окрестности эквилибринта. Сжимала нейтрокль так сильно, что рисковала раздавить раньше времени. Плакать решила, когда всё закончится.
Глава 40. Холодные сливки на кончике ножа
По привычке ходить тихо, как тень своей тени, я выбралась из кратера и нырнула под пузо флагманской гломериды. Там на фюзеляже сняли одну створку шасси. Воспользовавшись ею как приглашением, я залезла в тормозной отсек и достала отмычки Баушки Мац. Судя по виду, ими вскрыли не один звездолёт. И ещё сотню не смогли вскрыть. Возня продолжалась, пока не вспотели пальцы, но… гломериды были совершенно не приспособлены к отмычкам из гнутых гвоздей. Я приподняла люк – тихо… – и выбралась в коридор на техническом цоколе. Здесь можно было сесть и переварить план ещё раз.
Итак, он умрёт.
Я решила: смерть Кайнорта Бритца – именно сейчас! – это чудовищной красоты момент. Заслуженная им ирония: получить всё ценой всего. Оборвать себя на самом интересном. Он хотел придать смысл гибели тех, кого убил – так пусть идёт с ними до конца. Пусть умрёт, как Чиджи: в начале нового пути. Полный надежд и планов на утро.
Повертела нейтрокль, обкатывая эту мысль.
Если бы не клятва, смогла бы? Но я поклялась, держа в руке папину часть Тритеофрена. Значит, решено. Но Кайнорт не заслужил уйти из моей жизни вот так просто. Я не хотела до конца дней своих вспоминать, как дрались на льду. Как смеялись в землярке. Как лежали в холодной пещере. Эти секунды, минуты могли высосать из меня жизнь. Всякий раз то запах цитруса, то глоток кофе, то чьи-то ямочки при улыбке, даже музыка в наушнике или кеды на витрине – целый мир этих мелочей колол бы мне душу. А уж красные карамельки… Для того, чтобы распрощаться, нужно было забрать, выпить, вычерпать из Кайнорта всё до капли. Последней капли чернил, которая поставит точку. И я не буду ни о чём жалеть.
Я достала третью часть Тритеофрена и погляделась, как в зеркало. Это был диалифрен, так, кажется. Добравшись до гиперсветовой турбины, я сунула прибор в систему запуска так, чтобы блокировать сигнал с капитанского мостика. Тогда Ёрлю пришлось бы спуститься сюда и найти диалифрен. Вот и всё.
Люк наверх, к каютам, оказался не заперт. Я выбралась в коридор и зажмурилась. Белый свет, белые стены, на панелях мириады серебристых, светло-серых кнопок и сенсоров. По теории вероятностей тут где-то затерялись кнопки «взорвать вселенную» или «узнать, чем всё закончится», но, увы, времени было в обрез.
Никто не встретился. Из каюты, помеченной именем Бритца, выпорхнул бот-уборщик. Клинкет попытался щёлкнуть, но я успела проскочить. Внутри было свежо и пусто. Не так я представляла логово злодея: панорамный иллюминатор, фарфоровая пиала на рабочем столе, софа заправлена для одного. Отполированные мониторы, сдержанное кресло без следа прикосновений и стеллажи с керамоцистами книг до потолка. Успел ли он прочесть их все? Ведь больше ни одной не удастся. Какая была последней? Понравилась или нет? Я мотнула головой, выбрасывая этот яд из мыслей, и вздрогнула.
