— Он занят, Татьяна Анатольевна. По моему личному распоряжению, — отрезаю я, всем своим видом показывая, что прием окончен.
— Интересно, кем? — вздыхает она, поднимаясь с диванчика.
Я игнорирую ее вопрос. И дабы Татьяна не вздумала задержаться у меня в кабинете, стремительно прохожу к двери и, распахнув ее, киваю заждавшемуся Емельянову.
— Проходите, Владимир Васильевич.
— Документы подпишете, Вадим Петрович? — вскидывается моя секретарша и, получив немое разрешение, с толстой папкой несется вслед за безопасником.
— А когда мой люкс освободится? — уже в приемной требовательно спрашивает Петрова. Мельком осматриваю ее худое накачанное тело. Сиськи, липосакция, губы, круговая подтяжка лица… Сколько раз? Я, наверное, сбился со счета. Пожалуй, после Разуваевой она самая благодарная клиентка.
— Татьяна Анатольевна, — улыбаюсь я с легкой укоризной. — Ну, какая разница, в какой палате лежать? Главное, что уже завтра мы приступим к операции, и уже через несколько дней поедете домой как новенькая.
— Да, конечно… — вздыхает Петрова и снова повторяет вопрос. — Когда номер освободится? Я могла бы подождать…
— Там пока речь о выписке не идет, — уклончиво отвечаю я и, вернувшись в кабинет, понимаю, что разозлился.
«Мой люкс, — передразниваю я Петрову. — Мой!» — рявкаю мысленно и тут же вспоминаю, как всего пару часов назад спустился оттуда. Мысли сразу несутся вскачь, и уже через секунду я думаю об Ольге, спящей сейчас наверху. О ее невообразимой сладости. Отметаю прочь появившееся желание бросить все к чертям собачьим и, вернувшись к любимой, снова почувствовать жар ее тела.
«Только попробуй, — пресекаю попытки Одноглазого Джо подняться. — Лежать! Сейчас не до того. Работа, блин!»
Я подписываю какие-то срочные документы, наскоро просматривая их по диагонали. Умудряюсь при этом внимательно слушать Емельянова, вещающего про установленные около регистратуры камеры наблюдения.
— Около моего кабинета повесь несколько, — бурчу я. — К Лизе Пироговой нужно приставить еще охрану. Она — наш единственный свидетель. Говорит, что он вышел якобы от меня. Кстати, Светлана Ивановна, — поворачиваюсь я к секретарю, — может вы видели неуловимого Арно?
— А фотокарточки есть? Я опознаю. Память у меня хорошая. Но, Вадим Петрович, кто только тут не толчется! К нам в приемную он мог войти как пациент или коммерческий представитель, а к супруге Игоря Петровича выйти как доктор.
— Лишь бы это не оказался кто-то из сотрудников. Назвался Арно, и привет, — недовольно фыркаю я и, когда Светлана выходит, даю новое указание Емельянову. — Обязательно удвой охрану у палаты Ольги Николаевны. Что-то мне неспокойно… По отравителю хоть что-то известно?
— Нет, — мотает головой мой ВэВэ. — В остатках продуктов рицина не обнаружено. Но это и немудрено. Он быстро разлагается на свету. Очень нестойкое соединение. Если только не синтезирован в специальной лаборатории.
— Опять тупик, — рычу я. — Впрочем, мы имеем дело с какой-то опасной и шизанутой тварью. Приставь к Ольге надежных людей. Можешь даже задействовать Гену, — предлагаю, чуть поразмыслив. Мой личный телохранитель пятерых стоит. Он уже два года работает со мной. Никаких нареканий. Поэтому самое лучшее, что я могу сделать для своей девочки, это поделиться с ней защитой.
— Но… — недовольно бухтит Емельянов. — Гена уже давно с вами…
— Вот и хорошо, — киваю я, пресекая всяческие рассуждения. — Периодически нужно проводить ротацию кадров. И если сейчас наш неведомый враг угрожает Ольге, то место самого опытного бойца рядом с ней.
— Вы думаете, что все-таки Шевелев?
— Ну а кто? — вздыхаю я. — Из-за гребаного наследства.
— Вот неймется человеку, — вторит мне ВэВэ, и разговор переходит в русло «ой, не говори, кума!». Но мне переливать из пустого в порожнее некогда. И Емельянов как никто другой это понимает и при первой же возможности выскакивает из кабинета.
А я, несмотря на дикую загрузку, кладу голову на высокую спинку кресла и останавливаю свой взгляд на портрете сына, так и оставшемся стоять у меня в кабинете.
«Кирилл, мальчик мой, — обращаюсь я к сыну и чувствую, как от боли и тоски сжимается сердце. Это нормальная реакция. Постоянная. Стоит мне подумать о своем ребенке, как начинает ныть за грудиной. В который раз я корю себя, что не уделял ему достаточного внимания. — Может, и тебя грохнул Шевелев? — неожиданно думаю я. — Из-за картины, с которой ты облажался, не убивают. А вот из-за Ольгиного наследства вполне. Мог таким образом Левка выманить ее из-за границы. Или, подстроив аварию Кирилла, показать его вдове всю свою силу и влияние. Вот только не вышло ничего, — тяжело вздыхаю я. — Отличная версия. Нужно сказать Емельянову и следакам, ведущим уголовное дело об отравлении Ольги. Пусть Левка повертится как уж на сковородке. Он, конечно, выйдет сухим из воды. Но Ольгу станет обходить за три километра.
Я тянусь к айфону, чтобы снова вызвать Емельянова, когда он сам вбегает ко мне в кабинет без предупреждения.
— Вот! Нашли! — стараясь перевести дух, тычет в меня пачкой листовок. — В мусорнике валялись!
Я непонимающе пялюсь на небольшие полоски бумаги с розовым принтом. Нормально! У меня в клинике Арно раскидывает свою рекламу, где красными буквами написана полная ложь.
«Виктор Арно, ученик профессора Косогорова. Цены демократичные».
Телефон и адрес.
Я в ужасе смотрю на Емельянова. Рыкаю, не сдерживаясь.
— Найди ту падлу, что раскидала у меня под носом свою помойную макулатуру, и я лично его урою.
— Так ведь кто-то выбросил. Мы в ведре с мусором нашли.
— Это я выкинула, — строго замечает Светлана Ивановна, входя следом. — Утром, как пришла на работу, увидела. Собрала все и бросила в корзинку.
— А мне почему не сказали? — удивленно смотрит на нее Емельянов.
— А надо было? — с усмешкой парирует мой секретарь и возвращается в приемную.
«Сколько ей? Пятьдесят или больше? А все туда же. Ножкой топнуть, брякнуть что-нибудь едкое. Эх, бабье племя, и с вами невозможно, и без вас никак, — думаю я, криво усмехаясь. И как только за Светланой закрывается дверь, тихо велю безопаснику. — Попробуй сдать на экспертизу, Владимир Васильевич. — Пусть пробьют пальчики. Может, что-то найдется.
— Я сам об этом подумал, — на голубом глазу заявляет мне Емельянов. Но я по его слишком подобострастному выражению лица понимаю, что ничего он не думал. А ко мне с листовками прибежал, когда пукан порвало от страха.
— У меня обход, Вова, — говорю холодно. — Вернусь часа через два. К этому времени хочу узнать, как эта дрянь попала ко мне в клинику. И чьи отпечатки пальцев на этой долбанной рекламе. Понятно? — цежу сквозь зубы.
— Так точно, — рапортует Емельянов. — Сейчас к знакомым спецам смотаюсь.
