Блин! Четыре часа утра. Все спят. И даже медсестра на посту дремлет, уложив руки на стол.
«Набрел бы на тебя Косогоров, — мысленно усмехаюсь я и тут же замечаю, что последний раз видела Вадима примерно в полдень. — Мы так надолго не расставались. И я уже привыкла, что он всегда рядом. Или при первой возможности звонит мне. К хорошему быстро привыкаешь, — думаю я, подходя к Лизкиной палате. Пироговских охранников поблизости нет. Ни одного! Будто ветром сдуло. Спят, наверное, где-то, или по медсестрам пошли.
— Как-то все странно, — бурчит рядом Гена и, увидев темное пятно на полу, светит фонариком. — Кровь, твою мать, — шепчет глухо. И мне в этом тихом голосе чудится что-то знакомое. — Возвращайся в палату, Олька, — приказывает он. И я вздрагиваю в темноте.
— Кирилл, — бормочу, цепенея от страха.
— Узнала, — усмехается он. — Потом поговорим, мать. Теперь живо к себе. А я посмотрю, что там у Лизки творится.
Я застываю на месте и просто не могу сделать шаг. Смотрю на широкую чуть изменившуюся фигуру и совершенно незнакомое лицо. Даже разрез глаз и тот другой. Вот только голос, блин! Тут уж ни с чем не спутаешь. Особенно, когда нервы на пределе. И это его «Олька», сказанное с особым придыханием. Я чувствую, как вот-вот сорвусь. Закричу и полезу в драку. Но пока стою колодой и не могу даже «мама» сказать.
— Иди в палату, тут опасно, — тихим шепотом просит меня Генка или Кирилл. Во что я вляпалась, твою мать?
Но у меня нет сил даже сделать шаг, и я, чувствуя, как ко мне незаметно подкрадывается темнота, в последний момент хватаюсь за стенку.
— Олька, — хрипит мой бывший муж, а ныне охранник Вадима. — Олька, да ты чего?
Мы, наверное, слишком шумим, когда прямо перед нами распахивается дверь Лизкиных апартаментов и совершенно незнакомый лысый человек наставляет на нас пистолет.
— Быстро зашли в палату, — велит нам лысый и противно скалит зубы, переводя оружие то на меня, то на моего охранника.
— Щаз, — кивает башкой Генка и наносит короткий молниеносный удар в гладкую скулу лысому. Второй приходится в грудину. И человек падает навзничь.
— Ты кто такой, сука? — рычит Генка, заламывая руки упырю. — Подожди, сам догадаюсь. Ты же Виктор Арно. Зачем сюда заявился, тварь?
Тот молчит, а Генке не составляет труда выбить у него из рук оружие и, отбросив в сторону, зафиксировать запястья. Я слышу, как в полутьме звякают наручники, различаю щелчки захлопывающихся браслетов.
— Звони отцу, — хрипит Генка и, ворвавшись в палату, витиевато ругается. — Не входи сюда, Олька, — кричит он неистово. — Зови на помощь!
Я бегу к посту, где уже сидит, прислушиваясь, медсестра.
— Скорее! Скорее! — воплю, умоляя.
— Что вы там устроили? — недоверчиво смотрит она на меня. Но подняв тяжелый взгляд, спешит следом.
А я, достав из кармана телефон, звоню Вадиму.
«Только возьми трубку, — заклинаю я мысленно. — Пожалуйста, родненький мой».
— Я сплю, Олюшка, — устало бубнит Вадим, когда я уже собираюсь нажать на кнопку отбоя.
- Слава богу, Вадичка, родненький, ты жив! Жив! — воплю я в трубку. — Приезжай скорее. Тут Арно, и что-то с Лизой случилось! Кирилл меня спас!
— Еду! — рычит Косогоров. — Ты в безопасности, малыш? Сейчас охрану подгоню…
— Врачей, Вадичка, врачей! Там какая-то ж. па с Лизой! Кирилл меня туда не пустил! — ору я, слабо соображая.
— Хорошо, милая, хорошо, — уговаривает меня Косогоров. — Только не отключайся, ладно? — твердит, как заведенный. — Говори со мной, Олюшка, говори.
Я слышу, как по второй трубке Вадим резко и отрывисто отдает указания. И тут же задушевно просит.
— А где Кирилл? Ты его видишь?
«Значит, для Косогорова это и не новость вовсе», — думаю я и, набравшись сил, лепечу в трубку.
— Да, он тут рядом. Спас меня.
— Пусть не уходит, — твердит Вадим. — Нам поговорить нужно.
— Он всегда рядом, — вздыхаю я. — Просто я многого не понимала. Но ты, наверное, знал…
— Нет, милая, — замечает он ласково и быстро меняет тему. — Ты взволнована. Сейчас пришлю медсестру, пусть тебе уколет что-нибудь.
— Нет, Вадичка, пожалуйста! Приезжай! Я очень хочу тебя видеть.
— Еду, Олюшка, еду, — бурчит он, и я слышу, как урчит двигатель.
Косогоров вбегает в отделение, когда Лизу Пирогову на каталке уже увозят в операционную, а мы с Геной даем показания Емельянову и главному безопаснику Пирогова. В наших словах нет и доли умысла, но есть и главное, что мы оба, не сговариваясь, хотим утаить.
Хорошо хоть никто не снимает отпечатки пальцев. Пристегнутый к батарее Арно сидит, опустив голову.
— Никакой полиции, — слышу я рык Косогорова и со всех ног кидаюсь к нему.
— Вадичка, Вадичка, — причитаю, уткнувшись лицом в широкую грудь. Вадим обнимает меня за плечи и легко целует в висок.
— Где Кирилл? — шепчет тихонько. — Куда он делся?
«Значит, не знает ничего, — думаю я облегченно и только открываю рот, чтобы хоть что-то сказать Косогорову, когда рядом раздается торжествующий вопль.
— Ну, все понятно, кто занял мой люкс! Так и клиентов потерять недолго, Вадим Петрович!
— Моя. Жена. — Резко обрывает зарвавшуюся матрону Косогоров. — Если что-то не нравится, в городе полно других врачей.
— Что вы, что вы! — лебезит тетка. — Я же не знала… Думала, мне назло…
— Проводи меня, — прошу я Вадима. — И позови Генку. Ему есть, что тебе рассказать.
Глава 21
Кирилл
Нет, не так я собирался вернуться в отчий дом. Да и планировал ли вообще возвращаться? Признаться отцу во всех своих прегрешениях? Сколько раз, заходя к нему в кабинет, я видел его около своего портрета. Горюющего и отрешенного. Мой папа разговаривал с моей фотографией, а я не мог, да и не хотел даже слова сказать. Тот прежний мальчик действительно давно помер. Хотя лично мне моя собственная внешность нравилась больше Генкиной. Та, что подарили родители, и на которую будто на наживку клюнула Тереза. Моя первая необыкновенная женщина. Любовь всей жизни. Пусть старше меня на двадцать лет, пусть взбалмошная и властная, но ни одна молодая ей в подметки не годилась. Улыбаясь, я смотрю в окно и вспоминаю нашу первую с ней встречу. Я часто думаю о Теске. В своих снах до сих пор занимаюсь с ней любовью. Будто наяву вижу переоборудованную трехкомнатную квартиру, подаренную отцом маме под кабинет. Первую половину дня она пасочкой сидит в поликлинике и ничего не делает. Только завлекает клиентов для частной практики. А вот после обеда спешит к себе на Ломоносовскую и до позднего вечера ведет прием. Пашет, спасая от депрессии и от самих себя своих пациентов. Первое время я приходил с ней. Расставлял столы и шкафы. Таскал из машины сумки с книгами. Развешивал по стенам мамины сертификаты. Она, конечно, не такая звездная, как отец, но многие богатые и знаменитые ходят к ней как на работу. Тот же Коля Разуваев. Первый ее клиент в частной практике. Кажется, это отец порекомендовал Терезе обратиться к маме, когда у Коли началась затяжная депрессия. И на первый прием они пришли вместе. Чудесная пара. Муж и жена. И пока мама у себя в кабинете вправляла Коле мозги, Тереза, маленькая любопытная кошечка, разгуливала по комнатам. Я даже не понял, когда она подкралась ко мне и ухватила цепкими пальцами за задницу. Помню, что пробормотал, как придурок, что-то невнятное.
