В отражение стеклянной дверцы шкафа, куда выкладывал мамины книги, я вытаращился на красивую холеную бабу, подошедшую ко мне почти вплотную. Тереза терлась сиськами о мою спину, ее проворные руки задирали майку, а ноготки уже скользили по накачанному прессу.
— Какой же ты классный, — проворковала она. — Так бы и съела!
— А? — проблеял я, будто баран на заклании.
— Бэ! — расхохоталась Тереза. — У тебя хоть девчонка есть? Трахаешься?
— Да, — важно кивнул я, поворачиваясь. — С Дашей из параллельной группы.
— Что она там может, твоя Даша? — криво усмехнулась Тереза. — Спорим, она даже не понимает, какой лакомый кусок ей достался. Держит тебя в черном теле. А тебя любит нужно, лапушка.
Нависая над женщиной, явно годящейся мне в матери, я, к своему ужасу, думаю о ней как о красивой телке. Короткая кожаная юбка, высоченные каблуки и густые русые волосы, в которые хочется зарыться носом и пальцами. От Терезы пахнет сексом, и мне достаточно лишь втянуть этот воздух, чтобы сойти с ума. Я подхватываю ее на руки и, как пушинку, одним движением усаживаю на стол и застываю на месте.
— Не бойся, дурачок, — улыбается мне Тереза. — Бери, пока дают.
Она ловко задирает майку и расстегивает потайную застежку бюстгальтера, замаскированную под бантик. Выпускает на свободу идеальные сиськи. Пришил ли их ей мой отец, или сами выросли? Меня этот вопрос не волнует. Я подхватываю губами сосок и тяну в рот, ощущая сладость. Руки Терезы торопливо расстегивают мои шорты, достают на свет божий восставший член.
— Какой же ты классный, — повторяет Тереза, обхватывая мои бедра ногами. Я несмело отодвигаю в сторону полоску стрингов и устремляюсь к заветной цели. Вбиваюсь по самые яйца с удвоенной силой. Запускаю язык в Терезин рот и хозяйничаю там, как пират на захваченном судне. Поднимаю ее на руки и чувствую себя настоящим мужиком.
Мы кончаем одновременно. И впервые в жизни я испытываю сумасшедший ураган эмоций. Даже отдышаться сразу не получается.
— Для начала неплохо, — говорит мне Тереза, вернувшись из душа. Она деловито открывает окно, чтобы изгнать из помещения дух страсти, который, как мне кажется, пропитал на веки вечные стол, кушетку и книжный шкаф.
— Ты где учишься? — спрашивает меня Тереза, подойдя к зеркалу. Красит губ и смотрит на меня лукавым взглядом.
— В академии экономики и финансов, — бормочу я и ловлю себя на мысли, что снова бы сгреб Терезу в охапку.
— Повторим? — нагло улыбаюсь я.
— Завтра, мой академик, — легко отмахивается она. — Я приеду к окончанию пар. Ты до которого часа учишься?
— Да я могу и прогулять, — лыблюсь я, поедая ее взглядом.
— Нет, — крутит она головой. — Мы все люди взрослые и несем ответственность за свои действия. Делу время, потехе час, знаешь такую пословицу?
— Слышал, — бурчу я, даже не понимая, как смогу дожить до завтра без Терезы. — Я с ума сойду, — вздыхаю, прижимаясь к ней. — Не оставляй меня так, Тесочка.
— На вот, — стягивает она стринги и протягивает их мне. — До завтра доживи, пожалуйста. У меня на тебя большие планы.
— Тесочка, — шепчу я, обнимая ее и задирая и без того стоящую колом юбчонку. — Девочка моя, я не могу, — рычу ей в ухо. И приподняв ее, запускаю пальцы во влажные складки. — Не оставляй меня. Возьми с собой. Умоляю!
— Завтра, — строго заявляет Тереза и, вырвавшись из моих объятий, спешит к кабинету, откуда выходит ее муж и моя мать. А я прячу стринги в карман и, соврав матери про адскую головную боль, ухожу домой.
Следующий день кажется мне мукой, и я с трудом досиживаю до последней пары. Все мечтаю о Терезе, представляю, как буду входить в нее снова. Да и какой пацан в свои восемнадцать не мечтает вдуть милфе? Но положа руку на сердце, или куда-нибудь пониже, мамаше Стифлера грести и грести за моей Терезой.
— Ты словно чумной, — бросает мимоходом мой дружок Генка Селищев. Мы с ним не разлей вода. Одинаковые прически, татуировки и шмотки. Видимо поэтому после аварии его опознают как Кирилла Косогорова.
А меня с Генкиными документами Тереза вертолетом отправляет в Москве. Она же оплачивает пластику у очень известного хирурга и папиного учителя. Но до аварии, перевернувшей мою жизнь с ног на голову, еще целых пять лет. До женитьбы на Ольге — два года. И четыре года до гибели Терезы, когда пьяный водитель грузовика смял Мерс с моей милой в лепешку.
За те полгода, что прошли со дня смерти Терезы, я не переставал оплакивать ее. При любом удобном случае мотался на кладбище и молча сидел на черной мраморной скамье. Навещал Колю, топил тоску в водке и в воспоминаниях, но так и не смог забыть свою любимую. Даже к родителям и к Ольге я не испытывал ничего подобного. Скучал по ним поначалу, пока Тереза, эта хитрая бестия, не предложила устроиться к отцу личным телохранителем.
— Вадим набирает штат в службу безопасности. Если хочешь, сходи, — хохотнула она, точно зная, что за то время, как я стал Геной Селищевым, я бросил академию — слишком велик был риск, что опознают — и всерьез занялся единоборствами. Идея показалась мне отличной. Видеть каждый день папу, разговаривать с ним, иногда с поручениями ездить к маме или к олдам. И все складывалось отлично, пока из Эдинбурга не приперлась Ольга. Уже в аэропорту мне становится все ясно. Папа пытается казаться суперменом, а Олька смотрит на него шалым взглядом. И мальчик рядом в очках и с мишкой. Обалдеть… Нет, не так.
«Усраться можно! Это мой сын? Или папин? — думаю я, отправляясь из аэропорта в магазин за железной дорогой. — Но я к нему ничего не чувствую. К его матери тоже».
«Ольга», — думаю я, возвращаясь в реальность. Моя вдова прижимается к моему отцу и что-то там шепчет, уткнувшись лицом в грудь. А папа ласково гладит свое сокровище и нежно целует в висок. Честно говоря, пока не вернулась из Шотландии Ольга, я и представить не мог, что мой отец способен любить. Слушая ненаглядную, он резко переводит взгляд на меня, и я точно засекаю этот момент.
«Сказала!»
— Все потом, — слышу папин командный голос. Отец даже в такой патовой ситуации не теряет выдержки. — Гена, Ольга Николаевна под твоей охраной.
«Хорошо бы, — думаю я. — Вот только отпечатки пальцев нужно как-то стереть с рукоятки ствола и с ручек. Да и отовсюду. Сам не помню, чего касался и где».
— Не боись, — подмигивает мне отец, проходя мимо. — Все под контролем.
И я вижу, как отделение заполняется людьми Пирогова. Выводят под белы руки Арно. И честно говоря, на земле нет человека, кто бы позавидовал этому ублюдку.
— Все убрать, — командует папа и, глянув суровым взором на вышедшую из палат редкую публику, замечает устало. — Концерт окончен. Расходимся.
— А что произошло? — набравшись наглости, спрашивает та самая тетка, что рвалась в Ольгин люкс.
— Ничего, — пожимает плечами отец. — Поймали воришку. Оказал сопротивление. Сейчас проведем воспитательную беседу и отпустим, — улыбается он.
