— Ты этого хотел, — поднимает голову внутренний циник.
— Я об этом мечтал!
В голове судорожно вертятся мысли. А дальше что? Пойдем в ресторан или останемся праздновать дома? Обнимаю Ольгу, и даже не верится, что моя любимая рядом и счастлива.
Смотрю по сторонам, в душе не ведая, как можно жить рядом с холодным морем. Изо дня в день смотреть на свинцовые воды и такое же небо. Ходить по мокрому песку и ежиться от пронизывающего ветра. Но если Ольге здесь нравится, то и мне сгодится! Не захочет возвращаться, продам к едреной матери долю в новой клинике и поселюсь здесь со своей семьей. По большому счету меня ничего не держит на родине. Ни родители, ни старший сын. Мать и отец, по сути, передали и даже не сочли нужным извиниться.
— Ну, вот так, — отмахивается отец в последнюю встречу.
— Я всегда был против склок. А ты бы хотел, чтобы я поссорился с братом?
— Нет, ни в коем случае, — усмехнувшись, бросаю я. — Я тоже за мир во всем мире.
— Говорят, Галина ждет ребенка, а ее мужчина ушел к другой, — как бы к слову замечает мать.
— А мне-то что? — спрашиваю сердито.
— Ты бы мог…
— Еще и этого воспитать как своего? — презрительно морщусь я. — Хватит, мама. И так много грязи нанесли к моему порогу.
— Галочка нам всегда нравилась, — неожиданно говорит мать.
— Вам нравились ее родители, — фыркаю я. — Папаша — директор рынка, до последнего снабжавший вас отборными продуктами, и мамаша — хозяйка салона красоты…
— Нет нужды опускаться до мелочей, — мотает головой мама, и тут я понимаю, что попал в самую точку. Галка в качестве невестки устраивала моих родителей на все сто. А Ольга в их понимании — нищая простушка.
Ну, что делать? Люблю-то я ее. А Галка — давным-давно пройденный этап. К тому же моя первая жена оказалась загадочней Бермудского треугольника. И с Ленькой она пересекалась, и про Кирилла знала. Один я, дурак, ушами хлопал, всех содержал и страдал как придурок.
Вот только теперь меня от Ольги и дубиной не отвадить. Через тонкую куртку чувствую тепло ее тела, ловлю ее запах без примесей всякого парфюма и за малым не ору от счастья. Колючий ветер забирается под пальто, и мне хочется оказаться в постели вместе с Ольгой. Накрыться толстым одеялом и снова почувствовать себя частью другого человека. Самого близкого и родного.
«Любовь, твою мать, — мысленно усмехаюсь я. — Всегда думал, что ее не существует в помине. Мало ли, какую ерунду придумают глупцы, философы и поэты! А поди, сам на пятом десятке влюбился как мальчишка!
Около самого дома мне приходится отвлечься от своих мыслей. Вижу какого-то лысого, маячившего возле калитки, и напрягаюсь мгновенно. Чувствую, как кровь закипает в жилах от злости. И сам удивляюсь собственной реакции. Ревность. Гребаная ревность. Два чувства, которыми меня, как я предполагал, обделил Создатель — ревность и зависть. А поди ты, всколыхнулось нутро.
— Что это за чучело, Оль? — ляпаю, не подумав, и к своему стыду получаю ответ от лысого на чистейшем русском языке.
Протягиваю руку, представляясь.
— Вадим Косогоров. Ольгин муж и отец Роберта.
Ольга смотрит на меня с изумлением. Но молчит зараза. А вот мой малолетний сын радостно всплескивает руками и заявляет со вздохом, будто старый дед.
— Я знал. Всегда хотел, чтобы ты оказался моим папой!
Роберт кидается ко мне, не в силах совладать с накатившими чувствами, и маленькими ручонками обнимает меня за ноги. Я подхватываю сына на руки. Целую в румяную щеку.
— Роберт, сынок, — шепчу на ухо ребенку, раз и навсегда ставя точку в запутанной истории.
— Я люблю тебя, папа, — шепчет мне на ухо малыш и тут же деловито осведомляется. — А ты мне привез подарки?
— Конечно, мой хороший, — сглатываю ком в горле и только сейчас прислушиваюсь к разговору Ольги и Лысого. И чуть не вою от досады. Оказывается, Лысый приглашает нас на ужин.
— Выпьем по чароч-чке виски, вспомним Джулию и Берту…
Ольга вроде отказывается, но слишком вяло. Какой-то прощальный ужин, будь он неладен!
А когда мы не спеша рассаживаемся за круглый стол, заставленный закусками, до меня наконец доходит, куда я угодил. Собачьи поминки, мать вашу!
Есть мне совершенно не хочется, и почему-то даже кусок в горло не лезет. Пересаживаюсь вместе с ребенком на диван. Достаю из портфеля коробочку с красной металлической машинкой и совершенно выпадаю из разговора.
Да и какое мне дело до каких-то Джулии и Берты? Только когда разговор заходит о картинах, мне приходится вклиниться в беседу.
— Послезавтра в галерее у Инес состоится презентация работ моего отца. Вот только мне до консульства не удалось достучаться. Они меня даже к консулу на прием не записали. Заявили, что вопросами искусства не занимаются.
— Обычное дело, — пожимаю я плечами.
— Но без представителей России наша акция бессмысленна.
— Тогда нужно все отменить, — замечаю я и тут же вижу, как в глазах у Ольги меркнет радость.
— Нужно подготовиться заранее, — говорю я порывисто. Поднимаюсь с дивана, нервно хожу по комнате, сплошь завешенной какой-то современной мазней. — Нельзя с помпой заявить о передаче наследия никому неизвестного художника и отделаться легким испугом. Наверняка заказчик находится где-то рядом? Вы об этом подумали?
Смотрю в обескураженные лица и продолжаю сурово и со знанием дела, будто попал на консилиум.
— Вполне возможно, шумиха привлечет внимание этого человека или группы людей. А это очень опасно… Для Ольги с Робертом — в первую очередь, но и для всех вас, господа…
— И что же вы предлагаете? — нетерпеливо спрашивает Джейк.
— Пока ничего, — развожу руками и, подойдя к Ольге, кладу ладонь ей на плечо.
«Спокойствие, малыш! Только спокойствие», — словно внушаю ей молча.
— Если бы у меня на все имелись ответы… Вполне возможно, картины лучше оставить где-то в хранилище. Естественно, не бесплатно. Все расходы я возмещу, — добавляю торопливо. — А мы с Ольгой вернемся домой и попробуем решить проблему с другой стороны. Подключим музей. Они свои экспонаты отвоюют. Дойдут до президента. А наше дело — содействовать следствию. Пусть все идет официальным путем без всякой самодеятельности.
— А ты? — напряженно смотрит на меня Ольга.
— Что я? — гляжу пристально. — Я всегда против криминала. Ты же знаешь, Оль…
— А Кирилл, — выдыхает она, не сводя обеспокоенных глаз.
— Мой старший сын умер, — отрезаю я, делая ударение на последнем слове. Все известные нам личности, имеющие отношение к краже, уже давным-давно расплатились с Хароном и переправились через Стикс. О мертвых ничего кроме правды…
