– Фух, – АР-24 едва уловимо меняется, становится каким-то немного иным. Не такое каменное выражение лица, не такой бесстрастный взгляд. Будто действительно начинает просматриваться личность.
Виола отсоединяется, но детская фигурка остаётся мерцать рядом на столе.
– Принц! – вспоминаю, даже вздрагиваю. – А про какие это вирусы ты говорил?
Наблюдаю с тревогой, как он воспринимает отключение. А то бывало, что и в обмороки падали, и чудить начинали.
Но этот вроде наоборот, даже как-то расслабляется. Только на торчащий из пальца порт взирает с этаким недоумением, словно не может понять, как справиться с подобной штуковиной и убрать обратно.
Ну, да, без процессора некоторые функции ограничены.
– Были какие-то… – задумчиво отвечает АР-24, лицо становится сосредоточенным. – Не могу вспомнить… Странно, всё как в тумане.
– Это нормально, – киваю. – Ты, наверное, никогда раньше процессор не отключал.
– Не то слово, – хмыкает Принц.
– Нету у меня никаких вирусов! – надувает губки Виола. – И кстати, нам скоро выходить из подпространства. Куда прокладывать путь?
– Решаем, – отзываюсь.
По-хорошему, мне бы домой залететь. Хоть весточку подать. Папа, наверное, уже места себе не находит. Но не с этими же двумя…
– Так что там с Ламаном? – возвращает к предыдущему разговору Пьер. Смотрит на Принца: – Ты, вообще, давно… самоосознанный? Тебя поэтому со Старуса забрали? Кто-то на Ламане знал?
АР-24 молчит, и Пьер тоже решает, что задавать столько вопросов без ответов – бессмысленная трата времени. Наблюдает за киборгом настороженно.
АР-24
Умный мужик этот Пьер. Правильные вопросы задаёт.
– А тебе поручили конкретно его забрать? – Мэл тоже хорошо соображает.
Но я понятия не имею, могу ли им доверять. И что им рассказать.
А с другой стороны… вариантов-то всё равно нет.
– Дали координаты, где искать, – отзывается Пьер. – Других киборгов там не было.
– Я не самоосознанный, – отвечаю осторожно.
Мелагрен хмурится, Пьер глядит пристально, сузив и без того не самые широкие глаза.
Набираю воздух в грудь. Программа отлично работает, отправив процессор в спящий режим, и всё же постоянно кажется, будто любое неосторожное слово может его спровоцировать, разбудить, и у меня снова не останется возможности что-нибудь сказать или сделать.
Поднимаю глаза на собственный портрет, который по-прежнему светится над столом. Мэл смотрит туда же, Пьер наоборот – не сводит взгляда с меня.
– Я – Кэрран Рошшасс, – решаюсь.
Несколько мгновений висит тишина.
– Не похож, – выдаёт Пьер, так и не взглянув на портрет – словно давно уже сфотографировал и спрятал в памяти снимок.
Зато Виола наоборот, запускает рядом с голографией вторую физиономию – моего чурбана, словно бы для сравнения. Ну да, не слишком похож, согласен. И волосы у меня были светлее, и глаза голубее.
Но чего уж теперь. Имеем, что имеем.
Мелагрен чуть хмурится, и пока она не начала рассказывать о замещении личности и прочих разновидностях шизофрении самоосознанных, пока я сам не передумал, спешу добавить:
– Мой чурбан не разумен. Но меня каким-то образом переместили в него. Предваряя вопросы: кто – не знаю, не видел, не помню. Зачем – не представляю.
– Кэрран? – с недоумением переспрашивает Мелагрен.
Хм, похоже, придётся убеждать.
– Да, сын Авена Рошшасса, до последнего времени проживал на планете Ламан. Собирался жениться на твоей сестре. Наши отцы готовят большой взаимовыгодный проект по производству киборгов на Ламане.
– Это общеизвестная информация, – Мэл нервно грызёт ноготь, будто дико боится ошибиться. Ну, наверное, так и есть.
– Спроси что-то, что знаю только я.
– А… мать?
Прищуриваю глаза. Ей вряд ли известна правда о моей матери. Зачем же спрашивает? Из чистого любопытства?
– Я не знал её, – отвечаю. – И уверен, вам отец тоже ничего о ней не рассказывал. Женщины, которых он менял, не слишком рвались меня усыновить, но я никогда ни в чём не нуждался. А все женские заботы лежали на кибернетической няньке.
– Мне это действительно неизвестно, только то, что Авен не женат. Извини, если я по больному.
– Да как может болеть то, чего не знаешь, – пожимаю плечами.
Хотя в детстве болело, конечно. Но я давно уже вырос из того возраста.
– Рассказать, как Лин любит, чтобы её называли? – возвращаю разговор к актуальному. – Принцесса. Однажды я назвал её так случайно, а она вся аж расцвела.
– Мама её так называла, – бормочет Мелагрен.
– И тебя?
– А меня по-разному, – смеётся. – Я была слишком неугомонной для одного определения.
Пытаюсь вспомнить ещё хоть какие-то детали – мы не так часто виделись с Лин и не так много успели узнать друг о друге.
– Бокал она любит держать в левой руке. Предпочитает золотые вина из артанских коллекций, а ещё у неё шуба есть из вот такого песца, – показываю на нашего общего друга.
Тот недовольно надувается в ответ и демонстративно разворачивается на диване хвостом ко мне. Ещё и стучит им по-кошачьи.
Мэл поглаживает его рукой:
– Шуба из биомеха, не из натурального, – отвечает. – Таких специально выращивают, чтобы живых не убивать.
Киваю, одновременно обдумывая, что бы ещё добавить.
– С тобой мы виделись… наверное, дважды. Больше не припомню.
Изумление во взгляде Мелагрен постепенно сменяется… эбонитовый клон, разочарованием, что ли?!
– Кэрран, это правда ты? Что с тобой случилось? – произносит, постаравшись поскорее спрятать своё разочарование.
И чего это, я ей не нравился, что ли? Так и она мне не особенно!
И всё равно реакция неприятна.
Мелагрен
На какой-то миг я правда подумала, что он увидел фото, а потом отключение от процессора – вот и вылилось в такую фантазию.
Но нет, похоже, передо мной на самом деле Кэрран! И хотелось бы позвонить настоящему Кэррану да развеять сомнения… но увы.
А ведь он действительно знает детали, которые вряд ли мог знать кто-то другой… Разве что выкачал из самого Кэррана.
Но тогда действовал бы процессор. А тут очевидно, что процессор, наоборот, не давал личности возможность проявиться.
А ещё… начинают проскальзывать едва уловимые интонации, повадки – что-то, что всё больше напоминает настоящего Кэррана. И чего совершенно не было у киборга.
