Джинджер раскрыла газету за 11 июля и ахнула от удивления. Взглянув на страницу, Доминик увидел фотографию человека в мундире полковника, в котором он по описаниям Неда и Эрни тотчас же узнал Леланда Фалькирка: темные, с сединой на висках, волосы, пронзительный взгляд, орлиный нос, тонкие губы, решительное, волевое лицо.
«Полковник Леланд Фалькирк, командир подразделения ОРВЭС, осуществляющего контроль в зоне карантина, пришел в ярость, заметив, что его фотографируют, и категорически отказался отвечать на вопросы», — гласила подпись под портретом.
Теперь Доминик тоже вспомнил, что видел этого человека позапрошлым летом, и содрогнулся при мысли о том, что его судьба зависит от этого бессердечного эгоиста.
— Каин айнхорех! — воскликнула Джинджер и пояснила: — Это тоже идиш. Так говорят, когда боятся сглаза. У него тяжелый взгляд, так что это выражение весьма уместно.
Словно завороженный, Доминик уставился на фотографию.
— Вы правы, — наконец произнес он. — Весьма уместно.
Холодные серые глаза полковника Фалькирка пронзали его, словно живые.
* * *
Пока Доминик и Джинджер изучали газеты в редакции «Сентинел», Эрни и Фэй Блок пытались связаться с людьми, находившимися 6 июля позапрошлого года в мотеле, до которых Доминику не удалось дозвониться. Усевшись напротив друг друга за столом в конторе, они день за днем просматривали записи в старой регистрационной книге и составляли телеграммы. На электроплитке бурчал кофейник.
Дописывая текст телеграммы Джеральду Салко, снимавшему для своей семьи два номера 6 июля, но не указавшему номер своего телефона в Монтерее, штат Калифорния, Эрни вдруг подумал, как часто они с женой сиживали вот так же, как и теперь, за этим дубовым столом или на кухне в течение многих лет супружеской жизни. Куда бы ни забрасывала их судьба, долгими вечерами сидели они напротив друг друга за кухонным столом, работая, мечтая, обсуждая насущные заботы, делясь радостями и тревогами, порой засиживаясь далеко за полночь. У Эрни даже защемило сердце при мысли о том, как ему повезло с женитьбой. Их жизни переплелись так тесно, что они теперь составляли как бы одно целое. И, если бы с Фэй что-то случилось, Эрни предпочел бы умереть вместе с ней.
Фэй обнаружила в регистрационной книге пять записей за прошлый год, в которых напротив имени и фамилии водителя-дальнобойщика из Эванстона, штат Иллинойс, стоял тот же самый адрес и телефон, что и за предыдущий год. Видимо, он так никуда и не переехал. Однако, когда они попытались до него дозвониться, выяснилось, что телефон отключен, а нового номера, принадлежащего Кэлвину, в справочнике нет.
На случай, если Кэлвин все-таки перебрался в Чикаго, Фэй позвонила в справочное бюро и спросила, нет ли у них номера телефона мистера Кэлвина Шаркла. Ей сказали, что такого номера у них нет. Безрезультатными остались и все ее звонки в справочные бюро в пригородах Чикаго: либо Кэлвин Шаркл оттуда выехал, либо его вообще больше не было на белом свете.
* * *
Тем временем Нед и Сэнди Сарвер готовили в кухне наверху ужин для всех. Вечером за обеденным столом должны были собраться уже девять человек, и Нед не хотел откладывать приготовление ужина на последнюю минуту. Ему хотелось порадовать своих новых друзей чем-то особенным, устроить настоящий праздничный пир, как на День Благодарения: ведь впереди у них у всех была нелегкая борьба. Вот почему они сейчас жарили 16-фунтовую индейку с картофелем и кукурузой, тушили морковь и перец и пекли тыквенный пирог.
Шинкуя лук и сельдерей, Нед невольно подумал, что этот обильный ужин может оказаться одновременно и последней трапезой приговоренных к смерти. Он покосился на жену, и мрачные мысли тотчас же улетучились: с губ Сэнди не сходила улыбка, а временами она что-то негромко напевала. «Нет, — подумал, глядя на нее, Нед, — все будет хорошо. Все будет просто замечательно».
* * *
Перекусив после визита в редакцию в ресторане на Айдахо-стрит, Доминик и Джинджер в половине третьего возвратились в «Спокойствие». Фэй и Эрни все еще были в конторе, наполнившейся к этому времени аппетитными ароматами тыквенного пирога, корицы, слегка обжаренного в сливочном масле лука и мускатного ореха.
— Нед сказал, что ужин будет готов в восемь, — сообщил им Эрни. — Боюсь, что мы не вытерпим этих дразнящих запахов и возьмем кухню штурмом.
— Узнали что-нибудь интересное в редакции? — спросила Фэй.
Но прежде чем Джинджер успела раскрыть рот, входная дверь в мотель распахнулась и в комнату ввалился, тяжело дыша, голубоглазый полный мужчина. Он так торопился добежать от машины до конторы, что даже не накинул на плечи пальто. Но, хотя одет он был в серые слаксы, синий блейзер и голубой свитер, все находившиеся в приемной тотчас же узнали в нем круглолицего рыжеволосого молодого священника с фотографии: это был, несомненно, отец Брендан Кронин.
— Добро пожаловать, мистер Кронин, — приветствовала его Джинджер.
Она тотчас же прониклась к нему тем же родственным чувством, что и к Доминику Корвейсису, словно бы их объединяло нечто такое, чего не испытали ни супруги Блок, ни чета Сарвер. Помимо общих испытаний, выпавших на долю всех присутствующих в ту далекую кошмарную ночь, было и другое, известное только некоторым из них, однако потом прочно забытое, как и все остальное, и дававшее о себе знать лишь посредством какого-то особенного волнения и ощущения близости. Не в силах совладать с волной захлестнувшего ее необъяснимого чувства, Джинджер, забыв о правилах приличия, бросилась к отцу Кронину и обняла его.
Но никаких извинений не требовалось, потому что Брендан в эту секунду испытал нечто подобное. Без тени сомнения он обнял ее, и они слились в объятиях, как брат и сестра после долгой разлуки.
— Отец Кронин! — взволнованно произнес следом за Джинджер Доминик и тоже обнял Брендана.
— Не надо так официально, — смущенно пробормотал тот. — Называйте меня просто Бренданом.
Эрни позвал сверху Неда и Сэнди и вместе с Фэй вышел из-за стойки, чтобы пожать Брендану руку.
— У меня такое чувство, что я в кругу семьи, — с сияющим лицом воскликнул он. — И у вас, наверное, тоже... Словно бы все мы прошли через какое-то важное испытание и теперь уже не такие, как все другие люди. Теперь, оказавшись среди вас, я убедился, что принял правильное решение. Я должен был приехать сюда. Что-то непременно произойдет здесь со всеми нами, и мы как бы заново родимся, начнем иную жизнь. Вы чувствуете это? Скажите, вы чувствуете?
Он говорил это тихим, проникновенным голосом, и теплая улыбка не сходила с его полного лица. Глядя на него, Джинджер ощутила приятное волнение, предчувствие грядущего чудесного проникновения в тайны бытия, сходного с тем, которое она испытала, впервые войдя студенткой в операционную, где лежал больной со вскрытой грудной клеткой.
— Мы призваны, — сказал Брендан, и это тихо произнесенное им слово разнеслось по всему помещению, — все мы призваны вернуться сюда.
