Она укрепилась в этом мнении во время их ночной автомобильной прогулки по улочкам Элко, обнаружив, что Джек не только сообразителен, вежлив и эрудирован, но к тому же и умеет слушать других. Брендан уже в половине второго заявил, что силы его покинули, и тотчас же уснул, свернувшись калачиком на заднем сиденье. Вот когда Жоржа наконец-то и осознала, что ее внутренний протест против того, чтобы священник поехал вместе с ними, был вызван ее подспудным желанием остаться с Джеком Твистом наедине. Как только Брендан перестал ей мешать, она, поддавшись чарам Джека, излила ему свою душу, рассказав о себе больше, чем рассказывала кому-либо с тех пор, как разлучилась в шестнадцать лет со своим самым близким другом-ровесником. Она знала Джека менее полусуток, а обсудила с ним и узнала от него столько, сколько ей не удалось за семь лет совместной жизни с Аланом.
И сейчас, затаившись перед дверью на кухню в квартире Блоков, Жоржа увидела еще одну хорошую сторону его натуры: умение непринужденно болтать с ребенком, не проявляя при этом ни толики снисходительности или скуки, что дано лишь немногим взрослым. Он шутил, расспрашивал Марси о ее любимых песенках, кушаньях, фильмах и даже помогал ей раскрасить одну из очередных лун в ее альбомчике. Но Марси впала в глубокий транс, она не отвечала Джеку, лишь изредка бросая на него отсутствующий или недоумевающий взгляд, что, однако, не обескураживало его, и Жоржа догадалась почему: ведь он восемь лет разговаривал со своей несчастной любимой женой, которая не могла ему ответить, так что у него выработался устойчивый навык общения подобного рода, требующий завидного терпения. Несколько минут Жоржа еще стояла за дверным косяком, наблюдая за Джеком и страдая от мучительного зрелища приступа аутизма у своей дочери, и наконец не выдержала и вошла в кухню.
— Доброе утро! — приветствовал ее Джек, поднимая голову от альбома с алыми лунами. — Выспались? Давно уже здесь стоите?
— Не очень, — смущенно ответила она.
— Марси, пожелай доброго утра маме, — сказал Джек.
Но Марси даже не взглянула на Жоржу, продолжая раскрашивать Луну.
Жоржа подметила во взгляде Джека заботу и симпатию к ним обеим.
— Собственно говоря, уже почти полдень, — ответила она и, подойдя к дочери, подняла ей голову, взяв за подбородок. Марси секунду смотрела ей прямо в глаза и тотчас же отвернулась. Ее пустой и страшный взгляд напугал Жоржу, она отпустила подбородок девочки, и та снова уткнулась в альбом, с еще большим рвением нажимая на свой красный фломастер.
Джек встал, отодвинув свой стул от стола, и подошел к холодильнику.
— Проголодались? — спросил он Жоржу. — Лично я просто умираю от голода. Марси уже поела, а я решил дождаться вас, чтобы вместе позавтракать. — Он потянул на себя дверцу. — Как насчет яичницы с ветчиной и гренок? Или омлета с сыром, луком и зеленым перцем?
— Вы, оказывается, еще и неплохой повар!
— Но мне никогда не занять первого места на кулинарном конкурсе, — рассмеялся Джек. — Хотя есть мою стряпню и можно, более того — можно даже угадать, что же за блюдо я ставлю перед вами на стол. — Он порылся в морозилке. — Я вижу тут замороженные вафли, подогреем-ка их к омлету.
— Мне все равно, — пожала плечами Жоржа, с грустью следя за склонившейся над альбомом дочерью. Аппетит у нее уже почти пропал.
Джек тем временем набрал из холодильника в охапку пакет молока, упаковку сыра, несколько яиц, луковицу, стручок зеленого перца и собрался все это резать и смешивать на доске рядом с раковиной.
Когда он начал разбивать над миской яйца, Жоржа, покосившись на Марси, подошла к нему и тихо спросила:
— Она в самом деле позавтракала?
— Конечно, — шепотом ответил он. — Съела кашу, гренки с мармеладом и арахисовым маслом. Мне, правда, пришлось ей помочь, вот и все.
Жоржа старалась не думать о том, что Доминик рассказал ей о Зебедии Ломаке, а тем более — об Алане, тоже увлекавшемся в последнее время Луной, но никак не могла отделаться от мысли, что ребенку справиться с этим наваждением, вызванным событиями 6 июля и последовавшим за ними промыванием мозгов, практически невозможно. Она невольно расплакалась.
— Ну, ну же, не плачьте, — тихо сказал Джек. — Слезами горю не поможешь. С ней все будет хорошо, я вам обещаю. Вот послушайте: ведь только сегодня утром Доминик говорил, что он не видел во сне кошмаров и не ходил по комнате, а Эрни уже меньше боится темноты. И знаете почему? Да потому, что блокада памяти начала разрушаться, следовательно, уменьшилось и давление на психику. Ведь мы теперь — как одна семья. Так что пусть вас не пугает, что Марси стало немного хуже, она тоже поправится, я в этом не сомневаюсь.
Он обнял ее за плечи — и она, ощущая исходящие от него уверенность и силу, прильнула к нему. Жоржа была довольно высокой для женщины, почти одного роста с Джеком, но рядом с ним она чувствовала себя надежно защищенной — как ребенок на руках у отца. Ей вдруг вспомнилось то, о чем она размышляла в самолете: люди, думалось ей тогда, не созданы для одиночества и единоборства с жизненными невзгодами, они по своей природе нуждаются в дружеской поддержке и участии, сострадании и любви. И сейчас она особенно остро желала обрести такую поддержку, а Джек, в свою очередь, испытывал потребность реализовать свой потенциал мужественности, и это совпадение стремлений вселяло в них обоих уверенность, придавало новый смысл их жизни.
— Омлет с сыром, специями, поджаренным луком и кружочками зеленого перца, — шептал он ей на ухо, словно чувствуя, что силы вернулись к ней. — Как вам это нравится?
— Это просто восхитительно, — тоже шепотом ответила Жоржа, неохотно отстраняясь от него.
— И еще один ингредиент, — сказал он, — ведь я предупреждал, что никогда не получу приза за свое кулинарное искусство: я всегда роняю в омлет кусочек скорлупы, как бы я ни старался не допустить этого.
— В этом-то и секрет хорошего омлета, — озорно улыбнулась Жоржа. — В дорогих ресторанах всегда добавляют в омлет чуточку скорлупы.
— В самом деле? А косточку в рыбное филе?
— И кусочек копыта в каждую порцию вырезки.
— А кусочек рога в шоколадный мусс?
— Непременно! И сапожный гвоздь в крюшон.
— И черствую ватрушку в яблочный пудинг?
— Так мы бог знает до чего договоримся, — расхохоталась Жоржа.
— Верно, пошутили — и довольно! Итак, к столу! Не желаете ли кусочек сыра к омлету?
— С удовольствием!
Они принялись с аппетитом уплетать омлет, не обращая внимания на Марси, которая тем временем продолжала рисовать и раскрашивать все новые и новые луны, монотонно бормоча себе под нос только одно слово: «Луна, Луна, Луна...»
* * *
А тем временем в Монтерее, штат Калифорния, Паркер Фейн едва не угодил в сети коварного паука-ктенизида и посчитал, что ему очень повезло, что он выбрался из хитроумной ловушки живым. Паук предстал перед ним в образе соседки Салко, дамы по имени Эсси Кро, в точности перенявшей повадки прожорливой паучихи этого вида, имеющей обыкновение поджидать жертву в норке или ямке, затянув отверстие тончайшей паутиной. Гнездышко Эсси Кро являло собой миленький особнячок в испанском стиле, с изящными арками, зеркальными стеклами в окнах и пышными цветами в терракотовых горшках на галерее. Взглянув на все это благолепие, Паркер смело нажал на кнопку дверного звонка, ожидая встречи с обаятельными и благородными хозяевами, но стоило ему увидеть Эсси Кро, распахнувшую перед ним дверь, как он тотчас же понял, что попал в беду. Узнав, что Фейн интересуется семьей Салко, она схватила его за рукав, втянула в прихожую и захлопнула дверь, всем своим видом выражая решимость не выпускать жертву, пока не высосет из нее всю имеющуюся у нее информацию, ибо, подобно коварной паучихе, питающейся беззаботными букашками, мушками и блошками, Эсси Кро насыщалась сплетнями.
