Внешне Эсси походила, однако, больше на птицу, чем на паучиху. Но не на тощую, тонкошеюю и плоскогрудую воробьиху, а скорее на упитанную морскую чайку. Она проворно передвигалась по дому и на птичий манер слегка склоняла вбок голову, сверля собеседника маленькими, птичьими же глазками.
Проведя гостя в гостиную и усадив его в кресло, она предложила ему кофе и, несмотря на его упорное увиливание и отнекивание, принесла не только кофе, но и масляное печенье, причем так быстро, что Паркер заподозрил: угощение для доверчивых визитеров у нее всегда наготове, как и ловушка у пауков-ктенизидов.
Эсси была явно разочарована, узнав, что Паркер ровным счетом ничего не знает о семье Салко. Но, поскольку он не был другом этого семейства, можно было смело использовать его уши, чтобы влить в них все накопившиеся у нее наблюдения, размышления, предположения и замыслы весьма невысокого толка. Паркеру даже не пришлось задавать вопросов, чтобы разузнать что-то об интересующих его людях. Оказалось, что Донна Салко, супруга Джеральда, слишком нахальна, крикливо-эффектна, притворно-любезна и вообще не натуральная, а крашеная блондинка. А худая она потому, что либо алкоголичка, либо неврастеничка, испытывающая отвращение не только к пище, но и к своему второму мужу, и то, что они уже восемнадцать лет как женаты, еще ни о чем не говорит, все равно они скоро разведутся. Что же касается их 16-летних девочек-двойняшек, так свет еще и не видывал более взбалмошных, необузданных, похотливых и распущенных девиц. После такой характеристики у Паркера невольно встали перед глазами стаи озабоченных молодых людей, рыщущих вокруг дома Салко, словно кобели, почуявшие течку у сук. Джеральду Салко, отцу этих двух перезревших невест, принадлежали в Кармеле две художественные галереи и антикварный магазин, что было довольно странно слышать в свете высказываний о нем Эсси как о запойном бездельнике и тупоголовом болване, лишенном деловой хватки. О каких доходах могла идти речь?
Паркер едва пригубил кофе и не притронулся к печенью, сытый по горло жуткими сплетнями, выходящими за всякие рамки приличия, которые она выплескивала на него с энтузиазмом, граничащим с экзальтацией. Ему совершенно не хотелось ни изображать из себя благодарного слушателя, ни восторгаться ее кулинарными способностями.
Тем не менее он почерпнул из этого мутного словесного потока немало полезного для себя. Салко ни с того ни с сего вдруг надумали отправиться на курорт на недельку и так торопились поскорее убежать от всех забот и предаться полному безделью, что даже не удосужились сообщить название гостиницы, где их в случае необходимости можно было бы разыскать.
— Он позвонил мне в воскресенье, — трещала Эсси, — и сообщил, что они уезжают и не вернутся до понедельника, то есть до двадцатого числа, и попросил, как обычно, присмотреть за их домом, словно у меня нет других занятий, кроме как следить за жилищем бродяг и бездельников. У меня своя жизнь, и я не намерена тратить ее попусту, выслеживая жуликов и грабителей возле их хором.
— Вы видели, как они уезжали? — на всякий случай уточнил Паркер.
— Нет, хотя и выглядывала из окна пару раз... Скорее всего я пропустила момент отъезда, — пожала плечами Эсси.
— А девочки тоже поехали с ними? — спросил Паркер. — Разве они не ходят в школу?
— Вы знаете, они учатся в так называемой «прогрессивной» школе, чересчур прогрессивной, я бы сказала, и там у них принято рассматривать путешествия как дополнение к обязательной учебной программе. Вы слышали что-либо подобное?
— А какой у мистера Салко был голос, когда он разговаривал с вами по телефону?
— Обычный, как всегда. Что вы имеете в виду?
— Он не показался вам слегка нервным, напряженным?
Эсси поджала губки, вздернула голову и вперила в Паркера свои птичьи глазки, вспыхнувшие тревожным огнем в предвкушении назревающего скандала.
— Знаете, мне кажется, что голос у него был действительно странный. Я сама как-то не придала этому значения, подумала, что он просто пьян. Он как-то запинался, заикался... Вы полагаете, он решил лечь подлечиться или же...
Но Паркеру было вполне достаточно того, что он услышал. Не дав Эсси закончить мысль, он встал и с решительным видом направился к выходу, ловко увертываясь от преграждавшей ему дорогу к свободе хозяйки дома. В отчаянии та уже готова была потчевать неблагодарного гостя чаем вместо кофе, слоеным яблочным пирогом и даже миндальными марципанами. И лишь несгибаемая воля, сделавшая его великим художником, помогла Паркеру сперва добраться до парадной двери, потом проскользнуть в нее бочком и наконец очутиться на галерее.
Хозяйка провожала его до машины, и взятая напрокат маленькая «Темпо» рвотно-зеленого цвета показалась ему в этот момент прекраснее «Роллс-Ройса», ибо она уносила его прочь от Эсси Кро. Нажимая на газ, Паркер продекламировал отрывок из стихотворения Колриджа
[18]
, показавшийся ему как нельзя более уместным в данной ситуации:
Ступивший на безлюдный путь
Не смеет уж с него свернуть,
Шагает из последних сил,
Смертельным ужасом гоним,
Поскольку знает: дьявол сам
За ним крадется по пятам.
Примерно с полчаса он кружил вокруг дома Салко, собираясь с духом перед предстоящими ему свершениями, пока наконец не свернул снова к особняку, затаившемуся под сенью развесистых сосен, и, оставив машину в начале подъездной дорожки, подошел к парадной двери и три раза подряд нажал на кнопку. Будь внутри хоть одна живая душа, она бы не выдержала и отозвалась бы на столь настойчивый звонок, даже если бы открывать дверь и не хотелось. Однако навстречу Паркеру никто не вышел.
Он прогулялся по веранде, осматривая окна, словно хозяин, вглядываясь в рамы и стекла, оттененные задернутыми шторами, в надежде обнаружить датчики электронной сигнализации, но ничего не увидел.
Тогда он сбежал с веранды и осмотрел два боковых окна, выходящих на запад: туда не падали длинные тени от сосен, освещенных с востока лучами восходящего солнца. Окна были заперты. Продолжая осмотр дома, Паркер обошел его по обсаженной кустарником дорожке и очутился перед створчатыми дверями, выходящими на задний двор. Оглянувшись по сторонам, он выдавил локтем одно из стекол, просунул внутрь руку и отодвинул засов.
В просторной комнате было тихо и сумрачно.
Паркер прошел мимо камина, обогнул бильярдный стол и замер: со стены на него глядел телеобъектив. Он узнал его, потому что сам покупал такой же для охраны своего дома в Лагуна-Бич, и уже готов был рвануть отсюда прочь, но вовремя сообразил, что система отключена: не горела красная сигнальная лампочка — видимо, в спешке Салко забыл ее включить.
Паркер прошел на кухню, освещенную падающим со стороны застекленной террасы светом, потом дальше, в столовую, и наконец очутился в гостиной. Здесь уже было совсем темно, и он зажег верхний свет.
