Немедленно примчались дедушка с бабушкой, соскучившиеся по внучке: в больницу Жоржа их не пускала, боясь, что они выведут девочку из хрупкого равновесия. За обедом Марси совершенно очаровала стариков, была мила и любезна.
Последующие три недели Марси спала в постели Жоржи, но лишь дважды будила мать своим тихим бормотанием во сне.
— Луна! Луна! — повторяла она негромко.
Утром за завтраком Жоржа спросила дочь, что ей снилось, но девочка не смогла вспомнить.
— Луна? — нахмурилась она, глядя в тарелку с кукурузными хлопьями. — Нет, мне не снилась Луна. Мне снились лошади. Мама, у меня когда-нибудь будет своя лошадка?
— Может быть, если мы будем жить не в квартире, а в отдельном домике, — сказала мать.
— Я знаю, — захихикала Марси. — Нельзя держать лошадь в квартире: соседи будут недовольны.
* * *
В четверг Марси впервые показали доктору Каверли. Девочке он понравился. Если она еще и боялась врачей, то успешно скрывала свой страх.
В ту ночь Марси спала в собственной постели, в обнимку с плюшевым медвежонком по прозвищу Мэрфи. Трижды Жоржа вставала, чтобы взглянуть на дочь. Один раз она слышала знакомое бормотание: «Луна! Луна!» — и от странного шепота, в котором смешались страх и восторг, у нее зашевелились на голове волосы.
А в пятницу, за три дня до окончания каникул, Жоржа отвезла дочь к Каре Персаньян и вышла на работу. Пыль и дым казино, окурки и недопитое пиво по сравнению с запахом антисептиков в больнице показались ей едва ли не благовонием, а постоянный шум и эпизодические домогательства не раздражали, а были даже приятны.
Вечером, когда Жоржа увозила Марси на ночь домой, та похвасталась своими новыми рисунками: на листах оберточной бумаги в самых разных видах цветными карандашами была изображена Луна.
Утром в воскресенье, 5 января, когда Жоржа, встав с постели, пошла варить кофе, она застала Марси за обеденным столом, увлеченную любопытным занятием: все еще в своей ночной пижаме, девочка вынимала из альбома фотографии и складывала их в аккуратные стопки.
— Я положу снимки в коробку из-под ботинок, потому что мне нужен альбом, — заявила Марси, хмуря лобик и старательно выговаривая слово «альбом». — Он нужен мне для моей лунной коллекции. — Она показала Жорже вырезки из журнала. — Я хочу собрать большую коллекцию.
— Но зачем? — удивилась Жоржа. — Почему тебя так заинтересовала Луна?
— Она красивая, — сказала Марси, кладя фотографию Луны на освободившуюся страницу альбома, и в ее застывшем взгляде и восторженном выражении лица Жоржа уловила оттенок той же самой одержимости, с которой девочка играла с набором игрушечных инструментов «Маленький доктор». «Вот так и зарождается эта проклятая боязнь врачей, — с тревогой подумала Жоржа. — Тихо. Невинно. Может быть, на место прежнего страха прокрался новый?»
Она готова была бежать к телефону дозваниваться до доктора Каверли, хотя и было воскресенье. Но, глядя на дочь, спокойно перебирающую фотографии, она решила, что ей не следует торопить события и впадать в панику из-за пустяков. В конце концов, Марси ведь не боится изображений Луны, она просто почему-то очарована этим небесным телом. Но это увлечение пройдет. Девочкам ее возраста свойственно увлекаться и восторгаться, это знают все родители.
Тем не менее Жоржа решила рассказать о новом увлечении доктору Каверли, когда снова поведет к нему Марси во вторник.
В понедельник, двадцать минут первого ночи, собираясь лечь спать, Жоржа заглянула к Марси, чтобы убедиться, что та спит спокойно. Но девочки не было в постели: пододвинув в темной комнате кресло к окну, она смотрела на небо.
— В чем дело, Марси? Почему ты не спишь? — спросила Жоржа.
— Ни в чем, мама. Посмотри! — тихим мечтательным голосом промолвила девочка.
— И что ты там увидела? Расскажи мне!
— Луна! — ответила Марси, пристально вглядываясь в серебристый полумесяц на небе. — Луна!
4
Бостон, Массачусетс
В понедельник, 6 января, с Атлантического океана подул сильный холодный ветер, и весь Бостон тотчас же сник: кутаясь в шарфы и шали, тепло одетые люди спешили поскорее укрыться где-нибудь от непогоды. В зимней мгле современные стеклянные башни офисов казались вырубленными изо льда, а солидные старинные строения выглядели убогими и сырыми развалюхами. После выпавшего накануне мокрого снега голые деревья покрылись блестящей коркой, ощетинившись мертвыми черными сучьями.
Мажордом семейства Ханнаби Герберт подвез Джинджер Вайс до дома Пабло Джексона на их седьмую, последнюю, рождественскую встречу. Ветер и снежная буря повалили накануне ночью добрую половину светофорных столбов, из-за чего Джинджер на пять минут опоздала, приехав только в пять минут двенадцатого.
После прорыва, достигнутого во время предыдущего сеанса, Джинджер захотелось связаться с людьми из мотеля «Спокойствие» в Неваде и обсудить с ними события, происшедшие там в позапрошлом году в ночь с 6 на 7 июля. Владельцы мотеля были либо сообщниками неизвестных, воздействовавших на память Джинджер, либо их жертвами, — в последнем случае если они также подверглись промыванию мозгов, то должны были испытывать аналогичные приступы беспокойства.
Пабло возражал против поспешных шагов, полагая что риск слишком велик. Если владельцы мотеля были не жертвами, а соучастниками злоумышленников, Джинджер подвергнет себя серьезной опасности.
— Нужно набраться терпения, — убеждал ее старый фокусник. — Прежде чем подбираться к ним, нужно постараться добыть как можно больше информации.
Она предложила обратиться в полицию, но Пабло убедил ее, что полиция не заинтересуется этим делом. Ведь у нее не было никаких доказательств того, что Джинджер Вайс стала жертвой психической агрессии. Кроме того, местная полиция не обладала полномочиями действовать за пределами штата, и пришлось бы обращаться в федеральные органы или в полицию штата Невада, то есть, вполне могло статься, как раз к тем людям, которые были виновны в случившемся с ней.
Расстроенная тем, что не смогла переубедить Пабло, Джинджер согласилась продолжать разработанную им программу лечения. Он собирался в воскресенье прослушать запись предыдущего сеанса, а в понедельник утром повидаться со своим приятелем в больнице.
— А вы подъезжайте ко мне, скажем, к часу дня, и мы снова пощупаем эту блокаду, как говорится, не спеша, надев мягкие тапочки, — сказал он Джинджер.
Но сегодня утром Пабло позвонил ей из больницы и сообщил, что сможет встретиться с ней пораньше, в одиннадцать.
— Заодно поможете мне приготовить обед.
Выйдя из лифта и остановившись в коридорчике перед дверью квартиры старого фокусника, Джинджер решила, что на этот раз она сделает все возможное, чтобы содействовать успеху, и будет послушной и терпеливой.
Дверь оказалась незапертой и чуть приоткрытой. Подумав, что Пабло специально оставил ее такой, ожидая ее, она вошла в прихожую и, притворяя за собой дверь, позвала:
