Было удивительно, как она умудрилась спуститься по скользкой пожарной лестнице, не свернув шею, видимо, ее спас врожденный инстинкт самосохранения.
Осторожно поднявшись по ступеням, Джинджер выглянула из-под козырька и огляделась: крохотный дворик с голыми деревцами, зябко дрожащими на ветру, был пуст. Поеживаясь и чихая, Джинджер прошла по кирпичной дорожке к калитке, намереваясь из первой же телефонной будки позвонить в полицию, и замерла: ее внимание привлек падающий на серебристый наст желтоватый неверный свет. Он исходил от янтарных плафонов чугунных фонарей, не выключенных по недосмотру или зажегшихся автоматически от фотоэлементов, сработавших по ошибке в это мрачное зимнее утро, похожее на вечерние сумерки. От этого зыбкого зловещего свечения у Джинджер неожиданно снова перехватило дыхание и помутилось перед глазами: это был еще один приступ беспричинного страха. Нет! Только не это!
Но, увы, это случилось: снова туман, пустота, провал.
* * *
Очень холодно.
Руки и ноги онемели.
Она вновь находилась на Ньюбери-стрит, на этот раз под стоящим у кромки тротуара грузовиком. Приподнявшись на локте, Джинджер выглянула из-за колеса, но не увидела ничего, кроме колес машин, припаркованных на противоположной стороне улицы.
Она снова пряталась. Всякий раз, приходя в себя после панического бегства, она осознавала, что ищет убежища от чего-то очень страшного. Допустим, сегодня она убегала от убийцы Пабло. А в других случаях? От чего она пряталась тогда? Ведь даже сейчас она стремилась спастись не только от пули, но и от чего-то другого, скрывающегося где-то на грани ее памяти. Чего-то, что она видела в Неваде. Но что же это было?
— Мисс! Эй, мисс!
Джинджер встряхнула головой и обернулась на голос, звучащий откуда-то сзади со стороны кузова. Присмотревшись, она разглядела стоящего на четвереньках мужчину. На секунду ей показалось, что это ее преследователь.
— Мисс! Что случилось?
Нет, это не убийца. Тот, видимо, отчаялся догнать ее и исчез. Этого человека она видела впервые, но в данной ситуации была даже рада незнакомому лицу.
— Какого черта вы там делаете? — спросил незнакомец.
Джинджер вдруг стало жаль себя. Она подумала, как дико, должно быть, она выглядит. Она утратила всякое достоинство. Вернее, его украли у нее, превратив в сумасшедшую уродку.
Она подползла на карачках к обращавшемуся к ней мужчине, схватилась за протянутую руку в перчатке и позволила ему вытянуть себя из-под грузовика, принадлежащего, как выяснилось, фирме «Мейфлауэр мувинг». Двери прицепа были распахнуты. Внутри Джинджер увидела какие-то ящики и мебель. Вытащивший ее парень был молод, мускулист и одет в теплый стеганый комбинезон с эмблемой фирмы на груди.
— Что происходит? — спросил он. — От кого вы прячетесь, леди?
Джинджер заметила стоящего на перекрестке полицейского и, не ответив, побежала к нему. Парень припустил следом.
Она сама удивилась, что способна бежать. Ей казалось, что она вся состоит из болей, простуды и прострелов в спине. И все же она неслась вперед со сказочной легкостью, вопреки пронизывающему встречному ветру и скользкому месиву из снега, песка и соли под ногами. Увернувшись от чуть было не сбившего ее автомобиля, Джинджер крикнула приближающемуся полицейскому:
— Там убили человека! Убийство! Вы должны туда пойти! Убийство!
Затем, когда на его широком ирландском лице появилось озабоченное выражение, она вдруг увидела на его зимней форменной шинели блестящие медные пуговицы, и все снова пропало. Это не были точно такие же пуговицы, как на куртке убийцы, на них не было геральдического льва с поднятой правой лапой, но была какая-то похожая символика, и одного взгляда на эти пуговицы было достаточно, чтобы напомнить ей о пуговицах, которые она видела тогда, во время таинственных событий в мотеле «Спокойствие». Какие-то запрещенные воспоминания всплыли на поверхность, спустив курок «Блокады Азраила».
Джинджер потеряла над собой контроль и провалилась в темноту, издав душераздирающий крик отчаяния.
* * *
Невыносимо холодно.
В то утро Бостон казался Джинджер Вайс самым холодным местом на свете. Порывистый полярный ветер пронизывал до мозга костей, замораживая душу и тело. Джинджер очнулась на земле, среди снега и льда; руки и ноги ее окоченели, губы распухли и потрескались.
На сей раз она укрылась в узком пространстве между тщательно ухоженным кустарником и кирпичной стеной дома Пабло, бывшей гостиницы «Агассиз», где его убили: круг ее побега замкнулся.
Кто-то приближался к ней. Сквозь запорошенные ветви кустарника она увидела перелезающего через низенькую чугунную ограду человека, вернее, одни его ноги в сапогах и синих брюках и полы тяжелой синей шинели. Когда человек приблизился, она узнала его: это был дорожный полицейский, от которого она убежала. Ей стало страшно от одной лишь мысли, что вид его пуговиц снова вызовет приступ ужаса, и она закрыла глаза.
Возможно, необратимое психическое расстройство явилось побочным эффектом промывания мозгов, которому она подверглась, неотвратимым результатом постоянного перенапряжения, вызванного искусственно подавленной памятью, упорно дающей о себе знать. Скорее всего блокаду вообще невозможно прорвать, и никакой гипнотизер ей в этом не поможет, ей будет все хуже и хуже. Если только за одно утро с ней случилось три припадка, чего же ожидать в будущем?
Громкий хруст сапог полицейского по насту приближался. Вот он остановился перед ней, раздвинул кусты и спросил:
— Мисс, что с вами? Что это вы кричали насчет убийства? Эй, мисс?
А вдруг она никогда не выйдет из сумеречного состояния?
— Послушайте же, мисс, почему вы плачете? — сочувственно спросил полицейский. — Дорогуша, я ведь не смогу вам помочь, если вы не объясните, что стряслось.
Она не была бы дочерью Иакова Вайса, если бы не отозвалась на малейшее проявление доброты и участия постороннего человека, поэтому слова полицейского подействовали: она "открыла глаза и посмотрела на его блестящие медные пуговицы. Их вид не вызвал ненавистного помрачения рассудка, но это еще ни о чем не говорило, потому что офтальмоскоп, черные перчатки и прочие предметы, провоцирующие приступ, тоже не производили на нее никакого впечатления, когда она заставляла себя спокойно смотреть на них.
— Они убили Пабло, — сказал Джинджер. — Убили Пабло.
Когда она произнесла эти слова, ее охватило острое чувство собственной вины. 6 января навсегда останется для нее черным днем ее жизни. Пабло мертв. Он погиб, пытаясь помочь ей.
Это был очень холодный день.
5
На шоссе
В понедельник 6 января Доминик Корвейсис взял напрокат «Шевроле» и начал объезжать окрестность Портленда, надеясь вернуть себе настроение, в котором пребывал, направляясь из Орегона в Маунтин-Вью, штат Юта, более восемнадцати месяцев тому назад. Ливень прекратился перед рассветом, и теперь небо, все еще затянутое облаками, обрело пепельный оттенок, словно на небесах, за облаками, недавно затух пожар. Он проехал студенческий городок, время от времени останавливаясь и впитывая знакомую атмосферу, чтобы разбередить былые чувства, прогулялся по улице, на которой жил тогда почти два года назад, и долго смотрел на окно комнаты, в которой провел столько дней и ночей, вспоминая, каким он в то время был.
