* * *
Округ Элко, Невада
Фэй Блок на всякий случай включила на табло надпись «МЕСТ НЕТ».
Усевшись за круглым столиком в кухне на втором этаже, супруги Блок затаив дыхание слушали рассказ Доминика, поглядывая на плотно зашторенные окна и позабыв об остывшем кофе.
Некоторое недоверие он прочел на их лицах, лишь когда дошел до совершенно невозможного танца бумажных лун в доме Зебедии Ломака в Рино. Но Доминик описывал этот эпизод в таких завораживающих подробностях, что у него самого поползли по коже мурашки, а уж о том, что при этом испытали Фэй и Эрни, и говорить не приходится.
Но больше всего их потрясли сделанные «Поляроидом» фотографии, пришедшие вместе с остальной почтой за два дня до вылета Доминика из Портленда: священник с лицом зомби сидел за письменным столом, а незнакомая блондинка с подключенной капельницей лежала на кровати. Стол супруги тотчас же опознали, он стоял в одном из номеров мотеля, а на снимке с блондинкой узнали цветастое покрывало: такими они пользовались в позапрошлом году.
К удивлению писателя, Блоки тоже получили подобную фотографию. Эрни вспомнил, что такой же, как и Доминику, обычный конверт пришел 10 декабря, за пять дней до их отлета в Милуоки. Фэй тут же достала его из ящика письменного стола, стоящего в конторе. На снимке были запечатлены трое людей, стоящих у двери девятого номера, — мужчина, женщина и девочка, одетые по-летнему.
— Вы их узнаете? — спросил Доминик.
— Нет, — покачала головой Фэй.
— А мне кажется, что я должен их помнить, — сказал Эрни.
— Смотрите, яркое солнце, легкие рубашки, сандалии — все это позволяет отнести снимок к позапрошлому лету, а еще точнее — к периоду между пятницей шестого июля и следующим вторником. Эти трое участвовали в том, что здесь происходило в это время. Не исключено, что они такие же невинные жертвы, как и мы. И наш неизвестный корреспондент хочет, чтобы мы их вспомнили.
— Кто бы ни послал нам эти снимки, этот человек — один из тех, кто лишил нас памяти о тех загадочных событиях, — предположил Эрни. — Непонятно, зачем ему бередить нашу память после того, как было затрачено столько усилий, чтобы стереть ее?
— Вероятно, он был против того, что с нами сделали. Может быть, он вынужден был подчиниться приказу, а теперь его мучает совесть. Но он явно боится обращаться к нам напрямую, поэтому действует анонимно, направляя эти странные послания.
Фэй вдруг резко отодвинулась от стола:
— Ведь за пять недель нашего отсутствия накопилась целая гора почты! Может, там есть еще что-нибудь подобное?
Под звук ее быстрых шагов по лестнице Энри пояснил:
— Сэнди, наша официантка из гриль-бара, отбирала из почты счета и оплачивала их по мере поступления. Но все остальное она складывала в бумажный мешок. Мы еще просто не успели заглянуть в него.
Фэй вернулась с двумя белыми конвертами. В крайнем возбуждении она вскрыла первый, обнаружив в нем фотографию мужчины, лежащего на кровати с иглой капельницы, введенной в вену вытянутой руки. Ему было за пятьдесят. Брюнет с залысинами, этот, возможно, веселый в обычной жизни человек, смотрел в объектив отсутствующим взглядом...
— Боже мой, ведь это Кэлвин! — воскликнула Фэй.
— Точно, — подтвердил Эрни, — Кэлвин Шаркл, водитель из Чикаго.
— Он почти всякий раз останавливается у нас. Бывает, даже на ночь остается, если очень устал. Кэлвин такой славный человек!
— На какую компанию он работает? — поинтересовался Доминик.
— У него собственный грузовик, он работает сам по себе, — пояснил Эрни.
— Вы сможете с ним связаться?
— Нужно посмотреть записи в регистрационной книге, — наморщил лоб Эрни. — Я думаю, он живет где-нибудь близ Чикаго...
— Это мы уточним позже, — вмешалась Фэй. — Давайте-ка вскроем второй конверт!
Она надорвала конверт и достала оттуда еще один снимок, сделанный «Поляроидом». На этот раз они увидели на нем другого мужчину, лежащего на одной из кроватей мотеля «Спокойствие» с подведенной к руке трубкой капельницы. Как и у остальных, на его лице отсутствовало какое-либо выражение, а бездушные глаза напомнили Доминику фильмы ужасов об оживших мертвецах.
Однако на этот раз все трое сразу узнали человека на фотографии: это был Доминик.
* * *
Лас-Вегас, Невада
Заглянув вечером в спальню дочери, чтобы уложить ее в постель, Жоржа застала Марси за маленьким письменным столиком в углу комнаты, занятую своей коллекцией лун.
Остановившись в дверях, Жоржа молча наблюдала за девочкой. Та была настолько увлечена своим занятием, что не заметила мать.
Рядом с альбомом с фотографиями Луны лежала коробка цветных карандашей. Марси склонилась над одним из снимков, тщательно разрисовывая лунный лик. Это было что-то новое.
Марси заполнила альбом фотографиями всего за одну неделю. Она также вырезала снимки из журналов и рисовала Луну сама, чтобы внести в коллекцию некоторое разнообразие. Она обводила монетки, донышки ваз, кастрюль, стаканов и бокалов, консервные банки и даже наперстки, рисуя Луну на конвертах, газетах и обрывках упаковочной бумаги. Каждый день она уделяла этому занятию больше времени, чем накануне.
Лечивший Марси психиатр Тед Каверли считал, что беспокойство, обусловившее иррациональный страх девочки перед врачами, еще не прошло, но проявлялось через ее странное увлечение Луной. Но когда Жоржа возразила, что, как ей кажется, Марси не особенно-то и боится Луны, доктор Каверли сказал:
— Видите ли, ее возбужденность не обязательно должна вылиться в фобию другого типа. Она может проявляться и в иной форме, например, такой, как одержимость... Не волнуйтесь, миссис, я ее вылечу, — успокоил он Жоржу.
Но Жоржа все равно очень беспокоилась. Она волновалась, потому что только вчера Алан покончил с собой. Жоржа еще не говорила об этом Марси. После встречи с Пеппер Каррафилд она тотчас же связалась с доктором Каверли. Он был поражен, узнав, что и Алану снилась Луна. Еще более его удивило его неожиданное и непонятное увлечение этим небесным телом. Над этим стоило поразмышлять. А пока психиатр рекомендовал повременить с плохим известием до понедельника:
— Мы скажем ей это вдвоем, вместе с вами, когда вы приведете ее ко мне на следующий сеанс психотерапии.
Жоржа боялась, что Марси будет потрясена, когда узнает о смерти отца, хотя тот и не уделял ей ни малейшего внимания.
Сейчас, наблюдая, как дочь увлеченно раскрашивает Луну, Жоржа внезапно обратила внимание, какая она худенькая. Хотя Марси уже исполнилось семь лет и она училась во втором классе, она едва доставала носками тапочек до пола. Казалось, в ней едва теплится жизнь. Жорже вдруг пришло в голову, что эта крошка в любой момент может навсегда покинуть ее, и ее материнское сердце сжалось от любви и боли.
