Особого стеснения в наличных средствах я, понятное дело, не испытывал — но на всякий случай вяло посопротивлялся пару минут, справедливо опасаясь гнева Мамы и Папы — а то и местных генералов. В ответ Подольский только хитро оскалился и напомнил, что традиции славной пехотной школы неукоснительно соблюдаются всеми чинами — от солдата до генерала от инфантерии. И что благоразумному юному унтер-офицеру не следовало бы ими пренебрегать, даже будь на то прямой запрет самой государыни императрицы.
Но никакого запрета, разумеется, не было.
Так что мой кошелек несколько облегчился — зато еще до того, как солнце опустилось за Бештау, алюминиевые солдатские кружки наполнились шампанским, а импровизированные столы из досок — аккуратно разложенными ломтями добытого Богданом на кухне хлеба, консервными банками, колбасой и даже сыром. Немалую часть угощений пришлось пожертвовать дежурным офицерам — зато теперь мы могли не опасаться, что в палатку нагрянет внезапная проверка.
Впрочем, даже вздумай кто-то заглянуть — это оказалось бы не так просто сделать. Народу внутрь набилось столько, что я всерьез начал переживать, что еще немного — и брезент палатки просто-напросто расползется по швам. Не то, чтобы у меня было так уж много друзей в училище — но сегодня их число увеличилось минимум втрое. И это не считая унтеров и офицеров из местных, солдат и даже пары юнкеров из других училищ. Второкурсники из Пажеского Корпуса и еще пятеро из Павловского принесли пиво и полную авоську местных овощей и выпечки, так что выгонять их, разумеется, никто и не подумал.
Меня посадили на самое почетное место — между Иваном и Подольским, взявшим на себя роль распорядителя всего этого внезапного банкета — и чуть ли не силой заставили влить себя не меньше половины бутылки шампанского. Я отбивался, как мог, но через час или полтора смирился со своей участью. В конце концов, если бы даже Мама и Папа решил проведать своих подопечных — ему бы пришлось отчислить за нарушение устава чуть ли не целую роту.
В общем, праздник шел своим чередом.
— Господа офицеры, юнкера и солдаты! — Подольский поднялся с койки, чудом не расплескав шампанское из наполненной до краев кружки. — Сегодня мы уже пили за чины и ордена. За генералов и уж тем более за здоровье ее императорского величества. Но давайте же снова поднимем бокалы за того, без чьего отважного подвига многие из нас сейчас не сидели бы здесь. За юнкера… в прошлом, а ныне — за унтер-офицера славной Владимирской пехотной школы сиятельного князя Гор…
— И чего ради, спрашивается, нам пить за этого недоросля?
Даже во время тоста галдеж, наполнявший палатку, почти не стихал — но голос со стороны входа услышали все — правда, узнали немногие. Да я и сам скорее догадался, чем смог разглядеть в полумраке крепкую фигуру, возвышающуюся над рассевшимися на койках и ящиках гостями.
Впрочем, вариантов было немного.
Глава 19
— Подумайте сами, господа. — Куракин бесцеремонно отодвинул плечом какого-то солдатика из местных и шагнул вперед. — Тридцать восемь человек погибли. Сорок пять — ранены. Мы все участвовали в бою — каждый! А достойную награду при этом получает лишь один.
Разумеется, я и не думал пригласить на товарищеский сабантуй ни самого Куракина, ни кого-либо из его прихвостней — но они явились сами. Предварительно накачавшись то ли тем же шампанским, то ли чем-то покрепче. Алкогольного “выхлопа” я не чуял — его сиятельство и остальные незваные гости стояли слишком далеко. Но поведение и слова говорили сами за себя.
— Лишь один! — повторил Куракин. — И по забавнейшему стечению обстоятельств этот один вдруг оказался внуком сиятельного князя Горчакова, чьи зверства в столице уже обрастают легендами.
— Не смею спорить. — Богдан развернулся ко входу, едва не расплескав шампанское из кружки. — Без сомнения, ваше сиятельство, без сомнения! Внук князя Горчакова по забавнейшему стечению обстоятельств в одиночку бросился на врага. Случайно убил трех солдат, будучи безоружным. И лишь по воле всемогущего случая уронил в люк бронемашины гранату! Но могу я полюбопытствовать — где в этом время были вы?
— Я…
— Не припоминаю, чтобы видел вас в бою. — Богдан не давал Куракину опомниться. — Сдается мне — оттого, что ваше сиятельство убегали со всех ног, услышав первый же выстрел. По забавнейшему стечению обстоятельств.
Расхохотались все. И приглашенные гости, и, кажется, даже те, кто пожаловал с Куракиным. Ни я, ни кто-то другой действительно не видели его компанию в ту ночь. То ли потому, что их палатки стояли слишком далеко — то ли оттого, что его сиятельство успел удрать.
Или даже знал о ночной атаке панцера куда больше, чем мы.
Но, как бы то ни было, выпад угодил точно в цель. Куракин набычился и снова попер вперед. Кто-то из гостей попробовал встать у него на пути — но его тут же смели, едва на опрокинув на доски с закусками.
— Что такое, ваше сиятельство? — Богдан поднялся со своего места. — Изволите требовать сатисфакции?
Куракин будто налетел на прозрачную стену.
— Много чести, — буркнул он. — Я не стану пачкать руки об юнкера с фамилией Бецкий.
— Увы, ваше сиятельство. Я, рожденный от благородного отца и унаследовавший Дар, не унаследовал ни титула, ни даже самого дворянского достоинства. И уж конечно не смею и мечтать о дуэли с сиятельным князем. — Богдан улыбнулся во все зубы. — Зато могу трепать языком, сколько угодно. По забавнейшему стечению обстоятельств.
— Послушай, ты… — Куракин шагнул вперед, на ходу складывая пальцы в какое-то боевое заклятье. — Если сейчас же…
— Осторожнее, ваше сиятельство. — Я поднялся ему навстречу. — И со словами, и уж тем более — с поступками. Оскорбивший гостя — оскорбит и хозяина.
— Вот как?.. И что? — Куракин ухмыльнулся и упер руки в бока. — Это вызов?
— Ни в коем случае, ваше сиятельство. — Я пожал плечами. — Половины из того, что вы сказали, было бы достаточно, чтобы убить вас. Но мне не хуже любого другого известно, что дуэли запрещены прямым указом ее величества. И лишь глупец станет требовать сатисфакции сейчас, когда страна и так потеряла несколько десятков талантливых молодых воинов… И уж тем более лишь глупец посмеет делать это в тот день, когда получил награду из рук самой государыни. — Я коснулся кончиками пальцев алого с золотым креста на груди слева. — Но если вы решите настаивать — я едва ли посмею отказать.
На мгновение мне показалось, что Куракин сейчас не выдержит и сам пообещает прислать мне секунданта — со всеми вытекающими. Но при всей своей вспыльчивости и мерзком характере, идиотом его сиятельство все-таки не был.
— Не решу, — буркнул он. — Ее величество, пожалуй, простит подобное вам — но я вынужден буду ответить перед ней по всей строгости закона. Мой род никогда не позволит себе того, что позволяют Горчаковы.
Я бы мог возразить кое-что и на это — но, пожалуй, при несколько других обстоятельствах.
