Джулия подняла глаза от альбома.
– Чудесно, Томас. Прямо хочется.., выбежать на улицу, встать на траве под голубым небом.., или танцевать.., или закинуть голову и смеяться. Читаешь и думаешь: “До чего же здорово жить на свете!"
– Угу, – промычал Томас и захлопал в ладоши.
Джулия отдала альбом Бобби. Тот присел на край кровати и тоже начал “читать”.
Самое поразительное, что “стихи” Томаса никогда не оставляли читателя равнодушным. Они нагоняли страх, навевали грусть, заставляли то мучиться, то изумляться. Бобби не понимал, в чем тут секрет, откуда у “стихов” это странное свойство. Они отзывались в самых потаенных уголках души, достигали сфер более глубинных, чем подсознание.
– Ну ты и талантище, – похвалил Бобби со всей искренностью, чуть ли не с завистью.
Томас покраснел и потупился. Он поднялся и поспешно зашаркал к тихо гудящему холодильнику у дверей в ванную. Обитателей интерната кормили в общей столовой, там же им подавали напитки и закуску, которую они заказывали сверх меню. Но больным, которые в силу умственных способностей могли поддерживать порядок в комнате, позволяли обзавестись холодильником и хранить там любимые лакомства и напитки: пусть привыкают к самостоятельности.
Томас достал из холодильника три банки кока-колы, одну протянул Бобби, другую Джулии, с третьей вернулся к рабочему столу и опять опустился на свой стул на колесиках с прямой спинкой.
– Ловите нехороших людей? – спросил он.
– А как же, – отозвался Бобби. – Из-за нас тюрьмы набиты под завязку.
– Расскажите.
Джулия в кресле подалась вперед, Томас на стуле подкатился к ней, его колени коснулись ее колен. Джулия принялась живописать события прошлой ночи в “Декодайне”. Она приукрасила поведение Бобби и выставила его настоящим героем, а свое участие в деле чуть-чуть притушевала. Не столько из скромности, сколько из-за Томаса: узнай он, какой опасности подвергалась сестра, он бы насмерть перепугался. Томас вовсе не хлюпик – иначе он, не дослушав историю до конца, лег бы на кровать, уткнулся в стенку, свернулся бы калачиком и больше не вставал. Томас сильный, и все-таки гибели Джулии он бы не пережил. Сама мысль, что такое могло произойти, подкосила бы его.
Поэтому Джулия описала свою, отчаянную атаку на автомобиле и перестрелку как забавное происшествие, захватывающее, но ,не страшное. Тут уж не только Томас – даже Бобби заслушался.
Понемногу Томас начал уставать и терять нить рассказа.
– Я наелся, – сказал он. Это означало, что он узнал сразу так много нового, что в голове не помещается. Вот так же и с миром за стенами интерната: Томасу этот мир очень нравится, и хотелось бы в нем пожить, но уж больно он яркий, цветастый, шумный, целиком его не вместишь, разве что понемножку.
Бобби вынул из шкафа более ранний альбом и, присев на кровати, разглядывал “стихи” в картинках.
Томас и Джулия забыли про кока-колу. Они по-прежнему сидели, соприкасаясь коленями, то встречались взглядами, то отводили глаза. Они вместе, они рядом. Джулии эти свидания дороги не меньше, чем Томасу.
Мать Джулии погибла, когда девочке было двенадцать лет. Через восемь лет – за два года до ее замужества – умер отец. В то время двадцатилетняя Джулия работала официанткой – зарабатывала на учебу в колледже и на однокомнатную квартирку, которую она снимала вместе с другой студенткой. Денег у родителей никогда не водилось, однако они не хотели расставаться с сыном, и Томас постоянно жил при них, хотя на уход за ним шел почти весь их скудный заработок. После смерти отца оказалось, что квартира на двоих – для себя и для Томаса – Джулии не по карману. К тому же Томас совершенно не приспособлен к самостоятельной жизни, и ухаживать за ним Джулии некогда. Оставалось одно: поместить его в казенное заведение для умственно отсталых детей. Томас зла на сестру не держал, зато сама она не могла себе этого простить: ей казалось, что она предала брата.
Джулия собиралась стать криминологом, но на третьем курсе бросила колледж и подалась в академию шерифов. Чуть больше года она работала помощником шерифа, потом встретила Бобби, и они поженились. К тому времени она еле сводила концы с концами, отказывала себе во всем и откладывала большую часть жалованья в надежде когда-нибудь купить маленький дом и поселиться там вместе с Томасом. Вскоре после замужества, когда сыскное бюро Дакоты стало именоваться “Дакота и Дакота”, супруги взяли Томаса к себе. Работать им приходилось во внеурочное время, а за Томасом требовался постоянный присмотр: некоторым даунам удается овладеть навыками самостоятельной жизни, но Томас не из их числа. Нанять опытных сиделок, чтобы они работали в три смены? Такая роскошь обойдется дороже, чем прекрасный уход в частном интернате вроде Сьело-Виста. Впрочем, если бы можно было найти надежных помощников, Дакоты за деньгами бы не постояли. В конце концов, поняв, что заниматься делом, ухаживать за Томасом и жить своей жизнью становится невозможно, Роберт и Джулия поместили Томаса в Сьело-Виста. Это было идеальное заведение, но Джулию снова стали мучить укоры совести: опять она предала брата! Не утешало и то, что в Сьело-Виста брат не знает никаких забот и живет припеваючи.
Судьба Томаса тоже связана с Мечтой. По-настоящему Мечта осуществится только тогда, когда у супругов будет достаточно свободного времени и денег, чтобы взять Томаса к себе.
– Томас, а что, если нам пойти погулять? – предложила Джулия.
Бобби оторвался от альбома. Томас и Джулия все так же держались за руки. После слов Джулии Тома? еще крепче вцепился в ее руку.
– Покатаемся на машине, – продолжала Джулия, – съездим на море. По пляжу побродим. Купим мороженое, а?
Томас встревоженно посмотрел в окно, на заключенный в раму кусочек голубого неба, на котором сновали и резвились белые чайки.
– Не-е, там плохо.
– Что ты, родной, просто немного ветрено.
– Я не про ветер.
– А то бы развлеклись.
– Там плохо, – повторил Томас и пожевал нижнюю губу.
Иногда Томас был не прочь совершить такую прогулку, а иногда и слышать о ней не хотел, словно сам воздух за стенами интерната – чистый яд. И уж если он превращался в затворника, то никакими уговорами его нельзя было выманить на улицу.
– Хорошо. Может, в следующий раз, – сдалась Джулия.
– Может, – Томас уставился в пол. – Сегодня правда плохо. Я.., чувствую.., плохо. По коже холодно.
Бобби и Джулия заводили разговор то о том, то о сем, но Томас уже наговорился. Он молчал, не смотрел в глаза и даже вида не показывал, что слушает.
Повисла пауза. Наконец Томас произнес:
– Посидите еще.
– Мы не уходим, – уверил его Бобби.
– Я не разговариваю.., но я не хочу.., чтобы вы ушли. – Мы знаем, малыш, – успокоила Джулия.
