Драконы не ревновали. Никто не ревнует партнершу, что для тебя всего лишь инструмент для твоего удовольствия или же азартное завоевание. Нет ревности, нет проблемы делиться. И уж тем более нет повода для соперничества там, где уже все доступно для нас обоих. Нет. Однако же я испытывал и ревность, и соперничество и ощущал это же от Рунта. А для него вообще все женщины ничто, безликая череда дырок. Почему ему нужно брать еще и ту единственную, что подходит и мне? Прежняя эгоистичная часть натуры пробудилась и подгрызала мое к нему отношение. Но ее легко было заткнуть весьма простым доводом: никогда, НИКОГДА! мне не было так ошеломляюще хорошо в сексе, как тогда, когда я делил Соню с Рунтом. Да, несомненно, я дико оголодал. Это, безусловно, сыграло свою роль. Но меня уносить и сейчас начинало, стоило прикрыть глаза и вспомнить, каково это было. Его загребущие руки, темные на фоне золотистой нежной кожи, шарящие по женскому, покорно гнущемуся телу, пока я беру ее без всякой жалости. Его рот, терзающий губы Сони, сжирающий стоны, которые выбиваю из нее я. Как он ее держит, давая мне полную власть вбивать себя в нее как угодно глубоко, и при этом вцепляется намертво, будто едва может сдержать потребность отнять. Смотреть, как он трахает ее сам. ЗНАТЬ уже, как она ощущается на моем члене, содрогаться от созвучия тому, что сейчас испытывает побратим, быть одновременно и внутри этого безумия, и взирать на него снаружи, практически захлебываясь волнами жара и сладости. Своей, Сониной, Рунта. Стискивать кулак, когда он натягивает ее волосы, заставляет прогибаться, кажется, почти до излома. Скрипеть зубами, понимая, как это – врезаться так, словно хочешь вышибить дух, а не дать высшее наслаждение. Вот оно! Отличие! То, что мы делали уже там, на берегу, утолив самую неотложную нужду в воде. Мы соперничали в способности провести Соню через максимум удовольствия. Каждый хотел этого для себя, но от нее. Для себя и для нее. Вот чего у меня не бывало. Да и у побратима, думаю, тоже. Ему ведь, как и мне во времена до проклятия, было в принципе плевать на удовольствие партнерши. Оно было всегда для себя. Именно удовлетворение своей похоти. Женские экстазы в процессе – это было лишь для своего опять же эго. Я хорош. Я. С Соней у нас то же самое?
– Все я помню, – огрызнулся побратим, мигом мрачнея.
Почему мне не поговорить с ним начистоту?
– Ты ведь можешь здесь найти женщину, – глянул я на него прямо.
– Да.
– Но не хочешь?
– Нет.
Странно. Разве в нашем тандеме не я жаден на общение?
– Почему? Разве тебе не все равно с кем?
– Все равно. Но хочу Соньку. – Он тоже уставился на меня в ответ, и я четко уловил загоревшийся в его взгляде вызов. – И я знаю, что тебе она одна подходит. Но нет, Рэй. Пока нет.
– Ты же понимаешь, что это просто мана тебя притягивает?
Для чего я это ему говорю? Из настоящей тревоги о его адекватности впоследствии? Должно быть исключительно так. Но нет. Это по меньшей мере неправда.
– Мне плевать. Просто хочу. – Да что за ришево упрямство! Вдоль хребта зачесалось, как если бы дракон незримо встопорщил острые пластины гребня.
– Ты оборотень. Подсядешь на ману, потом будет все не то, Рунт, – процедил я сквозь зубы.
Но этому идиоту похотливому все нипочем.
– Побратим, моя истинная мертва. Для меня все на этом свете не то. – Укол стыда за себя был сродни резкому удару клинка под ребра. Что я, эгоистичная скотина, знаю о потерях? О безвозвратных, таких, после которых не остается надежды. – Так почему не брать то, что в этом «не том» послаще? Хочешь Соньку всю себе? Прогнать меня пытаешься?
Часть меня хотела. Но стоило лишь вспомнить опять, каково это – ощущать тело Сони между нами, покорное, податливое, захваченное между нами, как в ловушку, из которой ей не вырваться, как ее эйфория хлещет через край, топя меня в экстазе, и мой разум мгновенно заволакивало пеленой такой жаркой похоти, какой не помню за собой, и эта часть затыкалась. И Рунт – мой побратим. Соня уйдет, а он останется. Стыдно ли мне, что сначала я думаю об удовольствии, а потом о дружбе? Что толку стыдиться, если пока все так, как есть.
– Ее хочу, – только и ответил ему и отвернулся. Признать вслух, что брать женщину именно с ним вместе – самый яркий сексуальный опыт в моей пресыщенной прежде подобными экспериментами жизни, как-то чересчур для меня.
– Рэй, я не зверь неразумный, соображаю, что она не двужильная. И понимаю, что тебе надо, – буркнул Рунт мне в спину, – но и мне тоже.
Спросить бы почему, да только уверен, не будет у моего побратима на это ответа. Да уж, мы взялись провести эту женщину через Пустошь, а через что она нас проведет?
Глава 21
В дверь комнаты, которую нам отвел Легби, постучали, отвлекая меня от стремительно нарастающей рефлексии перед предстоящей ночью. Как это будет? То есть технически-то я понимаю как, сам процесс возвратно-поступательных движений не открытие для меня. Тут вопрос в другом. В первый раз все вышло как-то само собой, на отходняке от адреналина и не без помощи подсунутой Рунтом возбуждающей огненной воды. А сегодня? Что, если я не смогу возбудиться? Или даже хотя бы достаточно расслабиться. Ага, прям как в тех дебильных шутках про изнасилование. Чего мужики от меня ждут? Такой же реакции, что и в первый раз? А если стану зажиматься и тормозить из-за того, что завестись с ходу не смогу, они разозлятся? Аж подташнивать начало, как подумалось, в какую катастрофу все может обратиться. Они станут раздражаться, я тоже черта с два смогу не психовать и зажмусь еще сильнее. Надо выпить? Ну да, благо печень вроде как и не моя.
– Открыто! – выкрикнула нервно, и внутрь просунулась кудлатая и бородатая башка хозяина дома.
– Ты это… Соня… – Он сам зашел только на полкорпуса, оставаясь наполовину в коридоре, будто совсем переступить порог опасался. – В сундуки глянь. Вона они у стены. Смотрю, одежка у тебя не очень. Так там много чего есть. Бери что хошь. Моя жена-то уже десятый год пошел, как померла. А добра я ей всякого, было дело, горами накупал. – Повеяло такой застарелой грустью, что я даже поежилась. – Лежит ведь. Никогда и не ношено. Бери.
– Спасибо. – Меня смущала сама идея брать вещи покойницы, но по факту было не до жиру. Из одежды у меня имелось только то, что на мне. Сбегая, даже те немногочисленные вещи, коими обзавелась, я собирать не стала. Не до того было. А как очнулась без платья после нападения троллематки, осталась в одной висящей мешком и порядком замызганной мужской рубашке и штанах. Переодеться, даже чтобы постираться, не во что.
Я открыла крышку ближайшего сундука и заглянула внутрь. Действительно стопки аккуратно сложенной женской одежды. Вот это сверху вполне себе…
– Ванна готова, сиятельная кио! Иди мой свое роскошное тельце, я намерен его хорошенько облизать повсюду, – раздался насмешливый голос Рунта из коридора, и Легби ойкнул и неуклюже отшатнулся, вываливаясь наружу. Оборотень шагнул внутрь и уставился на меня, стоящую над открытым сундуком. Нехорошо так прищурился и повернулся к хозяину дома: – Старина, мы же с Рэем тебе все четко сразу сказали.
