– А Нелай им всем нашептал что, мол, все концы спрячем, никто не прознает. Мол, пошли сранья тролля-самца выслеживать, а он вас порешил и сожрал, а забози ваши со всей поклажей с перепугу сами к форту прибились. Еще – что у вас в торбах ваших бездонных денег немеряно, вон же сколько за работу берете. Да и добра всякого, штук магических, что в Пустоши не раздобыть ни за какие деньги, полно, и забози ваши нам пригодятся, нашим кровь хорошую прилить. Но это все ерунда. Все ведь из-за Рафа и нее, – мальчишка покосился на меня. – Я же говорю – бешеный он стал совсем. Старейшина и сам его уже боится. Особенно с весны, как Раф Умку, бабу свою последнюю, замучал. Забил насмерть, как и остальных. Я от тебя-то с леденцами прибег, с Янси поделился, сидим. Тут из дома хозяйского шум да грохот. Пунси прибежал – нос расквашен, ревет. Сказывает, Раф примчался из дома Легби и давай бушевать. Все попрятались, чтобы под руку ему не попадаться. Она у него знаешь какая тяжелая? Он мне по весне ногу сломал, двинул так. А за что? Да ни за…
– Цыц, Фирсо! – оборвал его мигом помрачневший Рунт. – По делу сначала давай!
– Так я и по делу. Как поутихло, я из хлева-то выбрался да в подпол нырнул. А оттуда знаешь, как все разговоры слыхать? До словечка. А они там как раз и сговаривались. Из-за девки все же и затевается. Феру, дружок Рафа, и притравить вас предлагал для верности, дыму ядовитого в дом напустить, но тот ни в какую. А вдруг и она помрет, говорит. Нет, мол, пусть набалуются да спать улягутся. Мол, после того, как мужики бабу хорошенько поваляют, сон у них крепче некуда. Вот дождутся, чтобы тихо, да зарежут во сне все скопом. Легби их просил, что, мол не надо, одумайтесь. А они ему – молчи и место знай.
– А он и промолчал.
Рунт шумно вдохнул, поднимая голову и задирая подбородок. Будто больно ему стало. Скорее всего, так и есть. Оборотень, конечно, гад еще тот, бабник редкостный, и язык у него острый, но он… не злой. И мне показалось, к этому Легби он хорошо относился. Очень хорошо, с теплом, хоть и язвил. Привязан, может. Был. А я за Легби еще практически заступалась, дура. Злилась, что Рунт задел его, обидел на пустом месте. А он… Ну это же трусость и подлость какая! Противно как!
Меня передернуло, и я плотнее вжалась боком в Рэя. Он коротко глянул и поцеловал в висок.
– Значит так, Фирсо, ты сейчас спустишься, как пришел, и пойде…
– Нет! – сжал кулаки пацан, и я чуть не охнула, когда его кожу окутала едва заметная золотистая дымка. Ага! Я знала! – Я помочь хочу! Я умею драться!
– А ну молчок! – рыкнул оборотень. – Умеет он, шустрый, смотри. Не будет тут никто драться, балда. Что за драка – поселяне-люди против крашеров: ругару и полукровки дракона.
– Ага, Раф – здоровый бугай, а Феру – что тот орк, – насупился мальчик. – Огромный и злющий. Кулачищи – во! Еще десять человек с ними. Ножи у них и вилы. А ну как они тебя и дядю Рэя того…
– Фирсо, ничего они нам не сделают. А мы им – да. Но кто-то мог видеть, что ты к нам приходил. Или зацепит кто в горячах. Так что пока мы тут не разберемся, ты пойдешь и спрячешься так, чтобы тебя никто-никто до утра не нашел. Никто, даже приятели твои. Ты умеешь, я знаю. Понял?
– Понял, – повесил нос парнишка, и ревниво зыркнул на меня: – А она тогда как же? Ее не зацепят?
– Одну Соню мы уж всяко прикроем. Да и она же, сам сказал, Рафу целая нужна, никто в нее и не подумает метить. Давай, Фирсо, тихонечко вниз и беги прячься.
– Ну… ладно, – он шмыгнул носом и глянул исподлобья. Господи, как похож-то! – А ты это… возьмешь меня с собой потом, дядя Рунт? Я хочу, как вы, крашером стать. Возьми, а?
– Фирсо… ты же знаешь…
– Угу. Но вдруг бы ты захотел, – вздохнув еще раз, малец взобрался на подоконник и исчез в темноте.
– Эх, бедолага, сиротина – доля горькая среди людей. У нас в кланах такого не бывает, – пробормотал Рунт, тихонько прикрывая ставни.
– Сирота? – вырвалось у меня. – В смысле?
– Ты не знаешь, что это? – обернулся оборотень ко мне, изумленно. – У вас сирот, что ли, нет? Видать, хороший мир.
– Есть, к сожалению, у нас сироты. Даже при живых родителях бывают. Но Фирсо-то почему так назвал?
– Родителей его Пустошь забрала. Отца сначала, года три как, а год назад и… мать, – запнулся в конце самую малость, но я уловила.
Поморгала непонимающе. Может, мне почудилось? Да ну нет же! Там же чистая копия! И сияние это.
– А его отец или мать были твоей родней? – спросила все же на всякий.
– Нет.
– А хотя бы… ну такими, как ты, кто превращается?
– И близко нет, – мотнул головой Рунт. – Ругару в Пустоши не живут, Соня.
Ничего не понимаю. Может, он нарочно? Ну это тогда совсем козлизм тотальный. Собственного ребенка игнорировать, делать вид непонимающий. В упор отказаться видеть. Меня что-то прямо это завело вмиг. Сразу вспомнилось, что он мне с усмешкой кинул, что, мол, залеты – это проблемы самих женщин и они зелье пить должны.
– А позволь уж совсем нескромный вопрос: с матерью мальчика у тебя было что-то? – процедила я желчно.
– Что-то? – Блин, треснуть аж захотелось по самодовольной роже, на которой все открытым текстом написано. Было, еще как было. И выходит, еще и при живом муже, раз погиб тот недавно. Парню на вид лет семь, не меньше.
– Божечки, ну понимаешь же. Секс у вас был?
– Да ты никак ревновать меня решила? – ухмыльнулся Рунт. Ну вот! Говорю же, что одно лицо и гримасы! И кто о чем, а вшивый о бане. Конечно, делать мне нечего, ревновать его.
– Ты прикидываешься? Или правда не видишь ничего? Реально? А ты, Рэй? – повернулась я к блондину. Тот безразлично пожал плечами и качнул головой. – Да этот мальчик – сын твой! Алло, у вас одно лицо и ужимки один в один! Как можно не видеть? Да тут никакого теста ДНК не надо! Как белый день все! Рэй, ну скажи же!
– Да что за чушь! – хохотнул Рунт. – Быть этого не…
Да так и завис. Глаза остекленели. Считает и прикидывает, небось. Потом головой качать начал, моргая и нервно сглатывая.
– Нет… Нет… Я бы почуял… Увидел бы… Как так-то? – схватил себя за растрепанные пряди и давай дергать. – Риш меня забери и поколоти! Восемь лет же… Рэй? – В голосе оборотня прозвучало нечто очень напоминающее отчаяние.
Что плохого? Так не должно быть?
– Соня права, – очень невесело ответил блондин, – похож. Я не смотрел раньше. Мне ведь все равно, ты в курсе. Теперь вижу. Сожалею, побратим.
– Нет! – Рунт заметался по комнате, пнул кресло, шарахнул в стену кулаком. – Нет же! Как же так?
– Почему он так реагирует? – шепнула на ухо Рэю, напряженно отслеживавшему побратима.
– Ребенок рожден в Пустоши, – так же тихо ответил он.
– И?
– Рожденным тут нет дороги за пределы Пустоши, Соня. Запрещено законом и в Талетосе, и на побережье. Но даже если бы и не было… Местные не могут выжить без магии этого места вне его. Совсем.
