– С возвращением домой, дорогой! – начал Дон Вито, но, посмотрев на застывшее белое лицо, тихонько пискнул: – Не мешаем, приятного аппетита, мы в гостиной.
Для насыщения Феликсу потребовалось два бокала: один он выпил в чистом виде, второй разбавил красным вином и пошел с ним в гостиную, на ходу расстегивая пиджак.
Дон Вито ожидал на круглом столе у кресла, а Паблито прохаживался по диванной спинке. Поставив бокал на стол, Феликс включил светильник, снял пиджак, бросил его на диван и сел в кресло. Устремив взгляд на картину в простенке, он стал расстегивать пуговицы рубашки, затем снял с волос золотой зажим, и густые жесткие пряди рассыпались по плечам.
– Устал, дорогой? – Дон Вито участливо заглянул в лицо, черты которого медленно, но всё же оставляло внутреннее напряжение голодного вампира.
– Немного.
– Опять бестолковая суета?
– Не такая уж и бестолковая. – Взяв бокал, Феликс сделал небольшой глоток и поставил обратно. – Сегодня, например, труп попался – всё какое-то развлечение.
– Ах! – всплеснул лапками крыс, а ворон прекратил свои хождения по диванной спинке и заинтересованно уставился на Феликса. – И кто же этот несчастный?
Феликс рассказал в общих чертах и о духовном центре, и о его руководительнице-целительнице, задушенной поясом собственного халата, и о бумажке со словом «шарлатанка».
– Думаю, это сделал мужчина в возрасте, – подытожил он.
– Почему ты так решил? – каркнул Паблито.
– В восьмидесятые-девяностые были популярны зарубежные фильмы, в которых злодеи использовали такие вырезанные из газет и наклеенные на лист бумаги буквы. Молодому человеку в голову бы не пришло так стараться – просто распечатал бы текст на принтере или на лбу у неё фломастером написал. Но тут уже не моё дело, пускай полиция разбирается.
– А что с Алексом?
– Неясно пока. Но это дело времени, я всё равно выясню, кто он такой.
– В этом мы ничуть не сомневаемся!
Феликс распахнул расстегнутую рубашку, собираясь её снять, и в электрическом свете мягко блеснуло старое золото – круглый медальон на цепочке сложного плетения.
– Ты никогда не рассказывал об этом украшении. – Крыс указал крошечным пальчиком на медальон. – Наверное, у него тоже есть интересная история?
– Наверное. – Феликс встал, снял рубашку и бросил на кресло. – Но не сейчас, в другой раз.
Он ушел в спальню. Ворон с крысой дали ему время раздеться, лечь в постель и пришли следом.
Феликс лежал на спине, набросив простыню на бедра, и смотрел в потолок. Заслышав тихие шажки, он произнес, не меняя позы:
– Хочу отдыхать.
– Мы тихо-тихо-тихо…
Крыс забрался на прикроватный столик-подставку, а ворон вспорхнул на спинку кровати и уселся под висящим на стене арбалетом.
Спустя пару минут в тишине, Паблито не выдержал и проскрипел:
– А эти лошади…
– Какие лошади?
– Которых ты разводил и кормил своей кровью…
– Я не кормил их своей кровью.
– Ты же сам говорил…
– Пара капель – это не кормить.
– Ну ладно, подумаешь – детали! Так что, они вампирами становились? В чудовищ превращались? Волков догоняли и жрали их, да?
– Паблито! – сквозь зубы процедил Феликс. – Когда говорят: «Хочу отдохнуть», это хоть что-то для тебя значит?
Ворон демонстративно вздохнул, потоптался еще немного по кроватной спинке и притих.
Опустив веки, Феликс стал погружаться в дрёму и увидел сквозь ресницы прощально блеснувшие огни Кортрейка. Фландрия оставалась позади. Путь четырех карет и двух телег лежал в германское герцогство Ганновер. Луна выглянула из-за туч и осветила бледное от переживаний и страха лицо паренька, закутанного в черный плащ, капюшона которого он не пожелал снять даже в карете. Иногда, будто с трудом, он поднимал руку, отодвигал занавеску на окне и смотрел на просёлочную дорогу с редкими крестьянскими домами, проносившуюся мимо. А после переводил взгляд на своего спутника, сидящего напротив.
– Ничего не бойся, – произнес спутник. Он так же отодвинул занавеску, выглянул в окно, и лунный свет залил зыбким сиянием его мертвенно бледное лицо. – Папа Иннокентий просил меня вывезти тебя из Франции. Мы частенько оказывали услуги друг другу, поэтому – я вывезу тебя.
– На границе… меня же узнают… – сдавленно произнес парень. – А я ведь умер для Франции, меня узнают и сожгут как восставшего мертвеца.
Белые губы его спутника дрогнули в улыбке. Он приподнял часть сидения, вынул бутыль вина, бокал, наполнил его и протянул юноше. Тот сделал пару глотков, затем осушил бокал до дна, и глаза его быстро стали слипаться.
– Разбужу тебя в Германии, – последнее, что услышал юноша, перед тем как упасть на сидение и забыться сном.
Когда он затих, его спутник вынул из кармана камзола крошечный сосуд и сжал его в ладони.
За окнами кареты понёсся лес. Тишину облитых лунным серебром стволов и дорог рассекал кнут возницы и ржание лошадей, больше походивший на человеческий смех.
– Граница, господин! – крикнул возница.
Ногтем большого пальца господин вытолкнул стеклянную пробку крошечного сосуда и выплеснул его содержимое на спящего паренька. В мгновение тот стал невидимым, а плащ его упал на сидение.
Процессия остановилась у шлагбаума. Из первой кареты вышел человек в черном камзоле и громогласно произнес:
– Его светлость виконт Эрнандо Хавьер де ля Росса Ларио!
От караульного поста отошел офицер. Оглядывая кареты свозницами, он произнес:
– Заранее прошу прощения у его светлости, но не могли бы предъявить подорожную? И ещё мы должны осмотреть кареты. У нас все-таки война.
Открылась дверь второй кареты, и из неё вышел господин в одеждах темно-синего цвета.
– Ваша светлость, – слегка склонил голову офицер, – позвольте осмотреть кареты?
– Разумеется.
Господин отошел на обочину и замер, наблюдая, как офицер с солдатами осматривают кареты с обозом.
Спустя полчаса, офицер подошел к нему и произнёс:
– Можете следовать дальше.
Захлопнув дверь кареты, господин некоторое время наблюдал за проплывающими пейзажами, затем извлек другой флакон и выплеснул из него жидкость на соседнее сидение.
– Мы уже приехали? – захлопал сонными ресницами парень.
– Ещё нет. Но скоро приедем.
Путешествие продлилось трое суток. Днём они останавливались на постой, с заходом солнца возобновляли путь. За это время парень почти привык к своему молчаливому визави, но всё же обрадовался, когда в окнах кареты показались приграничные огни Ганноверского герцогства. Там их уже встречали. Парня немедля пересадили в другую карету, и они разъехались в разные стороны.
