Зайдя следом за хирургом, я на мгновение застопорилась, прикрывая глаза и настраиваясь на нужный лад. Нельзя видеть перед собой человека. Нельзя позволить его боли забраться ко мне в душу, иначе ничем не смогу ему помочь.
Так странно, глядя в голубые глаза пострадавшего, вижу перед собой Райво в тот момент, когда ему вспороли грудь и вытащили сердце. Я слышу крик, чувствую запах крови. Стоящая рядом медсестра пытается что-то сказать, но я хватаю её за запястье и сжимаю, чтобы молчала. Уже в порядке. Уже здесь и слышу слова доктора, вижу, как аккуратно, но уверенно вытаскивают обломки из тела раненного, как к его губам прикладывают смоченную морийской травой тряпку и как он медленно погружается в очередной сон без сновидений. Я рядом и в тот момент, когда врач взмахом руки требует подойти ближе и показывает, как разошлись края лёгкого, со стороны казавшееся просто пористой слизью. Это всё, что могу увидеть. Разные оттенки красного и синего, и чёрного, и кажется внутри шевелятся слизняки в такт ускоренного биения сердца. А может это моё бешеное сердцебиение?..
Движения хирурга завораживают своей точностью и скоростью, и я теряю нить происходящего, будто окунаясь в густой, красный туман. В воздухе стоит невообразимая вонь — одна из веток вспорола живот и пробила его насквозь, вывалив содержимое. Кишечник разорван, пострадали печень и почки. Доктор Флар сухим, безэмоциональным голосом перечисляет повреждения, споро проходясь по каждой ране специальным магическим прибором, подсвечивающим то, что скрывалось за внешним краем повреждений. И таким же тоном врач констатирует:
— С учётом всех травм и не имея возможности проведения ускоренной магической операции по сшиванию внутренних органов, дальнейшие действия считаю бессмысленной тратой времени, продлевающей агонию пострадавшего. Пациент не переживёт операцию. На этом всё.
— Что? — воскликнула очнувшись. Подняв голову, удивлённо уставилась на доктора. — Что вы имеете ввиду? Вы не хотите даже попробовать его спасти?!
Доктор стягивает с лица маску и устало смотрит на меня.
— У него задеты почти все важные органы. Порвано лёгкое, кишечник на лоскуты порезан, одну почку даже не сошьёшь — от неё ничего не осталось. Я уж не говорю о печени! Всё, что мы сделаем, только продлит его страдания. Он истечёт кровью задолго до конца операции.
— Он серый дракон. Как и вы. Хотя бы попробуйте! — тихо, но упрямо возразила ему, наклоняя голову, будто бык, собравшийся идти на таран. В операционной стало тихо.
— Ваше Высочество, я пытаюсь сказать, что даже с переливанием крови, что в восьми из десяти случаев приводит к отторжению, у нас не хватит времени, чтобы успеть всё зашить. Он умрёт на операционном столе в ближайшие несколько минут, — почти вкрадчиво и невероятно мягко ответил Флар. Его лицо смягчилось и он, пожевав губы, окинул залитую кровью поверхность стола и лежащего человека. — Это неизбежность нашей работы. Мы не всем можем помочь.
— Ошибаетесь, — хрипло ответила ему, плечами отодвигая молчащих медсестёр и касаясь плеч спящего мужчины. — Говорите, что делать. Я сама его спасу.
В ответ на мои слова показался ариус. Не сразу, но доктор заговорил. И под его чутким руководством я направила белую тьму в открытые раны пациента.
* * *
Из операционной я буквально вывалилась и тотчас опустилась на один из диванчиков в комнате отдыха медсестёр. У меня не осталось сил даже чтобы смыть пот с лица и кровь с рук, поэтому девушкам пришлось взять заботу обо мне на себя. Они обмыли щёки, лоб и шею, обтёрли руки, помогли стянуть испачканный кровью халат, и довели до комнаты отдыха, где, укутав в тёплое одеяло, выдали ещё и чашку с шиповником и лимоном. Прикрыв глаза и грея пальцы о край чашки, я с наслаждением и каким-то опустошением погрузилась в полудрёму, убаюканная тихим переливчатым шелестом дождя.
Не знаю сколько времени провела в операционной, сколько часов потребовалось, прежде чем смогла завершить начатое под чёткими инструкциями оживившегося доктора, который, когда я успешно сшила в единое ариусом самые серьёзные повреждения, сам приступил к операции. Вдвоём мы действовали почти синхронно и нам удалось сшить и соединить всё, даже кишечник, который ветвился странной изогнутой линией в моих руках. Это было нечто невероятное, и впервые в жизни я была полностью довольна тем, что сделала. Нет, сегодня я не освоила ничего нового, но закрепила то, что уже знала. Более того, благодаря мне крупные повреждения были закрыты без использования швов, а значит никаких перевязок и никакой вероятности заражения. И даже переливание крови прошло успешно! Когда мужчина очнётся только общая слабость будет напоминать ему о том, что с ним приключилось.
После сделанного я не чувствовала ног, а в руках ощущала странное онемение. Оно же отражалось и в том, что я почти потеряла связь с ариусом, настолько сильно выложилась сегодня в операционной и с теми детьми. Теперь могла только надеяться, что сила Никлоса перебьёт магию подводников и соль не вернётся на землю.
Пока я предавалась вялым размышлениям, меня разыскал взвинченный до предела Аксель. Его не пустили в операционную, а когда операция закончилась мы покинули комнату через другие двери, и телохранитель не знал, что я уже освободилась. Теперь он жутко переживал и всё повторял, что бал вот-вот начнётся, а мы ещё в городе, а я совсем не в себе, раз решилась оперировать ариусом, тем самым полностью себя измотав. Ему даже пришлось взять меня на руки и собственноручно отнести в карету, идя через задние ворота, чтобы люди не увидели меня в таком состоянии.
Дождь к вечеру вновь распоясался, усилившись до мощного ливня, бившего по телу как миллионы тончайших стрел. Оказавшись в карете, мы почти не слышали друг друга, настолько оглушительно барабанило по крыше, так что я отмахнулась от очередных бессмысленных слов Акселя и погрузилась в неглубокий сон, прерываемый каждой встреченной кочкой.
С приближением ко дворцу, мне становилось легче. Будто тоненькие ниточки между мной и Ником вступали в связь, гуляя по моим нервам, высвобождая из-под гнёта усталости. Я посвежела, а щёки порозовели, и я даже повеселела, из-под прикрытых глаз наблюдая как зло перебирает пальцами по обивке кресла Аксель.
Он не молод. В его волосах уже струилась лёгкая седина, а под глазами набухли мешки. В прошлом мужчина участвовал в войне против песков, лично огнём жёг демонов и теперь это пламя обитало на дне его бирюзовых зрачков, держась упрямой линией губ и вертикальной складкой между бровей. Его тревога объяснима — он переживал за меня, как за свой потерянный отряд, что был утоплен в зыбучем песке полевым командиром демонов.
Но каждый раз, когда пыталась побольше разузнать о том, с чем столкнулся мой телохранитель, он замыкался в себе, пряча истории за холодной маской видевшего смерть человека. Это сильно печалило, ведь я отчаянно искала человека опытного в таких делах, с кем могла бы разделить всё то, через что прошла сама.
Я видела так много смертей и так остро чувствовала собственную беспомощность и смертность, что иногда могла часами сидеть на месте, погружённая в мрачные воспоминания, где вновь лежу на снегу, видя сражающихся драконов в чёрном небе. Пронзительный ветер прорывается из прошлого в реальность, морозя грудь и сбивая дыхание. В такие моменты я деревенею. Начинает казаться, что мой поступок был бессмысленным и я не спасла Артана, а лишь отсрочила неизбежное. Глядя на Никлоса, я не верила, что он отступит и не попытается нарушить Сделку. Признаться честно, я и сама постоянно думала, как можно из неё вырваться.
