Фрай отошел от двери и сел на пол, прислонившись спиной к стене. Через несколько минут он начал различать шуршание в темноте. Воображение, успокаивал он себя. Старые страхи.
Вдруг что-то поползло по ноге под брюками. Что-то скользнуло в рукав и полезло вверх по руке. Что-то маленькое и противное промчалось на лицо, направляясь ко рту. Он плотно сжал губы. К глазам. Он зажмурился. Судорожно хватая рукой, он не мог поймать невидимое существо. Он включил фонарик. Никого. Никто не ползал по нему. Все исчезло. Он поежился. Фонарик остался гореть.
* * *
В четверг в 9 утра Хилари была разбужена зазвонившим телефоном. Вероятно, уборщица повернула рычажок на полную громкость, пронзительный звонок прорезал утреннюю тишину. Хилари, сонная, села в кровати.
Звонил Уэлли Топелис. Утром он читал газеты, был поражен случившимся.
Она попросила прочитать ей эту рубрику. Хилари облегченно вздохнула, услышав, что ее снимок и несколько строк под ним находились на шестой странице. В газету попало лишь то, что рассказала она и лейтенант Клеменса. Ни слова о Бруно Фрае. Никаких обвинений в лжесвидетельстве.
Хилари рассказала Уэлли все, что не попало в газету. Он пришел в ярость.
— Чертов полицейский! Строит дурацкие заключения, совершенно не зная человека. Я займусь этим. Не волнуйся.
— Каким образом?
— Я обращусь к кое-кому.
— К кому же?
— Например, к шефу полиции, он у меня в долгу. Кто устраивал концерты, весь сбор от которых пошел в фонд полиции?
— Ты?
— Черт побери, конечно!
— Что он сможет сделать?
— Пересмотреть дело.
— Когда один детектив обвинил меня во лжи?
— Этот полицейский просто ненормальный.
— Тебе придется долго доказывать это его шефу.
— Я буду настойчив, ягненок.
— Но как он сможет пересмотреть дело? Нужны новые улики.
— По крайней мере, он побеседует с шерифом из Напа Каунти.
— А шериф повторит то же самое. Он скажет, что Фрай сидел дома и готовил ужин.
— Значит, шериф болван, если принял за Фрая кого-то другого. А может быть, сам шериф лжет.
— Скажи это шефу, и он отправит нас в психиатрическую клинику.
— В таком случае я обращусь в частное сыскное бюро. Я знаю кое-кого. Хорошие ребята. Они найдут способ пересмотреть дело.
— Это будет дорого?
— Пополам со мной.
— Нет.
— Да.
— Ты так щедр, но...
— Никакая это не щедрость. Ты моя собственность, ягненок. И я плачу проценты, потому что хочу защитить свои интересы.
— Вздор. Ты очень щедрый, Уэлли. Но пока не обращайся туда. Второй детектив, лейтенант Клеменса, обещал заехать сегодня. Он еще верит мне, но сообщение шерифа очень смутило его. Я думаю, Клеменса может помочь. Если и с ним ничего не получится, тогда позвоним в сыскное бюро.
— Ну... ладно, — неохотно согласился Уэлли. — Но я пришлю телохранителя.
— Уэлли, не надо.
— Послушай, малыш, это решено. Не спорь с Дядей Уэлли.
— Но...
— Рано или поздно ты поймешь, что нельзя жить все время одной. Никто не может обойтись своими силами. Каждый, хотя бы однажды, нуждается в помощи. Ты должна была позвонить вчера.
— Я не хотела беспокоить тебя.
— Беспокоить?! Ты причинила мне больше беспокойства тем, что не позвонила. Малыш, конечно, хорошо быть независимой, но это становится невыносимым, когда человек не доверяет даже тому, кто принимает непосредственное участие в его судьбе. Ну, как насчет телохранителя?
— Хорошо, — вздохнула Хилари.
— Он будет через час. Позвони мне, когда переговоришь с Клеменса.
— Хорошо.
— Обещай.
— Обещаю.
— Ты спала ночью?
— Как ни странно, да.
— Может быть, я привезу тебе куриного супа. До свидания, дорогая.
— До свидания, Уэлли. Хорошо, что позвонил.
Хилари повесила трубку, взглянула на комод и улыбнулась. Уэлли прав: лучше всего нанять телохранителя и обратиться в частное сыскное бюро. Конечно, опрометчиво рассчитывать на свои силы. Она встала, накинула шелковый халат и подошла к комоду. Потом вынула ящики и отодвинула его в сторону на прежнее место, где ковер был заметно продавлен его тяжестью. Она вернулась к тумбочке, взяла нож и грустно улыбнулась. Вступить в рукопашную с Бруно Фраем? Драться на ножах с маньяком? Неужели она рассчитывала защитить себя таким способом?! Ей просто повезло вчера остаться в живых. К счастью, у нее оказался пистолет.
Чтобы отнести нож на кухню и одеться к приходу телохранителя, она отперла дверь, вышла в коридор и... страшно закричала, когда ее схватил Бруно Фрай и ударил о стену. От сильного удара головой у Хилари поплыли темные круги перед глазами. Фрай схватил ее за горло и прижал к стене. Левой рукой он разорвал халат и схватил ее за грудь.
Фрай, должно быть, слышал ее разговор с Уэлли, знал, что у нее нет пистолета и поэтому совершенно не боялся Хилари. Но он ничего не знал о ноже. Хилари вонзила лезвие в упругий мускулистый живот. Несколько секунд он словно не чувствовал боли. Потом Хилари почувствовала, как пальцы, сжимавшие горло, ослабли. Прямо на Хилари смотрели расширившиеся от страдания глаза, Фрай издал стон. Хилари ударила еще раз, прямо под ребра. Его лицо побледнело, потом стало серым, как пепел. Фрай взвыл, выпустил Хилари и, покачнувшись к противоположной стене, рухнул на пол.
Хилари всю передернуло от отвращения и боли, когда она поняла, что произошло, но она стояла, готовая к новому нападению Фрая, сжимая нож.
А тот с ужасом смотрел на живот. Из ран сочились струйки крови, заливая брюки и свитер.
Хилари опомнилась и бросилась в комнату. Захлопнув дверь, она заперла ее на ключ. С минуту она прислушивалась к стонам и проклятиям, доносившимся из коридора. Хилари боялась, что Фрай еще в состоянии сломать дверь. Ей показалось, что Фрай неуклюже направился к лестнице. Хилари схватила трубку и трясущимися пальцами набрала номер полиции.
* * *
Сука! Мерзкая сука!
Фрай просунул руку под свитер: сильно кровоточила рана, были задеты внутренности. Фрай зажал края раны, не давая жизни покинуть тело. Кровь просочилась сквозь кожу, перчатки, заливала пальцы.
Боли почти не чувствовалось. Жжение в животе. Покалывание в левом боку. Слабая пульсирующая боль.
Он чувствовал, что силы быстро покидают его. Он был беспомощен. Зажимая рану одной рукой, а другой ухватившись за перила, он сполз вниз. Пот градом лился с него. Он выбрался на улицу. Солнце больно ударило в глаза. Огромное безжалостное солнце с полнеба обожгло его. В мозгу словно запылали огоньки. Скрючившись от боли, он, волоча ноги, дошел до дымчато-серого фургона. Фрай взобрался на сиденье и, превозмогая боль, захлопнул дверцу. Управляя одной рукой, он доехал до бульвара Вилшайэр свернул направо, высматривая уединенную телефонную будку. Каждый дорожный ухаб отдавался в солнечном сплетении. Фраю временами казалось, что автомобили вокруг начинали увеличиваться в объеме, как надувные шары, и только усилием воли он возвращал им привычные очертания.
