— Увидимся в субботу.
Тони повернулся к лягушонку и сказал:
— Спасибо, приятель.
Лягушонок поскакал по дорожке и скрылся в высокой траве.
— Он смущается, когда его благодарят. Хилари засмеялась и закрыла дверь. Тони, весело посвистывая, направился к машине. Когда они отъехали от дома, Фрэнк спросил:
— О чем вы болтали?
— Я назначил ей свидание.
— Ей?
— Да.
— Благодари мертвеца.
— Благодари лягушонка.
— Что?
— Шутка.
Фрэнк переменил тему разговора:
— Уже четыре. Пока все сдадим, будет пять.
— Ты хочешь уйти домой вовремя?
— Все равно сегодня поздно заниматься делом Бобби.
— Да.
Помолчав, Фрэнк добавил:
— Хочешь выпить потом?
Тони не узнавал своего напарника. Впервые за три месяца совместной работы Фрэнк предложил вместе провести свободное время.
— Пару стаканчиков, — добавил Фрэнк. — Конечно, если у тебя нет других планов.
— Я свободен.
— Знаешь какое-нибудь местечко?
— "Болт-Хоул".
— Это не рядом с участком? Наши туда не ходят?
— Насколько мне известно, более отдаленного от участка бара не может быть. Это рядом с моим домом. На бульваре Санта-Моника.
— Хорошо. Там и встретимся.
Всю остальную дорогу до гаражей они молчали. «Что он хочет? — думал Тони. — Куда подевалась известная всем скрытность Фрэнка?»
* * *
В 4.30 медследователь приказал произвести вскрытие трупа Бруно Фрая. Следовало вскрыть тело в области живота, чтобы убедиться, что причиной смерти явились именно ножевые ранения.
Медследователь не мог вскрыть лично, потому что опаздывал на пятичасовой самолет до Сан-Франциско. Дело было поручено патологоанатому.
Мертвец неподвижно лежал в холодной комнате, на холодной каталке, накрытый белой простыней.
* * *
Хилари Томас чувствовала себя измученной. Силы оставили ее. Организм был истощен вследствие эмоционального напряжения.
Нервное возбуждение не покидало ее: любой шорох в доме она принимала за скрип половицы под ногами неизвестного. Когда ветер царапался о стекло веткой сосны, ей казалось, что кто-то открывает окно. Но и абсолютная тишина таила в себе нечто зловещее.
Чтобы расслабиться, Хилари всегда брала в руки книгу. Она окинула взглядом полки и взяла последний роман Джеймса Клэвелла. Хилари удобно устроилась в кресле и раскрыла книгу.
Примерно через полчаса пронзительный телефонный звонок заставил Хилари вздрогнуть. Она подняла трубку.
— Я слушаю.
В ответ молчание.
— Алло!
Через несколько секунд в трубке послышались гудки. Хилари положила трубку. Перепутали номер? Наверное. Но почему молчание? А если не номер? Если... что-нибудь другое?
Хватит заниматься ерундой! Рассердилась Хилари сама на себя. Фрай мертв и все позади. Тебе следует отдохнуть пару дней и успокоиться. Иначе закончишь свои дни в психушке.
Хилари устроилась в кресле читать дальше, но, почувствовав холод, от которого мурашки побежали по телу, она встала и вынула из шкафа шерстяной платок, села в кресло, поджала ноги и укрылась пледом. Через несколько минут она забыла о звонке.
* * *
Тони, придя домой, умылся, переоделся в джинсы и синюю клетчатую рубашку, сверху надел пиджак и отправился за два квартала к «Болт-Хоулу».
Фрэнк был уже там и сидел у задней стенки за перегородкой, потягивал виски. На нем был надет костюм и галстук: Фрэнк, по-видимому, не заезжал домой.
«Болт-Хоул», или просто «Хоул», как называли его завсегдатаи, представлял из себя резкое и уже исчезающее явление. На протяжении двух десятилетий в этой области наметилась тенденция к специализации баров. В крупных городах эта безумная идея была поддержана: возникали бары для голубых, для одиноких, появилась масса баров для фанатов всех разрядов. «Болт-Хоул» успешно отбивался от нововведений и смело шел против течения. Публика сюда заглядывала самая разнообразная. Слава Богу, здесь не было огромных шестифутовых телеэкранов, как в спортбарах. «Хоул» встречал посетителей мягким светом, чистотой, тихой музыкой, льющейся из музыкального автомата. Здесь можно было закусить и недорого выпить.
Тони сел напротив Фрэнка. У столика остановилась рыжеволосая официантка, знакомая Тони. Она взъерошила Тони волосы.
— Что хочешь, Ренуар?
— Миллион, «роллс-ройс» и вечную жизнь, — пошутил Тони.
— А еще?
— Бутылочку «Корз».
— Это в наших силах.
— Принесите мне еще виски, — попросил Фрэнк. Когда официантка ушла, Фрэнк спросил:
— Почему она назвала тебя Ренуаром?
— Так звали знаменитого французского художника.
— Да?
— Я художник, хотя не знаменитый и не француз. Пенни так дразнит меня.
— Ты рисуешь картины? — спросил Фрэнк. — Почему раньше об этом не говорил?
— Я пару раз было заводил разговор об искусстве, но тебя, я видел, это не интересовало. С таким же успехом я мог бы обсуждать с тобой вопросы грамматики языка суахили.
— Ты пишешь маслом?
— Да. Еще акварелью. Карандашом. Но в основном маслом.
— Сколько ты этим занимаешься?
— С детства.
— Что-нибудь продал?
— Я не пишу для продажи.
— А для чего?
— Для собственного удовольствия.
— Я бы хотел посмотреть.
— Мой музей работает в разное время, но я уверен, что визит состоится.
— Музей?
— Так я называю свою квартиру, она вся уставлена картинами.
* * *
Пенни принесла напитки. Фрэнк и Тони поговорили о Бобби Вальдесе. Затем повисло тягостное молчание.
В баре находилось около двух десятков посетителей. Аппетитно пахло жареным луком и готовящимся на кухне мясом. Наконец, Фрэнк сказал:
— Ты, наверное, хочешь знать, почему я пригласил тебя?
— Чтобы выпить.
— А еще, — Фрэнк помешал в стакане трубочкой. Кусочки льда застучали о край бокала. — Я тебе должен кое-что рассказать.
— Я думал, ты уже все сказал утром, в машине.
— Я вел себя как дерьмо.
— Но...
— Я говорю тебе, я вел себя, как дерьмо.
