— Что вам от меня нужно? Зачем всё это? — голос сорвался, слова говорила с трудом, страх сковал сердце, лишая возможность адекватно думать.
Кот состроил сочувствующую мину, а затем провёл рукой по моим волосам, не обратив внимание на то, как дёрнулась от его прикосновений.
— Мы хотим подружиться с тобой, Елена. Поверь, наша дружба особенная. Тебе будет хорошо.
— Пожалуйста! — умоляюще прошу, но он только ободряюще кивает, вкладывая телефон в мою руку.
— Просто делай то, что говорю. И всё будет хорошо. Всё будет замечательно. Поверь, мы не причиним тебе вреда. Никто не сделает тебе больно. Наоборот, всё станет очень здорово, когда ты будешь готова. Давай, ты же умница! Сделай это!
Он нажимает кнопку вызова и аккуратно заставляет поднести телефон к уху. Не сразу, но после гудков раздаётся сонный голос Катерины.
— Лен, какого чёрта ты так поздно звонишь? И вообще где тебя носит? Ты что марафон до Сочи бежишь? Трубку целый день не берёшь!
— Прости, забыла предупредить, — голос дрогнул, но я взяла себя в руки. — Я у тёти в деревне за городом, родители попросили помочь ей с уборкой дома. Из головы вылетело сказать тебе. За мной рано утром приехали, ты ещё спала.
— Какая тётя в Подмосковье, ты о чём? Ты же из Ангарска! — удивлённо заговорила она.
— Я не говорила о ней, не было повода. Ладно, меня зовут. Если будут спрашивать, говори, что я у тётки и когда вернусь — не знаю.
— А лекции? Ты же на бюджете! Исключат в два счёта!
Кот слышит разговор и знаками показывает, чтобы заканчивала. Голос дрожит сильнее, но я выдавливаю из себя:
— Семья на первом месте. Справлюсь. Пока, Катя.
И я вешаю трубку.
— Ты просто золото! — констатирует Артём. — Кот, оставь нас.
Парень забирает, почти вырывая из непослушных пальцев телефон, а затем уходит, оставляя нас наедине.
— Вот мы снова здесь, как будто не было всех этих дней, — спустя непродолжительное молчание, говорит Артём, присаживаясь рядом на матрас.
Подтягиваю ноги к себе, сжимаясь в комок. Мне жутко неудобно, из-за наручников кажется, что я голая и абсолютно беззащитная.
— Что тебе нужно? Зачем ты… похитил меня? Что ты делаешь?
— Ты особенная. Я же уже говорил об этом! — заговорил он. — Я увидел тебя в клубе и сразу понял, что ты можешь стать частью нашей семьи. Тогда не получилось сделать это, поэтому вынужден прибегнуть к такому способу. Уверяю тебя, совсем скоро ты изменишь своё мнение.
— Иди к чёрту, сектант хренов, — огрызнулась в ответ, вжимаясь в холодную стену. — Всё, чего добьёшься — заключения в тюремной камере!
Он только хмыкнул, а затем достал из кармана пакет с таблетками. Теми самыми таблетками, что предлагал тогда.
— Просто прими её, — сказал парень, протягивая ладонь.
Я отбила её в сторону и таблетка улетела куда-то в угол. Артём замахнулся, но в последний момент опустил руку и сжал зубы.
— Ты даже не представляешь, насколько они ценны, — процедил он.
В ответ отправила его по известному адресу.
— Ладно Лена, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
Он крикнул, зовя Кота. И дверь тотчас открылась, впуская его и ещё одного незнакомого парня, в руках которого шприц, наполненный светящейся голубой жидкостью.
В тот же миг Артём отдёрнул одеяло в сторону и одним движением растянул меня на матрасе, схватив свободную руку и отведя её в сторону, обнажая шею. Кот обхватил мои ноги и стиснул их с такой силой, что даже пошевельнуться не могла.
— Это для твоего же блага, — прошептал на ухо Артём, а затем отодвинулся, освобождая место для парня.
Я кричала долго, громко. Я молила, просила о помощи. Страх захлестнул с головой, любая мысль испарялась под действием адреналина и всё, что оставалось внутри — паника и желание бежать. Вырывалась как могла, чувствуя, как сдираю кожу на месте наручника, но меня держали слишком хорошо. Игла вошла как по маслу, он не раздумывая спустил поршень и жидкость огнём пошла по венам.
Кот обещал, что не будет боли. Он солгал.
* * *
— Не работает.
Голос звучит рядом, но, в тоже время, далеко-далеко. Как эхо, уходит и возвращается. Громко и совсем тихо. От боли сводит живот, мышцы горят, чувствую бисеринки пота, спускающиеся по коже, оставляя борозды из огненного жара, заполняющего каждую клеточку тела.
То, что он ввёл, как яд, как вирус, распространяется по телу, пытаясь влезть в мозг, разрушить мысли, переделать их, уничтожая, заменяя чем-то совершенно чуждым. Мне видятся ледяные водопады, неоново-голубые, струящиеся сквозь айсберги, падающие в холодные воды арктического моря с таким оглушающим шумом, похожим на грозовые раскаты, удары молнии о сухую землю. И кажется, что вместе с ними, падаю и я.
— Ещё одну инъекцию.
— Она умирает, Тёма. Тело отторгает наркотик.
— Введи ещё, — прохрипел Артём в ответ. — Она примет его, должна принять.
Меня переворачивают на спину, обнажают руку, накладывают жгут. Всё смутно, но я улавливаю происходящее и вяло пытаюсь сопротивляться, хотя в таком состоянии не уверенна, что смогла бы просто пошевелиться. Новая порция яда вошла в вену новой огненной струйкой, побежавшей вверх по руке.
— Все вон.
Артём кладёт мою голову на колени, аккуратно разглаживая спутанные волосы.
— Елена, послушай меня очень внимательно, — не сразу заговорил он, удерживая мои плечи, когда от новой порции боли начались судороги. — Ты должна принять его. Расслабься, позволь ему войти в тебя. Иначе умрёшь и всё будет зазря. Ты ведь не хочешь умереть?
Смерть? Что такое смерть? Мне больно здесь и сейчас! Больно потому, что внутри есть знание о том яде, которым наполнены вены. Знание о том, чем всё это закончится. Опасность! Это зло, что-то такое, что полностью изменит меня. Поэтому сопротивляюсь изо всех сил. Сопротивляюсь да так, что каждая волна боли сильнее предыдущей, но силы уходят. Во рту образовывается привкус крови, я ослепла и почти оглохла от такого невозможного шума воды! Айсберги рушатся, чудовищным грохотом падая в воду.
— Успокойся, — шепчет Артём. — Тише, дорогая, тише… Ничего плохого не происходит, ты сама себя накрутила. Это не яд. Не зло. Не наркотик. Это свобода. То, о чём мечтала. Просто прими её, вбери каждой клеточкой тела, и сама почувствуешь, как на самом деле здорово быть живой! По-настоящему живой!
Он всё говорит и говорит. Слова задевают мои инстинкты, пробуждая самое главное желание — желание выжить, несмотря ни на что.
Я сдаюсь и опускаю барьеры. Чем бы это ни было — оно во мне.
* * *
Свобода.
Дом.
